Барреттом овладела навязчивая мысль, что он заканчивает свой век неудачником. Суть проблемы, по словам Дагги, заключалась в том, что «весь мир был у его ног, были все возможности, но он просто не смог сделать правильный выбор. Возникали колоссальные Проблемы, когда Сид пытался заниматься чем-либо длительное время. Барретт был из тех людей, кто меняет свои решения на полпути. Он что-то начинал делать, потом терял мотивировку и принимался удивленно спрашивать, чем же он снимался; а он просто мог идти по улице». Смена настроений у Сида была мгновенной: параноидальное состояние, транс или грусть — за одну минуту, а через мгновение — уже «сияющий, очаровательный и веселый».
Пока Дагги с переменным успехом пытался повлиять на Сида, чтобы тот возобновил занятия живописью, Брайан Моррисон сделал попытку вновь привлечь к нему внимание общественности, вызвав в связи с именем Барретта волну в печати. Несмотря на все усилия Дженнера и Кинга, Сид более не считал их своими менеджерами: ведь делами ПИНК ФЛОЙД заправлял Моррисон — «Морри», а Сид не признавал до конца факт своего «отделения» от группы. Контролировавший издание песен Сида периода ФЛОЙД Брайан Моррисон был счастлив взяться и за его земные дела.
Джонатан Грин (Jonathan Green), работавший тогда в штате недолго просуществовавшего британского издания журнала «Rolling Stone», вспоминает, как его однажды послали проинтервьюировать Барретта в новый офис Моррисона, расположенный в здании NEMS Enterprises — фирмы, основанной покойным менеджером THE BEATLES Брайаном Эпштейном. «Никакого альбома у него не вышло, так что не знаю, почему я этим занимался, — говорит Грин, — я пришел в эту большую белую комнату, а там находился Сид, тоже весь в белом. Было очень уныло: всю встречу Барретт просидел, уставившись в верхний угол и повторял: «Да, чувак… Да… отлично». Моррисон пытался подъехать к Барретту, чтобы тот поделился с читателями «Rolling Stone» своим пониманием религии, но «Волынщик» ничего толкового сказать не мог. Затея провалилась. «Так, так, — пробормотал он отстраненно, — посмотри, видишь людей на потолке?». В конце концов, Грин решил отправить статью в корзину для бумаг.
Тем не менее, в марте 1969 года непредсказуемый Барретт заикнулся в студии на Эбби-роуд о том, что он хочет записать альбом. Слух дошел до ныне покойного Малкольма Джонса (Malcolm Jones) из EMI, бывшего рок-музыканта, которому тогда было слегка за двадцать. На счету Джонса были контракты с DEEP PURPLE и Марком Боланом. Кроме этого, он сумел убедить свое начальство «запустить» механизм специального подразделения EMI, которое занималось бы «прогрессивной музыкой», — Harvest Records (куда перейдут сами ПИНК ФЛОЙД). Будучи большим поклонником того, что сделал Сид с ПИНК ФЛОЙД, Малкольм с энтузиазмом ухватился за идею «приписать» и Барретта к Harvest Records. Он тут же организовал с ним встречу, на которой Барретт предстал располагающим к себе прежним харизматическим Сидом. Несмотря на некоторые опасения, связанные с неудачей идеи записи сольника Барретта, начальство Джонса — Рой Физерстоун (Roy Featherstone) и Рон Уайт (Ron White) посчитали возможным возвращение бывшей звезды ПИНК ФЛОЙД к студийной работе. В конце концов, именно он написал два единственных хита для сингла группы, а его экс-коллеги по группе таким творческим успехом пока похвастаться не могли, занимаясь шлифовкой созревающего альбома «Ummagumma». Тем не менее, Физерстоун и Уайт настояли, чтобы в качестве продюсера был назначен подотчетный им человек. После отказа Нормана Смита сам Джонс, уже продюсировавший лонгплей группы LOVE SCULPTURE, заступил на вахту.
Его энтузиазм удвоился, когда Сид показал ему черновые наброски «Terrapin» и «Clowns And Jugglers», позднее переименованную в «Octopus» и выпущенную на сингле. Текст последней песни навеял идею названия и всего альбома — «The Madcap Laughs» («Сумасброд смеется»). Шефа фирмы Harvest особенно впечатлила «чрезвычайно запоминающаяся песня» «Opel» — импрессионистский «сон на далеком берегу, в оковах серого тумана», перешедший в очень личную и честную исповедь, которая заканчивалась душераздирающим воплем: «Я тону…» («I'm drowning…»). Джонс немедленно зарезервировал студию на Эбби-роуд для нескольких смен звукозаписи с 10 апреля 1969 года.
В самом начале Барретт выглядел жизнерадостным и записал дорожки с партией соло-гитары и вокалом для шести песен, первой из которых по списку была «Opel» (тем не менее, неизвестно почему Сид отказался от включения в альбом, вероятно, самой сильной из всех его постфлойдовских композиций; возможно, песня была СЛИШКОМ хороша для него самого и не соответствовала его неуравновешенному состоянию). На следующей неделе Сид ввел в состав Уилли Уилсона (Willie Wilson) из группы QUIVER и Джерри Ширли (Jerry Shirley) из HUMBLE PIE, чтобы они помогли ему записать «No Man's Land» и «Here I Go».
При записи с басистом и ударником оказалось, что манера игры Сида изменилась и, по словам продюсера, «стала беспорядочной. Он часто переключался с ритм-гитары на соло, заставляя индикаторы зашкаливать, и просил нас сделать дубль за дублем. Дело в том, что идеи били из него ключом, и он хотел записать их все сразу!». Перерыв в записи наступил для Джонса тогда, когда Барретт настоял на том, чтобы потратить целый день на запись с наложением звука зафиксированного дома рычания мотоцикла барреттовского приятеля, что вылилось в 18-минутную грустную мелодию «Rhamadan» в сопровождении конгов.
Более толковая запись с наложением была сделана в начале мая, когда соперники ФЛОЙД по клубу UFO — группа THE SOFT MACHINE, в которую тогда входил клавишник Майк Ратледж (Mike Ratledge), басист Хью Хоппер (Hugh Hopper) и Роберт Уайатт (Robert Wyatt) на ударных, помогла довести до ума «сырые» вещи Сида — «No Good Trying» и «Love You». По словам Уайатта, музыканты МАШИНЫ считали, что они попали на репетицию записи материала нового альбома. «Мы спрашивали: «Сид, а здесь какая тональность?» — а он отвечал: «Да-а» или «Забавно»…».
Группа с большим трудом могла ему подыгрывать, потому что Сид подчеркнул мюзик-холльный характер «Love You» инструментальными сбивками, в которых количество тактов все время скакало. В соответствии с его философией «жить сегодняшним днем», Сид, тем не менее, настаивал на том, что рваный первый дубль был отличным, и не разрешал его перезаписывать (по условиям контракта, имена музыкантов из SOFT MACHINE не могли быть вынесены на обложку пластинки).
К тому времени руководство EMI, которому вся эта затея уже влетела в копеечку, горько раскаивалось в том, что разрешило Сиду начать работу над альбомом, готовым пока только наполовину. Помогавший Барретту во всем Дейв Гилмор, который поддерживал хорошие отношения с ним и после распада и наблюдал за его успехами в студии, проинформировал Джоунса о желании Сида видеть его, Дейва и Роджера Уотерса продюсерами оставшегося материала. Поскольку Малкольм добился своего и привлек Барретта к работе, он не возражал против такого поворота дел, надеясь, что сотрудничество с бывшими коллегами не только создаст для Барретта более комфортную обстановку, но и вдохновит его на написание качественного материала а-ля ФЛОЙД. Гилмору и Уотерсу позволили «поруководить» тремя спешно организованными сменами звукозаписи, выделенными для завершения пластинки. Сведение полностью взял на себя Дейв.
На большинстве этих трэков был записан только голос Сида и акустическая гитара. Только две вещи можно считать «совместными» произведениями Сида и флойдовцев в полном смысле слова: «Octopus» и «Golden Hair». Последняя представляла собой раннюю поэму Джеймса Джойса, переложенную Барреттом на музыку еще в подростковом возрасте. Для включения в «The Madcap Laughs» композицию украсили басом, цимбалами, виброфоном и органом, на котором, по слухам, играл Рик Райт. Но Дейв и Роджер сочли уместным «подорвать» этот образец наведения музыкального глянца, дав правдивую картину вокальных изысканий Сида, который то и дело спотыкался, когда замолкала акустическая гитара. Добавьте сюда его фальстарты и бессвязное бормотание — и слушатель (то ли случайно, то ли по замыслу работавших над диском персонажей) получил хаотично фрагментарный альбом. Впрочем, таково было и состояние самого Барретта.
