— Что-то вроде мертвой хватки? — спросила Барбара.

— Такого намерения у нее не было. Но на деле получалось именно так. А когда мужчина хотел отвоевать личное пространство, Джемайма не уступала, привязывалась еще сильнее. Наверное, парню казалось, будто ему перекрывают кислород, и он от нее избавлялся. Она плакала, обвиняла его в том, что он оказался не тем, кого она ждала… и влюблялась в другого парня.

— Но с Гордоном Джосси вышло по-другому?

— Вы о мертвой хватке? — Он покачал головой. — С ним она была очень близка. Похоже, ему это нравилось.

— Что вы о нем думаете? — спросила Барбара. — О том, что она с ним сошлась?

— Мне хотелось полюбить его, потому что он делал ее счастливой. Но в нем есть что-то такое, что мне не нравится. Он не похож на здешних парней. Я хотел, чтобы сестра нашла себе кого-то, успокоилась, создала семью, она ведь стремилась к этому, но я не верил, что с ним у нее получится. Я ей этого не говорил, да если бы и сказал, ничего бы не изменилось.

— Почему? — спросил Нката.

Барбара заметила, что он не притронулся к чаю. Но Уинстон никогда не был любителем чая. Пиво — другое дело, да и то в умеренном количестве. Уинстон был воздержанным почти как монах: мало пил, не курил, собственное тело для него было храмом.

— Стоило ей «безумно влюбиться», и все для нее было решено. Так что и вмешиваться было бессмысленно. В этот раз я подумал, что беспокоиться не о чем: Джемайма разочаруется в нем, как и в других. Пройдет несколько месяцев, и она снова начнет искать другого мужчину. Однако этого не произошло. Скоро она стала проводить в его доме все ночи. Потом они нашли участок на Полс-Лейн, купили его, построили дом. Я и не стал говорить с ней, просто понадеялся на лучшее. Казалось, что все наконец-то устроилось. Джемайма выглядела счастливой, начала свой бизнес — выпекала кексы в Рингвуде, а он занимался крышами. Они вроде бы любили друг друга.

— Кексы? — удивился Нката. — Что это за бизнес такой?

— «Королевские кексы». Звучит глупо? Но в кухонном деле Джемайма была мастерица, отлично пекла. У нее были постоянные клиенты, они покупали у нее кексы, искусно украшенные к особым датам — к дням рождения, юбилеям, банкетам и прочему. Джемайма открыла бизнес в Рингвуде, назвала свое заведение «Королевские кексы», и все у нее шло хорошо, но потом она вдруг оставила Джосси, бросила бизнес и уехала в Лондон.

Нката аккуратно записывал все.

— Гордон Джосси говорит, что не знает, почему Джемайма его оставила, — сказала Барбара.

— Он сказал мне, что у нее, должно быть, появился кто-то на стороне, потому она и уехала, — фыркнул Хастингс.

— А вам она что сказала?

— Что хочет подумать.

— И все?

— Все. Только это и сказала. Ей нужно время, чтобы подумать. — Хастингс потер лицо. — Я решил, что это неплохо — то, что она захотела уехать. Я подумал, что Джемайма не торопится, хочет разобраться в себе, прежде чем окончательно с кем-то соединится. Решил, что она правильно поступает.

— Но больше она ничего не сообщила?

— Ничего, сказала только, что уехала подумать. Она постоянно поддерживала со мной связь. Купила себе новый мобильник, потому что Гордон надоел ей своими звонками. Я не стал думать, что это значит, просто сделал вывод, что он хочет ее вернуть. Что ж, я тоже этого хотел.

— Вы тоже?

— Да. Она… она все, что у меня есть в жизни. Я хотел, чтобы она вернулась домой.

— Сюда, вы хотите сказать?

— Просто домой. В Хэмпшир.

Барбара кивнула и попросила его перечислить друзей и знакомых Джемаймы в здешних краях. Сказала также, что им понадобится — как ни прискорбно — знать, где он сам находился в тот день, когда погибла его сестра. Наконец они спросили, что ему известно о занятиях Джемаймы в Лондоне. Хастингс ответил, что знает немного, кроме того, что у нее кто-то появился, какой-то новый мужчина, в которого она безумно влюбилась. Ну, как обычно.

— Она назвала вам его имя?

— Ни звука не произнесла. Сказала только, что это совсем новые отношения, Джемайма боялась их испортить, она, мол, на седьмом небе от счастья, и это «тот самый». Впрочем, все это она говорила и раньше. Она всегда это говорила, так что я и внимания не обратил.

— Это все, что вы знаете? Ничего больше о нем не выяснили?

Хастингс задумался. Фрэнк, сидевший рядом с ним, нетерпеливо вздохнул и опустился на пол, но, когда Хастингс беспокойно пошевелился на стуле, собака тотчас поднялась и уставилась на хозяина. Хастингс улыбнулся псу и ласково потянул его за ухо.

— Она стала учиться катанию на коньках. Бог знает зачем, но такой уж она была. Там есть каток, названный как-то… не то в честь королевы, не то в честь принца Уэльского, и… — Он покачал головой. — Наверное, это ее тренер. На Джемайму это похоже. Кто-то катает ее по катку, обнимая за талию. Возможно, это ей понравилось. Может, она подумала, что человек, который не даст ей упасть, и есть тот, кто ей нужен.

— Значит, вот какой она была? — спросил Нката. — Делала неправильные выводы?

— Всегда принимала за любовь то, что не имело к ней никакого отношения, — сказал Хастингс.

Когда полицейские ушли, Робби Хастингс поднялся по лестнице. Он хотел смыть под душем запах мертвого пони. И еще ему нужно было поплакать.

Он вдруг сообразил, что детективы сказали ему очень мало: только то, что ее нашли на каком-то лондонском кладбище. А он ничего у них толком не спросил. Ни о том, как она умерла, ни в каком месте кладбищенской территории это случилось, ни даже когда это произошло. Он не спросил, кто ее нашел. Не спросил, что им удалось узнать. И, поняв все это, Роб испытал страшный стыд. Он плакал об этом так же сильно, как и о невосполнимой потере младшей сестры. Он чувствовал, что, пока у него была Джемайма, неважно, где она в этот момент находилась, он не был одинок. Но сейчас жизнь его кончилась. Он не представлял, как ему с этим справиться.

Но это было последним, что он мог себе позволить. Нужно действовать. Роб вышел из-под душа, надел чистую одежду и сел в «лендровер». Фрэнк вскочил на сиденье рядом с ним. Вместе с собакой Роб поехал на запад, к Рингвуду. По местным дорогам не разгонишься, и у Хастингса было время подумать. Думал он о Джемайме и о том, что она говорила ему по телефону из Лондона. Он пытался припомнить все, что могло указать на ее дорогу к смерти.

Возможно, убийство было случайным, хотя Роб в это не верил. Он не представлял себе, чтобы сестра стала жертвой человека, который посмотрел на нее и решил, что она — отличная цель для убийства ради убийства, столь распространенного в наши дни. Хастингса насторожило место совершения убийства — кладбище. Джемайма на кладбища не ходила. Последнее, о чем она стала бы думать, — это о смерти. Она никогда не читала некрологи, не ходила в кино, если знала, что главный герой фильма должен умереть, избегала книг с несчастливым концом и переворачивала газеты, если на первой странице, как это нередко бывает, публиковали сообщение о смерти. Так что если она по собственной воле поехала на кладбище, у нее была на это причина. И размышления о жизни Джемаймы навели Роба на мысль о причине, которую ему не хотелось рассматривать.

Свидание. Последний парень, в которого она влюбилась, возможно, был женат. Для Джемаймы это не имело значения. Женат или холост, с подругой или без подруги — такие тонкости она не рассматривала. Если между ней и каким-то мужчиной вспыхивала любовь, какой она ее себе представляла, ничто не мешало им соединиться. Она называла любовью то, что возникало между ними. И когда она называла это любовью, то рассчитывала, что чувство будет развиваться так, как она это представляла: два человека, предназначенные друг для друга, две половинки одной души (еще одно дурацкое ее определение) — эти люди чудесным образом находят друг друга и идут до конца, взявшись за руки. Когда этого не происходило, она привязывалась и требовала. «А что потом? — спросил он сам себя. — Что потом, Джемайма?»