Я встречалась с Джеком с Рождества — с того запоминающегося бала в Гамильтон-Холле. В этом ощущалась какая-то неизбежность, я жила будто во сне. Сначала я вроде ему вовсе не нравилась и он злился на меня — возможно, потому, что я походила на Линдли, которая причинила ему сильную боль. Все об этом знали. Но по мере того как мы становились ближе, я убеждала себя, что это не важно и что все нормально, ведь Линдли первая порвала с Джеком. Решение принадлежало именно ей.

Я целое лето рыбачила вместе с ним и порой не появлялась дома сутками. Три дня мы работали вблизи Острова желтых собак, четыре — в Мэритаймс, уже за канадской границей. Там стояло триста ловушек и еще столько же — у Бейкерс. Отец Джека болел. «От воды и от выпивки» — так выражался Джек, намекая, что отец полжизни провел в море, а полжизни — в прибрежных барах. Итогом стали разрушенная печень и запущенный артрит. Больше он не мог рыбачить.

Джек пытался привлечь брата, Джей-Джея, к работе, но тот был равнодушен к ловле омаров и вдобавок страдал морской болезнью. Поэтому Джек нанял меня. Официально я жила на острове с Мэй, но большую часть времени проводила в лодке с Джеком.

На той неделе, когда Линдли вернулась, мы рыбачили в Мэритаймс, а на обратном пути разбили лагерь на острове Шоулз, потому что оба хотели хоть немного побыть на твердой земле. Я была не прочь провести несколько дней на острове, просто чтобы отдохнуть.

На кухне горела лампа, хотя уже перевалило за полночь, и Мэй не ожидала моего возвращения еще минимум сутки. Я знала, что Бизер в Калифорнии, и отчаянно надеялась, что меня не поджидает мать.

Но это была не Мэй. За столом на кухне сидела Линдли. Она крепко обняла меня.

— Я так по тебе скучала! — воскликнула она. — Даже не думала, что еще сюда вернусь. Господи, ты только посмотри на себя. Так похорошела за этот год.

— А я думала, ты уехала в колледж.

— Нет. Никакого колледжа не будет.

Она спала в постели со мной, сказав, что не хочет оставаться одна. Я лежала без сна всю ночь, глядя в окно и стараясь не тревожить сестру, пока не заалел самый яркий на моей памяти рассвет.

Она привезла с собой фотографию Джека времен школьного выпуска. Снимок выпал из кармана, когда я подобрала джинсы Линдли с пола. Фотография была смятая и выцветшая. Я хранила точно такую же, хоть и менее потрепанную.

Я говорила по рации с Джеком, когда Линдли спустилась к завтраку. Она казалась тоньше и старше, хотя до нашего восемнадцатого дня рождения оставался еще месяц.

— С кем ты разговаривала? — спросила она.

— С Джеком.

— С моим Джеком?

Я встала и насыпала ей хлопьев. Несомненно, Линдли хотелось знать, что между нами происходит, но я пока не желала об этом говорить.

— Ты сказала ему, что я вернулась? — поинтересовалась сестра. Ее голос прозвучал неуверенно. Она не знала, как Джек отнесется к ее приезду.

— Пока нет, — ответила я, будто это был большой секрет. Да, был — только не то, о чем она подумала.

Я положила в миску с хлопьями клубнику, потому что помнила — Линдли ее любит.

— Здесь ничего не едят, кроме хлопьев? — спросила она, насыпала три полные ложки сахара и опустошила всю миску. А потом сделала нечто странное: сняла серебряные сережки, которые купила на Гарвард-сквер, и подтолкнула их по столу ко мне.

— Что ты делаешь? — подозрительно спросила я.

— Все мое — твое, — сказала сестра, таким образом дав мне понять, что знает про нас с Джеком. Линдли долго смотрела на меня, а потом взяла миску и пошла за добавкой.

Я оставила серьги на столе, поскольку понятия не имела, что делать. Линдли вернулась за стол и съела вторую порцию хлопьев, как будто ничего особенного не произошло.

Наконец она закончила, отнесла обе миски в раковину и вымыла соленой водой, а потом вытерла полотенцем, чтобы на них не осталось белого налета. Прежде я никогда не видела, чтобы она убирала за собой посуду.

— Прекрасный день, — спокойно произнесла Линдли. — Будет жарко.

Небо еще было алым от зари.

— Пойду посмотрю на наш дом, — продолжала сестра, выходя. Это было традицией — осматривать дом Бойнтонов и проверять, как он перенес зиму. Обычно мы ходили туда вместе. Но на сей раз она даже не спросила, хочу ли я пойти с ней. И не забрала серьги.

Я так и не сказала Джеку, что Линдли вернулась. Теперь, после случившегося, кажется очень странным, что мы так и не поговорили, но это правда.

Уже стемнело, когда он приехал, и море было неспокойным: приближался шторм. Я стояла на пристани и ждала его. Когда Джек приблизился к причалу, я даже не стала дожидаться, пока он привяжет лодку, а просто прыгнула в нее — довольно опасный поступок, потому что она так и плясала на волнах. Наверное, он хотел погостить на острове хотя бы немного, но я попросила:

— Увези меня отсюда.

Он понял, что я расстроена. Наверное, решил, что я поругалась с Мэй, ну или что-то в этом роде. В те дни я часто ссорилась с матерью. Если только что-нибудь ее не отвлекало, мы вечно из-за чего-нибудь спорили, обычно из-за пустяков — например, кто оставил воду включенной или забыл поднять стапеля. Жизнь на Острове желтых собак мало напоминала то, о чем я мечтала минувшей зимой, когда больше всего на свете хотела вернуться домой и считала дни до возвращения.

В ловушках на омаров есть крошечная дверца, которую называют «черным ходом». Она сделана из дерева. Я заметила ее, когда мы выуживали ловушки. Джек объяснил, что дверца нужна, чтобы омар мог выбраться на волю, если рыбак не вернется за ловушкой. Дерево быстро сгниет, и омар освободится. Очень гуманно. Не знаю, новое ли это изобретение, или ловушки всегда снабжались «черным ходом». А может быть, «ход» просто был не нужен в те времена, когда ловушка целиком делалась из дерева.

В конце долгого дня, проведенного вдвоем, мы вытащили одну из таких старых деревянных ловушек — у Джека их было несколько штук. Я поискала «черный ход», но не нашла. Джек уже сменил наживку и собирался забросить ловушку вновь, но я буквально помешалась на том, чтобы найти дверцу, и рассматривала ящик со всех сторон, пытаясь понять, каким образом омар сможет выбраться.

— Что ты делаешь? — наконец спросил Джек.

И тогда я сказала, что больше не хочу с ним встречаться.

Он чуть не рассмеялся — так это было внезапно, — но, когда посмотрел на меня, я не выдержала и заплакала. Джек раньше никогда не видел моих слез: я не из тех, кто плачет по пустякам.

— Я больше не могу с тобой встречаться, — сказала я.

Джек понял, что я не шучу.

— Какого черта?..

Я не могла объяснить, потому что не хотела, чтобы он знал о Линдли, — во всяком случае, не сейчас. Я не сомневалась: если рассказать ему о возвращении сестры, он быстро позабудет о нашем разрыве. Это была странная логика, но я так чувствовала.

Сначала лицо Джека побагровело, потом с него медленно сошли все краски. Я застыла на месте, ожидая удара. Я уже видела, как люди белеют от ярости, — с Кэлом это случалось не раз. Такое зрелище ни с чем не спутаешь. Я действительно думала, что Джек меня ударит. Но он этого не сделал. Стоял и целую вечность смотрел на меня, а потом проговорил ледяным голосом:

— О Боже, опять.

Сначала я не поняла, что это значит. «Опять»? Мы никогда еще не прерывали наших отношений, даже не ссорились всерьез. Почему же — «опять»?

А потом до меня дошло. Джек выбрал абсолютно правильное слово. В чем бы я себя ни убеждала, инстинкты твердили об одном: не говорить Джеку, что Линдли вернулась. Он любил ее, с тех пор как повстречал. Я была лишь дублером, максимально приближенным к идеалу, то есть к моей сестре-двойняшке. Будь я честна с собой, поняла бы, что всегда это сознавала. Удар, который нанес мне Джек своими словами, пришелся прямо в сердце. И это похуже физической боли, скажу я вам.

Джек в ярости завел мотор и пустил лодку на полную скорость.

Когда мы обогнули остров с подветренной стороны, в виду скалистых утесов Бэк-Бич, лодка замедлила ход, поначалу едва заметно. Я посмотрела вверх. Небо было нестерпимо яркое, и только на севере сгустились черные тучи — там оно казалось пустым, будто целый кусок небосвода исчез. Я хотела что-то сказать Джеку, предупредить, чтобы он не сбавлял скорость, потому что течение и прибой могли перевернуть лодку и разбить о скалы. Я побежала на нос и наклонилась к воде, пытаясь разглядеть камни среди теней.