Она пошарила в соломенной сумке и вынула из нее простой конверт.

— У нас была полиция из Лондона, — сказала она, понизив голос. — Из Скотленд-Ярда. Интересовались Джемаймой. Спрашивали Гордона и меня тоже о том, где мы были в тот день, когда ее убили.

Мередит почувствовала прилив радости. Скотленд-Ярд! В голове прозвучало торжествующее «да!».

— И? — спросила она.

Джина оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что их подслушивают.

— Гордон там был, — сказала она.

— Что? В Лондоне? — Мередит схватила Джину за руку. — В день убийства?

— Полиция приехала, потому что они нашли открытку. На открытке была фотография Джемаймы. Мередит, он распихал эти открытки по всему Лондону. По крайней мере, в том районе, в котором предположительно жила Джемайма. Он признал это, когда полиция показала ему открытку.

— Открытка? С ее фотографией? С какой стати…

Джина стала объяснять, Мередит с трудом ее понимала: Национальная портретная галерея, фотография, какой-то конкурс, реклама. Гордон увидел открытку, когда несколько месяцев назад ездил в Лондон, купил бог знает сколько открыток и распространил их, словно объявления о розыске пропавшего человека.

— На обратной стороне открытки он написал номер своего мобильного телефона, — сказала Джина.

По рукам Мередит побежали ледяные мурашки.

— И кто-то ему позвонил? — прошептала она. — Он ее нашел?

— Не знаю, — ответила Джина. — Он сказал мне, что не был там. Мне он говорил, что ездил в Голландию.

— Когда?

— В тот день. Вы понимаете, в какой день. Когда Джемайму… Ну, вы знаете. Но этого он полиции не сказал. Он соврал им, сказал, что в тот день работал. Я спросила его, зачем он это сделал, а он ответил, что Клифф даст ему алиби.

— Почему он не сказал им, что ездил в Голландию?

— Вот и я его об этом же спросила. Он ответил, что не смог бы это доказать. Сказал, что выбросил все документы. А я сказала, что полиция может позвонить в отель, в котором он останавливался, или позвонить фермеру, у которого он совершал покупки, но… Мередит, не в этом дело.

— А в чем?

— Дело в том… — Джина облизнула губы, помада у нее была того же цвета, что и платье. — Я уже знала, понимаете?

— Что? — У Мередит закружилась голова. — Он был в Лондоне? В день ее гибели? Тогда почему вы не сказали…

— Потому что он не знал — и не знает, — что я его разоблачила. Он все время обходит какие-то темы, как бы я ни подбиралась, он не хочет о них говорить, просто уходит в сторону. Дважды он разозлился, в последний раз… он мне угрожал. А теперь я думаю: что, если это он? Что, если он… Я боюсь об этом подумать, но… Я боюсь и не знаю, что делать. — Она сунула в руки Мередит конверт. — Смотрите.

Мередит подсунула палец под клапан конверта — он не был заклеен, а просто сложен. В конверте находилось три предмета: два железнодорожных билета — в Лондон и обратно — и квитанция отеля на одну ночь, оплаченная кредитной картой, и Мередит поняла, что день, когда Гордон останавливался в отеле, был днем смерти Джемаймы.

— Я это нашла. Выносила мусор через день после его возвращения, и это лежало на дне корзины. Я бы и не заметила, если бы не уронила сережку в корзину для бумаг. Порылась там и увидела билет. Сразу поняла, что это такое, и решила, что он ездил в Лондон из-за Джемаймы. Подумала, что между ними не все кончено, как он меня в том уверял, а если и кончено, то они что-то между собой не решили. И я захотела сразу поговорить с ним об этом, но не стала. Я… вы знаете, как это бывает, когда боишься услышать правду?

— Какую правду? Господи, вы знали, что он с ней что-то сделал?

— Нет, нет! Я не знала, что она умерла! Я думала, что между ними не все кончено. Я думала, что он до сих пор ее любит и, если я задам ему вопрос, он мне об этом скажет. Тогда все будет кончено между нами, и она вернется, а я не хотела, чтобы она возвращалась.

Мередит прищурилась. Она могла распознать обман, если это и в самом деле был обман. Допустим, Джемайма и Гордон наладили отношения. Допустим, Джемайма намеревалась вернуться. Но если это было так, то что помешало бы Джине самой поехать в Лондон, разделаться с Джемаймой, сохранить билеты и квитанцию отеля и повесить преступление на Гордона? Прекрасная месть оскорбленной женщины.

И все же во всем этом что-то было не так. У Мередит загудело в голове от разных предположений.

— Я испугалась, — сказала Джина. — Здесь что-то не то, Мередит.

Мередит вернула ей конверт.

— Что ж, вы должны отнести это в полицию.

— Но они снова к нему придут. Гордон поймет, что это я его сдала, и если он ранил Джемайму…

— Джемайма мертва. Она не ранена. Она убита. И тот, кто ее убил, должен быть найден.

— Да. Конечно. Но если это Гордон… Да нет, не может быть, чтобы это был Гордон. Я отказываюсь верить… Наверняка есть какое-то объяснение.

— Так спросите его.

— Нет! Если это он, мне угрожает опасность… Мередит, разве вы сами не понимаете? Прошу вас, помогите мне… сама я не могу это сделать.

— Вы должны.

— Но разве вы…

— Нет. Вы знаете, как все было. Вам известно, что он солгал. Если я заявлю в полицию, вам все равно придется рассказать.

Джина молчала. Губы ее дрожали, плечи поникли. Мередит видела, что Джина обдумывает ее слова. Если билеты и квитанцию возьмет Мередит и отнесет их в местную полицию или отдаст копам из Скотленд-Ярда, она лишь повторит то, что ей кто-то рассказал. Полиция немедленно обратится к этому человеку, и Гордон Джосси все поймет, когда приедут детективы и станут задавать вопросы Джине.

У Джины полились слезы, но она их смахнула.

— Вы пойдете со мной? Я пойду в полицию, но я не могу сделать это одна. Это такое предательство. Возможно, тут ничего и нет, а если это так, то вы понимаете, что я делаю?

— Это ничего не значит, — сказала Мередит. — Мы обе это знаем.

— Да. Хорошо. — Джина опустила глаза. — Но если я пойду в полицию, то побоюсь войти туда и сказать… Что я буду делать, если они придут за Гордоном? Потому что они придут. Они увидят, что он солгал, они придут, и Гордон узнает. О господи! Господи! Зачем я это с собой сделала?

Дверь в «Гербер энд Хадсон» отворилась, оттуда высунулась голова Рэндолла Хадсона. Вид у него был недовольный, и он ясно дал это понять, сказав:

— Вы сегодня собираетесь работать, Мередит?

У нее загорелись щеки. Ей никогда еще не делали замечаний на работе.

— Хорошо, я пойду с вами, — тихо сказала она Джине Диккенс. — Будьте здесь в половине шестого. Прошу прощения, мистер Хадсон, — пробормотала она. — Непредвиденные осложнения. Я уже разобралась.

Последняя фраза не была правдивой. Хотя через несколько часов все и в самом деле разрешится.

Барбара Хейверс позвонила Линли с утра пораньше, в отсутствие Уинстона Нкаты. Не то чтобы ей хотелось утаить от Уинни, что она общается со своим давним напарником. Скорее это был вопрос времени. Барбара хотела поговорить с инспектором прежде, чем он приедет в тот день в Ярд. Для этого ей понадобилось позвонить с самого утра, и Барбара сделала это из своего гостиничного номера в Суэе.

Она застала Линли за завтраком. Он рассказал ей о том, как идут дела в Лондоне, осторожно высказался о роли Изабеллы Ардери на посту суперинтенданта, и это заставило Барбару задуматься над тем, что именно он от нее скрывает. Она узнала в этой сдержанности ту особую форму преданности Линли, объектом которой она и сама была долгое время, и по непонятной причине ощутила острую боль.

— Если она думает, что поймала убийцу, то почему не вызвала нас в Лондон? — спросила Барбара.

— Все произошло так быстро, что, думаю, сегодня она вам еще позвонит, — ответил Линли.

— Что вы сами обо всем этом думаете?

Барбаре было слышно, как звякают о фарфор приборы. Она представила себе Линли за столом: аккуратно сложенные газеты «Таймс» и «Гардиан», серебряный кофейник — все под рукой. Линли относился к тем мужчинам, которые наливают себе кофе, не пролив ни капли, а когда он помешивал его ложкой, то умудрялся делать это беззвучно. Барбара никогда не понимала, как это у него получается.