– Какой я глупец! – воскликнул Райс-Эйбл, глядя на большой лист пергамента. – Сан-Сатурус. Вот он.

Слава Богу!

– Он, случайно, находится не между реками Вава и Гран-Де-де-Матагальпа?

– Вы очертили большую область, но да. – Профессор вернулся к столу.

Себастьян и Шей разложили на столе карту, поставив по углам чашки, чтобы пергамент не сворачивался. Карта была замечательная, куда более детальная, чем любой официальный документ, касающийся этого региона.

– Из вас получился бы отличный картограф, – заметил Себастьян, разглядывая побережье в поисках контуров, изображенных в проспекте Коста-Хабичуэла.

– Половина удовольствия состоит в том, чтобы обозначить растения и животных в каждой области. – Райс-Эйбл ткнул перемазанным чернилами пальцем в карту: – Вот ваш Сан-Сатурус. Я должен был помнить. Он определенно произвел впечатление.

– Почему? – Себастьян сопротивлялся желанию повлиять на воспоминания Райс-Эйбла, упомянув глубокие заливы и белокаменные здания. Сегодня он должен узнать абсолютную правду, а не то, что хочет слышать.

– Там было три тела. Рубашки, брюки, ботинки, шляпы – все на месте, но в них лишь белые как снег кости. Я тогда подумал, что бедолаг погубило солнце или, вероятнее, болотный газ. А муравьи уничтожили плоть. Мне доводилось видеть, как муравьи за двадцать четыре часа обгладывают до костей взрослого кабана. Большая колония, конечно.

– Что заставляет связывать трех мертвых мужчин с Сан-Сатурусом? – Себастьян знал, что говорит резко, история ужаснула его.

– Рядом мы нашли несколько хижин и кое-какое шахтное оборудование. На одной из досок кто-то выжег «Сан-Сатурус». Вероятно, это единственная карта, на которой он обозначен. – Райс-Эйбл отпил глоток чаю. – Как я понимаю, название было ироническое, так как Святой Сатурус оберегает от бедности. Полагаю, бедняги на него надеялись.

Себастьян поднялся, сердце у него колотилось, в висках стучало. Проклятие. Она сказала, что видела дворец. До боли стиснув челюсти, он повернулся к двери.

– Есть ли в том районе другие деревни?

– Не на побережье. Эту часть территории затопляет каждый год. Как видите, даже Сан-Сатурус в миле от берега.

– Себ, – тихо сказал Шей. – Ты был прав.

Как же он этого не хотел! После этого утра, когда держал нагую Жозефину в своих объятиях.

– Мистер Райс-Эйбл, вы могли бы приехать в Лондон и повторить эту историю, если требуется?

– Думаю, да. А что происходит?

– Ложь. Очень большая ложь.

– А у вас есть что-нибудь в дополнение к карте, чтобы повторить то, что вы нам рассказали? – спросил Шей.

– Мои примечания к двум книгам. Но их могу подтвердить только я.

– У вас нет причины лгать, – буркнул Себастьян. – Вы не знали, что я надеялся выяснить.

– Я до сих пор этого не понимаю, хотя намереваюсь читать по утрам лондонские газеты.

Себастьян предполагал, что можно это запретить, но заставить профессора читать газеты невозможно. Подойдя к двери, он остановился.

– Сэр, вы когда-нибудь слышали о стране Коста-Хабичуэла?[5]

– Нет. Побережье Фасоли? Если вы имеете в виду Берег Москитов, там невозможно вырастить достаточно фасоли, чтобы дать название району, если только это не шутка.

Шутка! Если бы все было так просто. Себастьяну хотелось грохнуть кулаком. Никакой столицы, никакого плодородного побережья, никаких англоговорящих аборигенов, никакой страны и, следовательно, никакого короля. И никакой принцессы Жозефины.

– Спасибо, мистер Райс-Эйбл. Мы пришлем вам письмо, если потребуется ваше присутствие в Лондоне. – Себастьян в поисках свежего воздуха потянул дверь. – А пока я бы очень оценил вашу сдержанность.

– Конечно. Всего доброго, ваша светлость, милорд.

Себастьян с каретным фонарем двинулся к экипажу.

Шей – за ним. В голове у Себастьяна роилось столько мыслей, что он не мог ни за одну ухватиться, ни в чем не видел смысла. Единственный четкий образ в его голове – Жозефина, цепляющаяся за него и задыхающаяся от наслаждения.

– Домой! – рявкнул он Тиммонсу и поднялся в карету.

Шей едва успел усесться, как карета тронулась.

– Себастьян, я знаю, ты зол, – сказал брат, от его голоса, лица, от всей позы веяло предостережением, – но мы должны быть осторожны.

– Райс-Эйбл был там три года назад, – услышал Себастьян собственный неровный голос. – По словам Эмбри, Коста-Хабичуэлу пожаловали ему два года назад. Есть шанс, что…

– Не глупи, – возразил Шей. – Я знаю, тебя редко дурачат, но это может случиться. Если тебя это как-то успокоит, Эмбри обманул банк на сто тысяч фунтов и добился, что Принни повсюду носит этот дурацкий зеленый крест. Ты заподозрил его с самого начала. Почему?

Себастьян судорожно вздохнул. Все в нем бушевало от гнева, досады, тысячи других эмоций, которых он не хотел называть. Что он мог сказать Шею? Что подозревал всех и особенно Жозефину, потому что влюбился в нее? Что впервые после четырех лет одиночества пожелал женщину и так ошибся с выбором, что подверг опасности положение собственной семьи и страны? И что было сознавать больнее – свое сердце?

– Мельбурн?

Себастьян вздрогнул.

– Никакой причины нет, – солгал он. – Я понимаю, что именно поставлено на кон. Никто ничего не должен знать, Шей. Никто. Пока я не решу, как поступить.

– Ты не должен действовать один.

– Я ценю это.

Но он один. Снова. И только себя мог в этом винить. Ну, это не совсем верно. Жозефина Эмбри должна дать ему ответы на некоторые вопросы. И она это сделает. Там и тогда, где он выберет.

Жозефина поспешила вниз, когда пара заляпанных грязью карет остановилась перед домом. Родители вернулись. Мать вышла первой.

– Жозефина, mi vida,[6] – воскликнула она с широкой улыбкой, раскинув руки.

Как хорошо вернуться в надежные, уверенные объятия. За десять дней столько всего произошло, что Жозефине в это едва верилось.

– С возвращением, мама. Я скучала без вас.

– Мы тоже скучали, Жозефина, – улыбнулся отец, обнимая ее и жену. – Ты себе не представляешь, чего мы добились. Еще пятьдесят тысяч фунтов для Коста-Хабичуэлы.

– Это фантастика! Вы получили мое письмо? – спросила Жозефина, потянув его в дом, пока королева руководила разгрузкой многочисленных покупок.

– Да. Великолепная работа. Когда мы покидали Эдинбург, облигации продавались даже быстрее, чем здесь. Шотландцы всегда пахнут деньгами.

Отец был так доволен собой, что ей не хотелось портить ему настроение. Но он должен знать, что Мельбурн нашел источники описаний в проспекте. Как бы герцог ни интересовался ею, она не знала, как долго он будет молчать.

– В Эдинбурге полдюжины кораблей будут в нашем распоряжении, – продолжал он, отправив служанку за кофе и устроившись за письменным столом. – Их снабдят продовольствием, они будут готовы отплыть через месяц.

– Полдюжины кораблей? Зачем нам…

– Поселенцам понадобится снабжение. – Отец вытащил сигару и зажег ее от настольной лампы. – Я хочу встретиться с герцогом Хейреком. Ты послала за ним?

– Он будет здесь в течение часа. – Тревожная дрожь охватила Жозефину, когда она села напротив отца. – Какие поселенцы?

– Ты писала, что люди буквально умоляют об эмиграции в Коста-Хабичуэлу. То же самое в Шотландии. Я распорядился, чтобы напечатали земельные сертификаты.

– Прости – что? – нахмурилась Жозефина.

– В нашем распоряжении миллионы акров плодородной земли. Почему бы не дать возможность англичанам обзавестись ею по три шиллинга за акр? В вечное пользование.

У нее сердце замерло.

– Что? Но…

– Корабли уже наняты, мы можем гарантировать переезд за разумную цену плюс дополнительная плата за провоз имущества. И конечно, некоторые захотят перевезти скот. – Король задумчиво нахмурился. – Я поручу Оррину составить прейскурант и прикладывать к земельным сертификатам. Да, и мы продаем участки по сто акров, если будут спрашивать.