Она также была хорошо известна как дама, которая любит руководить своим мужем. «С другой стороны, — замечает Питер Дженнер, — Роджер был необычайно тверд и стоек, он поддерживал группу на плаву после ухода Сида. И в то же время он был слабым человеком — всегда попадал под влияние женщины. Его первая жена, Джуди, была троцкисткой, причем крайне левого толка. В период совместной с ней жизни Роджер, в лучших традициях жертвователей из высших слоев среднего класса, на деньги ПИНК ФЛОЙД покупал десятки домов, которые потом за умеренную плату сдавались нуждающимся беднякам». Тогда идеалист Уотерс даже посчитал невозможным для себя (как он поведал «Melody Maker») сочетать «социалистические принципы и сочувствие к менее обеспеченным людям» и обладание «Ягуаром» модели Е, который позже он поменял на «Мини». По крайней мере, в этом Ник, Рик и Дейв отказались следовать его примеру.
В любом случае, «ребята», как рассказывал Уотерс пятнадцать лет спустя, взрослели и отдалялись друг от друга. «Сначала по социальному происхождению и положению в обществе мы мало чем отличались друг от друга. Есть что-то привлекательное в ГРУППЕ единомышленников-гастролеров. Но вскоре это надоедает. Когда же люди обзаводятся семьями, это — гарантия того, что определенный период подходит к концу». В турне благовоспитанные ПИНК ФЛОЙД коротали время, играя в футбол, в «Монополию» и триктрак, отправляясь на экскурсии по местным достопримечательностям, а в утренние часы — читая у бассейна. Они были более осмотрительны в отношении девушек-группиз (кроме Дейва) и наркотиков, чем большинство их коллег-музыкантов, и держались от них подальше.
THE WHO входили в число немногих групп, с кем флойдовцы общались, когда их гастрольные маршруты пересекались. Покойного Кита Муна (Keith Moon) они находили «ужасно забавным», не обращая внимания на его привычку крушить оборудование гостиничных номеров. «Кит — очень утонченный разрушитель, — пояснял Уотерс, — он довел это до уровня подлинного искусства». Мейсон рассматривал своего коллегу-барабанщика как «отличного парня, с которым можно посидеть и выпить. Большая часть рок-народа — просто маньяки по части выпивки, они любят поддать и шататься в таком виде, действуя всем на нервы». Роджер Долтри, певец THE WHO, стал избегать подобных вечеринок после того, как однажды по ошибке принял Рика Райта за Эрика Клэптона.
Для Уотерса переход к рок-музыке как сфере постоянной трудовой деятельности означал возможность еще более радикального изменения в воплощении имиджа группы на сцене, хотя кое-что в этом смысле флойдовцами уже было опробовано. Так, в 1970 году пределом своих мечтаний он называл «полностью театрализованное представление в одном из театров Лондона». И Роджер не стеснялся своих усилий, толкая ПИНК ФЛОЙД все дальше и дальше по этой дорожке.
«В группе всегда существовало великое противостояние между «архитекторами» и «музыкантами», — с иронией рассказывал он в 1985 году. — Дейв и Рик были (смех) «МУЗЫКАНТАМИ», которые смотрели сверху вниз на «архитекторов» — Ника Мейсона и меня. Музыканты принимали во внимание идею любой театрализации. Так что, можно сказать, только благодаря моей природной стойкости, мы продолжали делать такие шоу».
Одним из самых запоминающихся представлений ФЛОЙД 1971 года стала «Garden Party» («Вечеринка в саду»), проходившая 15 мая в лондонском Crystal Palace, где группа исполнила новую композицию, которая положила конец периоду их творческого застоя. Задуманная как основная композиция будущего альбома группы и такая же длинная и амбициозная, как «Atom Heart Mother», эта вещь с начала до конца была исполнена самими флойдовцами исключительно на их собственных инструментах. Сочинение шло под названием «Возвращение сына небытия» («Return Of The Son Of Nothing»).
Кульминационной точкой концерта стало появление спрятанного в сухом льду пятидесятифутового надувного осьминога из небольшого озера, отделявшего сцену от первых рядов, в тот момент, когда над головами зрителей сверкал фейерверк. К несчастью, звук был такой оглушительный, что в озере (от шока) погибла вся настоящая, живая рыба.
Как ни странно, постбарреттовский ФЛОЙД до сих пор даже не сделал попытки записать представительный и основательный альбом. Творчество Барретта все-таки присутствовало на как бы переходном «Saucerful Of Secrets», «More» был звуковой дорожкой к фильму, на «Ummagumma» представлены концертные версии известных вещей и сольные эксперименты, a «Atom Heart Mother» — в основном, результат сотрудничества с Роном Джизином и студийной «рабсилой». Только появившаяся в ноябре 1971 года «Meddle» станет именно той пластинкой, которая, собственно, определит направление творческого развития ПИНК ФЛОЙД в дальнейшем.
Особенно четко ощутим вклад в эту работу Дейва Гилмора, самого искушенного музыканта группы, который старался не использовать заезженные поп-штампы. Дейв наконец-то почувствовал себя в группе как дома. «Он ушел из команды JOKERS WILD, игравшей более традиционный рок, — говорит его друг Клайв Вэлем (барабанщик), — и появился в другой, совершенно отличной, революционной в отношении музыки группе. Уверен, поначалу он находил такое положение вещей весьма странным».
«Когда люди пытаются экспериментировать с музыкой, не всегда все получается. ПИНК ФЛОЙД раннего периода были, в принципе, любительской группой, и, я думаю, Дейв Гилмор это прекрасно понимал. Я бы сравнил это с современным, так называемым «альтернативным», юмором, который сегодня весьма хорош, но в первые дни своего существования был довольно неудачен. Что-то сродни ситуации с человеком, который сражается за право быть комиком, а шутки его несовершенны и плохо продуманы. Нужно пройти через этот период, прежде чем появится нечто стоящее, и все начнет складываться воедино».
«Дейву была очень важна мелодическая сторона в музыке ПИНК ФЛОЙД. Когда он появился в группе в первый раз, стало ясно, что профессиональный уровень музыкантов его устроить не мог. Полагаю, именно он облек их музыку в определенную форму, превратил их в этом смысле в более зрелую команду.
«Return Of The Son Of Nothing», переименованная накануне выхода в эфир в передаче Джона Пила в «Echoes», едва ли могла быть еще более экспериментальной, чем она получилась. В то время Мейсон назвал эту композицию «специфической попыткой сделать что-либо несколько другими способами». Не имея ничего из материала в загашнике, в январе 1971 г. ФЛОЙД на целый месяц зарезервировали студию на Эбби-роуд, и «каждый раз, когда кого-то озаряла какая-нибудь идея, мы ее фиксировали на пленке». Вдохновение не заставило себя долго ждать, и в итоге в их распоряжении имелись «тридцать шесть различных кусков и фрагментов, которые порой были как-то связаны между собой, а порой — нет. Из них и слепили «Echoes».
Решающую роль в работе над всем проектом в буквальном смысле играла счастливая случайность. Райт упражнялся на фортепьяно, подзвученном через усилитель «Leslie», пока остальные музыканты «зависали» в операторской. Каждый раз, когда Рик брал определенную ноту, в их головах она отзывалась, по словам Гилмора, «странным резонансом… получалось что-то вроде обратной связи. Динь!.. Абсолютно случайно. Мы сказали: «Потрясающе!» — и взяли этот отрывок в качестве вступления».
Если большинство музыкальных идей исходило от Дейва и Рика (который, кроме того, аранжировал вокальные партии), то построением более или менее единого целого из несметного числа отдельных кусков занимались «архитекторы». Как отметил «завернутый» на панках рок-критик Ленни Кэй (Lenny Kaye): «Каждый фрагмент соответствовал следующему за ним и плавно перетекал в другой, благодаря нескончаемому потоку тем и мотивов. Временами на поверхности показывалось то, что можно принять за обычную песню, но ее тут же накрывали волны и уносили с собой». В классической флойдовской манере «Echoes» изобилуют размером на четыре четверти в темпе «slow», постепенно переходя на драматическое крещендо, а потом все неожиданно меняется. Эти маневры демонстрировали возросшее мастерство группы, говоря словами Кэя, «в искусстве сегуэ-переходов». Во время первых «живых» выступлений тексты казались просчитанными таким образом, чтобы поддерживать научно-фантастический имидж группы, пока Роджер не додумался перенести место действия из космоса в подводный мир. Первая строка «Планеты, встречающиеся лицом к лицу» («Planets meeting face to face) — превратилась в «Над головою реет альбатрос» («Overhead the albatross»). На вымышленных подводных просторах «Echoes» появляются размытые и тайные наметки «темы отчуждения», ярко прозвучавшей в последующих работах Уотерса.
