– Правильно. Завтра здесь будет еще шестеро детей. Так что вы сможете поболтать и посмеяться вместе, а также посмотреть какие-нибудь мультики на вон том экране.

Камера проследила за взглядом Софи, устремленным на большой экран телевизора в углу комнаты, но вид этого телевизора никак не изменил подозрительного выражения ее лица.

– Почему бы тебе не выбрать кресло, на котором ты хотела бы сидеть завтра? – предложила Джина. – Тогда мы зарезервируем его для тебя, и оно будет твоим креслом каждый раз, когда ты будешь сюда приходить.

– Сколько раз? – спросила Софи.

– Каждый понедельник и четверг, – сказала Жаннин. – Дважды в неделю.

– Я не хочу так часто сюда приходить, – сказала Софи. Она все еще держалась за руку Жаннин, прильнув к ней. – Пожалуйста, мам, – попросила она.

– Софи, – Лукас сел на одно из откидных кресел так, чтобы быть на одном уровне с ней, – у них есть тут кое-что под названием Гербалина, – сказал он, – и твоя мама и доктор, который тут работает, считают, что это лекарство поможет тебе чувствовать себя намного, намного лучше. Тебе не придется так часто терпеть диализ. И ты, вероятно, сможешь опять ходить в школу, правда? – Лукас посмотрел на медсестру в ожидании подтверждения, и Джо подумал, как это было нелепо. Но Лукас правильно делал, изображая ради хитрости ничего не знающего.

– Да, он прав, Софи, – сказала Джина. – Мы думаем, Гербалина изменит твою жизнь. А теперь скажи, на каком кресле ты хотела бы сидеть?

Софи посмотрела на каждое кресло, а потом указала на кресло рядом с тем, на котором сидел Лукас.

– Запрыгивай на него, – сказала Джина, и Софи неохотно отпустила руку Жаннин, чтобы забраться на огромное кресло. Она казалась такой хрупкой, такой душераздирающе маленькой и уязвимой в этом большом кресле, что Джо пришлось нажать на паузу на минуту, чтобы вернуть контроль над своими эмоциями.

– Теперь ты сможешь либо сидеть вот так, либо отклониться чуть-чуть. Как тебе будет удобно, – сказала Джина, как только Джо продолжил смотреть видеозапись. – Затем я вставлю иголку в вену в твоей руке и…

– Нет! – Софи прижала руку к телу.

– Тебе уже вставляли так иголки до этого, дорогая, – сказала Жаннин. – Ты же знаешь, что это не так уж и страшно.

– Нет, – повторила Софи. – Больше никаких иголок.

– Гербалина – это жидкость, – сказала Джина. – Она похожа на воду. Ее наливают в пластиковый мешочек. Чтобы она попала из мешочка в твое тело, нам нужно пропустить ее через трубку и в твою вену через иголку. Больно будет только какую-то долю секунды.

– Мамочка… – Софи потянулась к Жаннин, и беспомощность в ее глазах просто разрывала сердце Джо.

Он также понимал и чувства Жаннин, зная, как тяжело ей было заставлять Софи выносить еще один вид пытки. Ей, должно быть, было особенно тяжело в случае с Гербалиной, когда она имела дело с таким неизвестным лечением и непонятно каким результатом – плюс ярость родителей и бывшего мужа.

– Софи, – сказал Лукас, – у меня есть кое-что для тебя.

Софи повернулась к нему. В ее глазах было неподдельное доверие, и Джо понял, что Жаннин была не единственной женщиной Донохью, которая влюбилась в садовника.

Лукас запустил руку в пакет из бакалейной лавки, который он принес с собой, и вытащил какое-то растение. Он положил его на колени Софи, и Джо приблизился к телевизору, чтобы лучше рассмотреть зелено-персиковый цветок. Он был похож на цветок с семенами с тюльпанного тополя, но Джо не был уверен.

– Что это? – спросила Софи.

– Это цветок с дерева мужества, – произнес Лукас с каким-то благоговением в голосе. – Он особенный, волшебный.

– А в чем его волшебство?

– Ну, если ты положишь цветок с дерева мужества под подушку, когда пойдешь спать вечером, то утром проснешься, чувствуя мужество.

Джо ожидал, что Софи усмехнется, услышав такое утверждение Лукаса. Она была слишком умна, чтобы поверить в это, подумал он. Скептик от рождения. Она подвергла сомнению существование Санта-Клауса, когда ей было четыре года, и с ней никогда не проходил номер с зубной феей.

Но Софи поглаживала персиково-зеленый цветок кончиками пальцев.

– Он действительно работает? – спросила она.

– Для меня он всегда работает, – сказал Лукас. – Он работает как амулет, на самом деле. Попробуешь этой ночью?

Софи опять посмотрела на цветок.

– Ладно, – согласилась она.

– Ура, Софи! – Джина хлопнула в ладоши.

– Я так рада, милая, – сказала Жаннин.

Софи едва заметно улыбнулась, это было все, что она смогла из себя выдавить, затем наморщила носик.

– Теперь я могу слезть с этого кресла? – спросила она.

Несколько минут спустя Джо остановил кассету, но продолжал сидеть на диване, уставившись на темный экран телевизора, все еще видя там изображения. Он видел на лице Жаннин любовь к Лукасу и невероятную силу, которую она, казалось, получала от него. Он наблюдал, как Лукас использовал хитрость, чтобы заставить Софи принять лекарство, которое он создал и которое, он знал, улучшит состояние ее здоровья. Лекарство, которое улучшит состояние здоровья очень многих людей.

Он возлагал вину за болезнь Софи на Жаннин. Он возлагал вину на ее эгоистичное поступление на военную службу в резерве, исполнение ее долга в войне в Персидском заливе. Ему никогда не приходило в голову, что винить надо именно его – именно в его генах что-то, возможно, стало причиной ее болезни; что-то в его упертом, самодовольном характере могло помешать ее выздоровлению. Он был в долгу перед Жаннин. Он был должен ей гораздо больше, чем простое извинение.

Встав с дивана, он поднялся по лестнице и вышел через входную дверь. Он повернул в направлении тропы, которая шла через заросли, окружающие городские домики. Он знал, что вдоль этой тропы стояли тюльпанные тополя. Ему нужно было найти свое собственное дерево мужества.

Всю ночь шел дождь, и в гостиной и в спальне стояли лужи дождевой воды. Зои порвала одну из своих простыней на тряпки, и они с Марта провели большую часть утра, заделывая течь в потолке гостиной. Спальней им придется заняться позже; Софи все еще спала.

Они работали молча, сменяя друг друга и балансируя на шатком стуле, чтобы дотянуться до щелей между досок в потолке. Марти все еще сердилась из-за прошлого вечера, когда Зои разожгла костер, чтобы приготовить рыбу. Софи, хоть и признала, что вкус рыбы ей, в общем-то, не понравился, проглотила два кусочка слоистого филе, но Марти гордо удалилась в лес с банкой холодных равиоли. Она вернулась спустя несколько часов, после захода солнца. Все еще угрюмая, она села в гостиной в темноте и стала играть зажигалкой, в то время как Зои читала книгу в спальне. Притворялась, что читала, на самом деле. Она слышала звук, издаваемый зажигалкой Марти, и при каждом щелчке ее страх за дочь усиливался.

Как только она задула свечку в подсвечнике и закрыла глаза, то обнаружила, что не может заснуть. Дыхание Софи было громким и затрудненным, но не только это не давало Зои заснуть. Ее мысли были прикованы к трем сигнальным видам поведения, о которых так много лет назад говорила замдиректора интерната. Действительно ли имела замдиректора привычку задавать те провокационные вопросы всем родителям или нет, но она явно увидела в Марти то, что Зои старательно пыталась не замечать. Зои еще раз подвела свою дочь, отрицая то, что у Марти были проблемы. Если с Марти тогда действительно что-то было не так, Зои надеялась, что интернат сможет это исправить, причем тихо. Мир никогда не должен был узнать, что у Зои Полинг и Макса Гарсона была проблемная дочь. Если бы Зои признала тогда, что у ее дочери есть проблемы, и обеспечила бы ей помощь, было бы с ней сейчас все в порядке? Была бы она счастливой, нормальной молодой женщиной? Была бы она все еще способна убить надзирателя? Была бы она способна убить кого бы то ни было?

Наступила ее очередь забираться на старый расшатанный стул, и Марти крепко его держала, пока Зои поднимала лоскут бледно-лиловой простыни к одной из щелей. Успокаивая себя, Зои вздохнула и приготовилась задать вопрос, который мучил ее всю ночь и преследовал этим утром.