— А что Пепита, как она все это перенесла?

— С потрясающим присутствием духа, достойным для подражания. Соседки поддерживают в ней силы, наливая ей по капельке бренди, и когда я ее видел, наша Пепита спала без задних ног на своей софе, храпя как поденщик и извергая такие звуки, будто рвалась обивка на мебели.

— Чего от нее еще можно было ожидать? Фермин, я прощу вас остаться сегодня присмотреть за лавкой. Зайду на минутку проведать дона Федерико, в потом в театр с Барсело. У Даниеля тоже есть чем заняться.

Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы застать врасплох Фермина и отца, обменявшихся заговорщическими взглядами.

— Тоже мне, парочка сводников! — возмущенно воскликнул я.

Они все еще громко смеялись мне вслед, когда я выскакивал за дверь, а от меня буквально летели искры.

Холодный и пронизывающий ветер с моря подметал мостовую, оставляя за собой хлопья тумана. Стальное солнце рассыпало медно-красные отблески по крышам и часовням готического квартала. До свидания с Беа в университетском дворе оставалось еще несколько часов, и я решил испытать судьбу и нанести визит Нурии Монфорт, надеясь, что она все еще проживает по адресу, давным-давно данному мне ее отцом.

Площадь Сан Фелипе Нери, спрятавшаяся за древними крепостными стенами, казалась маленьким островком воздуха в лабиринте улочек, пронизывавших готический квартал. Оставшиеся со времен войны следы пулеметной картечи усеивали стены церкви, кучка детей играла в солдатики рядом с хранившими горькую память камнями. На скамье с полуоткрытой книгой на коленях сидела молодая женщина с серебристыми прядями в волосах, с рассеянной улыбкой наблюдая за игрой. Судя по указанному на клочке бумаги адресу, Нурия Монфорт жила в доме при входе на площадь. На почерневшей от времени каменной арке, украшавшей подъезд, еще можно было рассмотреть дату постройки: 1801 год. В глубине темного вестибюля едва различалась изогнутая спиралью лестница, уходившая вверх. Я взглянул на почтовые ящики. Имена жильцов были написаны на пожелтевших кусочках картона, вставленных в прорези.

Микель Молинер/Нурия Молинер

3 эт. — кв.2

Я стал осторожно подниматься по лестнице, опасаясь, что этот кукольный дом начнет рушиться, если я буду слишком сильно наступать на крохотные ступени. На каждой лестничной площадке было по две двери. Ни номеров, ни других опознавательных знаков. Дойдя до третьего этажа и выбрав одну их них наугад, я постучал. На лестнице пахло сыростью, старым камнем и глиной. Я постучал еще и еще, но никто не открыл. Тогда я решил попытать счастья с другой дверью, стукнув по ней несколько раз кулаком. Из квартиры доносились звуки включенного на полную громкость радио, передавали программу «Минуты размышления с отцом Мартином Кальсадо».

Дверь открыла немолодая сеньора в стеганом халате в бирюзовую клетку, тапочках и с головой, покрытой бигудями. В тусклом свете она напомнила мне водолаза в скафандре. За ее спиной бархатный голос отца Мартина благодарил за поддержку спонсора и покровителя программы — косметическую фирму «Аурорин», чью продукцию предпочитали все паломники к святилищу в Лурдесе, ибо благодаря ей, словно по мановению божественной десницы, мгновенно излечивались прыщи и угри, дерзнувшие запятнать своим появлением кожу христиан.

— Добрый день. Я ищу сеньору Монфорт.

— Нуриету? Вы ошиблись дверью, молодой человек. Она живет напротив.

— Простите. Я туда стучал, но, кажется, дома никого нет.

— Вы ведь не кредитор, правда? — тут же поинтересовалась сеньора с подозрением, выдающим большой опыт в подобных делах.

— Конечно нет. Я знакомый отца сеньоры.

— Ну, тогда ладно. Нуриета, наверное, внизу, читает. Вы разве не заметили ее, когда входили?

Спустившись во двор, я увидел, что женщина с посеребренными волосами все еще сидит на скамье с книгой в руках. Я внимательно рассмотрел ее. Нурия Монфорт была более чем привлекательной женщиной, с тонкими чертами лица и фигурой как на картинках модных журналов, молодость, казалось, так и лучилась в ее глазах. В ее хрупком изящном силуэте было что-то, напомнившее ее отца. Я предположил, что ей сейчас должно быть за сорок, принимая во внимание седые пряди и морщинки на лице, которое в полумраке могло показаться лет на десять моложе.

— Сеньора Монфорт?

Она посмотрела на меня невидящим взглядом, словно никак не могла очнуться от глубокого сна.

— Меня зовут Даниель Семпере. Ваш отец некоторое время назад дал мне ваш адрес и сказал, что вы, возможно, могли бы мне рассказать о Хулиане Караксе.

Когда я произнес это имя, мечтательное выражение мгновенно исчезло с ее лица. К тому же ссылаться на ее отца было с моей стороны ошибкой.

— Что именно вы хотите знать? — спросила Нурия с тревогой в голосе.

Я почувствовал, что если сразу не завоюю ее доверие, то не смогу сделать это никогда. Единственное, что мне оставалось, это рассказать правду.

— Позвольте мне все объяснить. Восемь лет назад, на Кладбище Забытых Книг, совершенно случайно, я обнаружил роман Хулиана Каракса, который вы спрятали там от человека по имени Лаин Кубер, уничтожавшего книги Каракса, — сказал я.

Она пристально посмотрела на меня, боясь пошевелиться, словно мир вот-вот был готов обрушиться на нее.

— Я отниму у вас всего несколько минут, — добавил я. — Обещаю.

Нурия удрученно кивнула.

— Как там мой отец? — спросила она, избегая моего взгляда.

— Хорошо. Постарел, конечно. Он очень скучает без вас.

У Нурии вырвался вздох, значение которого осталось для меня загадкой.

— Лучше поднимемся в дом. Мне не хотелось бы говорить об этом на улице.

Квартира, в которой жила Нурия Монфорт, была погружена во мрак. Узкий коридор вел в столовую, служившую одновременно кухней, библиотекой и рабочим кабинетом. Проходя по квартире, я также заметил скромную спальню без окон. Это было все. Впрочем, имелась еще крохотная ванная комната, в которой не было даже душа и сквозь стены которой в квартиру проникали всевозможные запахи: от ароматов кухни из бара внизу до дыхания канализационных и водосточных труб, которым перевалило уже за сотню лет. Квартиру заполняли бесконечные сумерки, она была словно пятно тени между выцветших стен. В ней пахло крепким табаком, холодом и разлукой. Нурия Монфорт наблюдала за мной, пока я старательно делал вид, будто не замечаю ветхости ее жилища.

— Я всегда спускаюсь на улицу почитать, ведь здесь почти нет света, — сказал она. — Муж обещал подарить мне настольную лампу, когда вернется домой.

— Он в отъезде?

— Микель в тюрьме.

— Простите, я не знал…

— Вам и незачем было бы знать. Мне не стыдно говорить об этом, потому что мой муж не преступник. В этот раз его забрали за то, что он печатал листовки для профсоюза металлургов. Это было два года назад. Соседи думают, что он уехал по делам в Америку. Отец тоже ни о чем не подозревает, и я не хотела бы, чтобы он узнал…

— Не беспокойтесь. От меня он ничего не узнает, — заверил ее я.

Воцарилась напряженная тишина, и я подумал, что Нурия, возможно, приняла меня за человека, подосланного ее отцом.

— Должно быть, тяжело вести хозяйство и дом одной, — сказал я первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то заполнить неловкую паузу.

— Да, нелегко. Я кое-что зарабатываю переводами, но, когда муж в тюрьме, расходов много. Почти все уходит на адвокатов, и я вся в долгах как в шелках. Работа переводчика почти так же мало оплачивается, как работа писателя.

Она смотрела на меня, словно ожидая ответа. Я лишь покорно улыбнулся:

— Вы переводите книги?

— Уже нет. Сейчас я стала переводить формуляры, договоры, таможенные документы, это выгоднее. Перевод книг приносит гроши — правда, это все же несколько больше, чем платят за их написание. Товарищество жильцов уже несколько раз пыталось выселить меня. То, что я задерживаю квартплату, еще полбеды. Я, такая-разэдакая, владею иностранными языками, ношу брюки. Некоторые вообще вообразили, будто у меня здесь дом свиданий. Эх, да разве так бы я жила…