Я сдалась и рассказала все. Мне было стыдно, что я молчала до сих пор, и меня словно прорвало — слова текли неудержимым потоком. И это помогло. Мы с Линдли так и не сблизились до конца, но теперь я знала, что она мне вновь доверяет.

Когда обозначенная в билете дата минула, Кэл принялся звонить на остров. Я слышала один из его разговоров с Мэй.

— Чего тебе надо? — поинтересовалась она.

— Чтобы моя дочь вернулась.

— Привыкай к разочарованиям, — ответила Мэй.

— Передай ей, что она нужна матери. Скажи, если она не вернется сама, я не отвечаю за последствия!

— Пожалуйста, поконкретнее, — попросила Мэй. — У меня включен диктофон.

Она выключила связь. Но я увидела в коридоре тень и поняла, что Линдли все слышала.

Через два дня Джек оставил у нас письмо, адресованное сестре. Оно лежало на кухонном столе нераспечатанным, пока Мэй не спросила меня, в чем дело. Тогда я отнесла его наверх и положила на кровать Линдли. Она к нему не притронулась. Через три дня нам исполнилось семнадцать, и тогда я открыла письмо.

«В конце недели я уезжаю в Канаду, — написал Джек. — Выходи за меня замуж».

Скотчем к письму было приклеено завернутое в бумажку кольцо. Серебряное, с маленьким бриллиантом в простой оправе. Наверное, на его покупку Джек потратил все, что заработал за месяц на ловле омаров.

Линдли смотрела из окна на дом Бойнтонов. Я прочла ей письмо и стала ждать ответа. Точно так же, наверное, пришлось бы ждать Джеку, если бы он сделал предложение лично.

Я выглянула в окно, чтобы понять, куда она смотрит. Старый дом нуждался в ремонте. Веранду наполовину снесли: минувшим летом Кэл хотел заменить сгнившие половицы, но так и не закончил работу.

— Он рухнет, — сказала Линдли, не отрывая глаз от дома.

— Может быть.

— Вдруг в следующий раз Кэл ее убьет? — спросила она, вспомнив сломанную челюсть Эммы. — А меня не будет рядом, чтобы его остановить.

— В прошлый раз тебя тоже не оказалось рядом, — напомнила я.

Линдли улыбнулась.

— С каких это пор ты начала верить в вечную любовь и прочую чепуху?

— Не знаю, — искренне ответила я. — С сегодняшнего дня, наверное.

К вечеру я помогла ей собрать вещи.

В пять нас накрыл туман. Ева сообщила по радио, что не может приехать. У нее было четыре сумки с продуктами для праздничного ужина, но она застряла в Салеме.

Отчасти я испытала облегчение оттого, что она не приедет. Праздничный ужин, который готовили Ева и Мэй, был давней традицией. Но каждый год в этот день бабушка читала кружево, а сегодня мне страшно было подумать о том, что она может там увидеть.

Я надеялась, что туман рано или поздно развеется и тогда я отправлю Линдли к Джеку. Я не хотела, чтобы кто-нибудь встал у них на пути.

Мэй приложила максимум усилий, чтобы организовать праздник. Кроме сандвичей, нам было нечего поставить на стол, но зато Мэй испекла пирог и вставила в него огромную свечу.

После ужина мы остались сидеть за столом. Никто не знал, что делать. Мы привыкли, что нашими вечеринками руководит Ева, но сегодня ее не было. Потом Бизер пошел мыть посуду. Мэй сидела и наблюдала за нами. Мы рассматривали туман, который сгущался с каждой минутой.

— Если б я не знала наверняка, — сказала Мэй, — то предположила бы, что сейчас вы предпочли быть где-то в другом месте…

— Нет, — слишком поспешно ответила я.

— Отличный праздник, — сказала Линдли. Она подошла и поцеловала Мэй в щеку — прежде я никогда такого не видела. — Спасибо за прекрасную вечеринку.

Мать улыбнулась.

— Всегда пожалуйста.

— Давайте поиграем, — предложил Бизер, вернувшись в комнату. Он принялся раскладывать «Монополию», но тут Мэй вдруг о чем-то вспомнила и жестом остановила его.

— Вы забыли про нашу традицию, — сказала она, открывая верхний ящик шкафа и доставая кружево.

— Но ты не Читающая, — напомнила я.

— Если ты не видела, как я читаю, это не значит, что я не умею.

— Сначала мне. — Я решила любой ценой отсрочить чтение для Линдли.

Мэй подержала кружево перед моим лицом. Почти не дыша, я пыталась очистить сознание, не думать о Линдли, Джеке и обо всем, что могло случиться.

В паутине нитей быстро создалась картинка. Все ее увидели, кроме Бизера. Впоследствии Мэй заявляла, что ничего не заметила, но я-то видела, как изменилось ее лицо.

В кружеве возникла тетушка Эмма. Сильно избитая, с порезанным лицом и веками.

Линдли охнула. Мэй уронила кружево. Мы долго сидели молча.

— Что ты видела? — спросил Бизер.

— Ничего, — сказала Мэй. — Вообще ничего. — Она встала и убрала кружево. — Уже поздно. Вы устали.

Мы с Линдли без единого слова пошли наверх. Сестра не хотела, чтоб я видела ее слезы.

— Почему она не бросит Кэла? — спросила она.

— Не знаю, — ответила я, открывая дверь.

Я подняла штору, выглянула и увидела на мгновение луч маяка. Всего лишь зеленая вспышка — но она была.

— Туман рассеивается, — указала я на маяк.

Линдли повернулась к окну.

— Совпадение, — объяснила я.

— Что?

— Туман рассеивается. Это знак, что все будет хорошо.

Она попыталась улыбнуться.

Линдли можно было вывезти с острова только с началом прилива. Я заранее отогнала «Китобой» на Бэк-Бич и привязала к носу лодки длинную веревку. Я решила, что, когда вода поднимется и покроет скалы, я посажу Линдли в лодку и поведу на буксире вдоль берега, пока «Китобой» не минует скалистый мыс. Потом брошу сестре веревку, и Линдли позволит лодке дрейфовать к Мизерис. Она включит мотор, лишь когда острова останутся позади и никто не услышит шум. К полуночи она окажется у салемской пристани.

В доме было темно, когда мы вышли. Медленно закрыли дверь, чтобы не скрипнула, и пошли молча через бейсбольную площадку. Чемодан несли по очереди. Мы миновали старую машину, где я обнаружила Линдли и Джека, — это случилось как будто целую вечность назад, а не прошлым летом. Миновали дом Бойнтонов с разобранной на доски верандой — они лежали у крыльца и гнили. Линдли не смотрела ни на дом, ни на веранду — ее взгляд был устремлен вперед.

Хотя это был нелегкий труд, мой план сработал. Веревка натерла мне такие мозоли, что пришлось несколько дней держать руки в карманах, чтобы никто их не увидел. Хотя, конечно, все догадались, что это я помогла Линдли. Она никоим образом не сумела бы удрать одна.

Воды залива были бурными, но нам они не помешали, хотя теперь я жалею об этом. Я тянула «Китобой» мимо скал, и псы наблюдали за мной. Миновав мыс, я бросила веревку в воду, и Линдли втащила ее в лодку. Она стояла, и мы глядели друг на друга. Но потом «Китобой» закачался и сестре пришлось сесть. Она помахала мне, и я стала смотреть ей вслед. Лодка плыла мимо мыса, как и предполагалось. Я отвернулась раньше, чем Линдли скрылась из виду, — во-первых, из-за слез у меня все поплыло перед глазами, а во-вторых, Ева всегда твердила, что смотреть человеку вслед, пока он не исчезнет вдали, — дурная примета.

Я обнаружила кольцо Джека на следующее утро. Оно лежало прямо на столике у постели — там, где Линдли его оставила. Но накануне, когда я вернулась с Бэк-Бич, было темно, поэтому я не заметила его сразу. Я бегом спустилась по лестнице и начала рыться в ящике, куда Мэй убрала билет, присланный Кэлом. Перерыла все содержимое, прежде чем поняла, что билет исчез.

Ева отправилась в Сан-Диего, чтобы забрать Линдли, но тщетно. Она вернулась одна.

Мэй тяжело восприняла отъезд Линдли. Она и раньше была замкнутой, а теперь у нее проявились настоящие признаки агорафобии. В городе ее охватывало такое волнение, что ей приходилось как можно скорее возвращаться домой. Мать говорила, что не может дышать, когда вокруг слишком много людей.

В том году рано наступили холода. Бизер уехал в пансион и писал оттуда тревожные письма — беспокоился, что я не хожу в школу.