— Паласиос! — заорал Фумеро, его голос эхом прокатился по лестнице.

Паласиос опустил глаза и исчез за дверью. Я вышел на площадку. Из приоткрытых соседских дверей во тьму вырывались клинья желтого света и выглядывали испуганные лица. Три темных силуэта терялись в нижних пролетах лестницы, и гром шагов удалялся, будто рокот ядовитого моря, оставлявший след страха и черноты.

В полночь мы снова услышали стук в дверь, но на этот раз другой, слабый, еле слышный. Отец, промывавший мне перекисью водорода рану на щеке, напряженно замер. Мы переглянулись. Стук повторился.

На мгновение я подумал, что это Фермин, спрятавшийся в темном углу на лестнице.

— Кто там? — спросил отец.

— Дон Анаклето, сеньор Семпере.

Отец перевел дыхание, и мы впустили профессора. Никогда прежде я не видел его таким бледным.

— Дон Анаклето, что с вами? Вам плохо? — спросил отец провожая его в гостиную.

У профессора в руках была свернутая газета, и он просто протянул ее нам, с выражением ужаса на лице. Бумага была еще теплой, типографская краска — свежей.

— Это завтрашний выпуск, — прошептал дон Анаклето. — Шестая страница.

Я сразу заметил под заголовком два фото: на одном был Фермин, более плотный, с более густыми волосами, моложе лет на пятнадцать-двадцать. А на другом — лицо женщины с закрытыми глазами и мраморной кожей. Мне понадобилось время, чтобы узнать ее, ведь мы виделись всегда в полумраке.

НИЩИЙ УБИВАЕТ ЖЕНЩИНУ СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ

Агентство новостей / Барселона

Полиция разыскивает нищего, который вчера вечером убил ударами ножа Нурию Монфорт Масдедеу, тридцати семи лет, жительницу Барселоны.

Преступление произошло днем, в районе Сан-Хервасио, где без всякого видимого повода она подверглась нападению со стороны нищего, который, по сведениям Главного полицейского управления, следил за ней по неустановленным причинам.

Убийца, Антонио Хосе Гутиеррес Алькайете, пятидесяти одного года, уроженец Билья Инмунда, провинция Касерес, является известным рецидивистом с серьезными психическими расстройствами. Ему удалось бежать из тюрьмы Модело шесть лет назад, и он до сих пор скрывается от властей под разными именами. В момент совершения преступления он был одет в сутану. Он вооружен и, по словам полицейских, очень опасен. Пока неизвестно, был ли мотив и имелась ли какая-то связь между убийцей и его жертвой, но источники в Главном полицейском управлении допускают такую вероятность. Жертва получила шесть ранений холодным оружием в область живота, груди и шеи. Нападение имело место вблизи школы, и свидетели из числа учеников известили учителей, которые, в свою очередь, вызвали полицию и «скорую». Из полицейского рапорта известно, что раны жертвы оказались смертельными. Женщина скончалась по пути в клиническую больницу Барселоны в 18.15.

Весь день от Фермина не было никаких известий. Отец настоял на том, чтобы мы открыли лавку как обычно и показывали всем своим видом, что все в порядке и мы ни в чем не замешаны. Полиция поставила одного агента напротив выхода, второй наблюдал за площадью Святой Анны, стоя, как изваяние, у портала церкви. Мы смотрели, как они дрожат от холода под проливным дождем, который начался на заре, попрятав руки в карманы, изо рта у них шел пар. Соседи не раз проходили мимо, косясь на витрину, но ни один покупатель не осмелился зайти. Я сказал:

— Уже, наверное, пошли слухи.

Отец молча кивнул. За все утро он не сказал мне ни слова и изъяснялся жестами. Газета, открытая на странице со статьей об убийстве Нурии Монфорт, лежала на прилавке, и каждые двадцать минут он с непроницаемым видом ее перечитывал. Все это время в наглухо закрытом пространстве его души копился и зрел гнев.

— Сколько ни перечитывай, правдой это не станет, — произнес я.

Отец поднял голову и сурово посмотрел на меня:

— Ты знал эту женщину? Нурию Монфорт?

— Раза два говорил с ней.

Лицо Нурии Монфорт встало перед глазами, и меня затошнило от собственной неискренности. Я продолжал ощущать ее запах, касание ее губ, видеть ее аккуратный стол, ее грустный и мудрый взгляд. «Раза два».

— О чем ты с ней говорил? Что между вами общего?

— Она была знакома с Хулианом Караксом, я спрашивал, что она о нем помнит. Вот и все. Ее отец — Исаак, хранитель Кладбища Забытых Книг, он дал мне ее адрес.

— Фермин ее знал?

— Нет.

— Уверен?

— Как ты можешь сомневаться в нем и верить этим бредням? Фермин о ней знал только то, что я рассказывал.

— Поэтому следил за ней?

— Да.

— По твоей просьбе?

Я не ответил. Отец вздохнул.

— Папа, ты не понимаешь…

— Разумеется. Ни тебя, ни Фермина, ни…

— Папа, насколько мы знаем Фермина, это совершенно невозможно.

— А знаем ли мы его? Получается, что даже его настоящее имя нам неизвестно.

— Ты ошибаешься на его счет.

— Нет, Даниель. Это ты ошибаешься, и во многом! Кто позволял тебе вмешиваться в жизнь других людей?!

— Я имею право говорить с кем хочу.

— Наверняка ты считаешь, что имеешь право не думать о последствиях.

— Ты хочешь сказать, что я виноват в смерти этой женщины?

— У этой женщины, как ты ее называешь, были имя и фамилия, и ты ее знал.

— Об этом мне напоминать не нужно, — сказал я со слезами на глазах.

Отец смотрел на меня, грустно качая головой.

— Боже мой, подумать страшно, как там бедный Исаак! — пробормотал он, обращаясь сам к себе.

— Я не виноват в ее смерти! — еле слышно проговорил я, надеясь, что, если буду повторять это достаточно часто, сам в это поверю.

Отец ушел в подсобку, сказав:

— Ты сам должен понимать, Даниель, за что ты в ответе, а за что нет! Иногда я уже не знаю, кто ты таков.

Я схватил плащ и выскочил на улицу, под дождь, туда, где никто меня не знал и никто не мог заглянуть мне в душу.

Под ледяным ливнем я шел, сам не зная куда. Перед моими опущенными глазами стоял образ бездыханной Нурии Монфорт на холодном мраморном столе, с телом, исколотым ножом. Город растворялся в дожде, на перекрестке улицы Фонтанелла я даже не посмотрел на светофор. Почувствовав тугой удар воздуха, я развернулся и увидел стену из металла и света, которая неслась на меня с огромной скоростью. В последний момент какой-то прохожий рванул меня назад и буквально вытащил из-под автобуса. Перед глазами у меня, едва ли не в сантиметре от моего лица, пронесся сверкающий бок чудовища; верная смерть, разминувшаяся со мной на долю секунды. Когда я осознал, что произошло, прохожий, который спас мне жизнь, уже удалялся по переходу: серый силуэт в плаще. Я не мог ни двигаться, ни даже дышать, а мой спаситель остановился на другой стороне улицы и смотрел на меня сквозь пелену дождя. Это был все тот же третий полицейский, Паласиос. Поток машин скрыл его от меня, а когда дорога очистилась, агент Паласиос уже исчез.

Не в силах больше ждать, я пришел к дому Беа. Мне необходимо было вспомнить то хорошее, что было в моей жизни, то, что исходило от нее. Бегом преодолев все пролеты лестницы и задохнувшись, я остановился перед дверью Агиларов. Трижды сильно ударив дверным молотком, я собрался с духом, откинул волосы со лба и вдруг осознал, что промок до костей. Но дело сделано. Если откроет сеньор Агилар с намерением переломать мне ноги или расквасить физиономию — что ж, чем раньше, тем лучше. Я ударил еще раз и наконец услышал за дверью шаги. Кто-то подозрительно глянул на меня через глазок.

— Кто там?

Это был голос Сесилии, одной из горничных Агиларов.

— Даниель Семпере, Сесилия.

Глазок закрылся, и послышался звук открывающихся замков и засовов на входной двери, которая, наконец, распахнулась, и на пороге возникла Сесилия, в чепчике и форменном платье, с подсвечником в руках. Судя по ее напуганному виду, я выглядел так, что краше в гроб кладут.

— Добрый вечер, Сесилия. Беа дома?