– Четыре, – сказал он.

– Четыре! И тебе не делали диализ с четверга? Лукас, ну как ты мог…

Она внезапно осознала, что он сделал.

– Ты пропускал диализ, чтобы быть со мной?

– Я не очень-то дисциплинированный пациент, – признался он. – Я пропустил пару приемов и не оставался на приемах столько, сколько нужно.

– О, Лукас, – сказала она. – Если бы ты только сказал мне…

И она нажала на педаль газа до упора, прекрасно зная, какому риску он подвергал свою жизнь.

Лукас не хотел, чтобы Жаннин была с ним в комнате для диализа, но ему не хватило ни сил, ни смелости сказать ей об этом.

Он не хотел, чтобы она вообще когда-нибудь об этом узнала. И естественно, он не хотел, чтобы она узнала об этом вот так. Он знал, что она сердилась на него, а также была сбита с толку его скрытностью и уязвлена его нежеланием доверить ей информацию о состоянии своего здоровья.

В комнате было еще несколько пациентов, и он знал одного или двух из них, но у него не было сил ответить на их приветствие, когда его катили через комнату. Он переместился с кресла на регулируемую кровать, откинувшись на поднятом матрасе, и протянул руку Шерри, медсестре, которая уже много раз до этого проводила диализ.

Жаннин села на стул у кровати.

– С ним все будет в порядке? – обратилась она к Шерри.

– Как только мы выведем из него эту жидкость, – ответила Шерри и повернулась к Лукасу. – Мне нужно сделать тебе сначала укол эпогена.

Он кивнул, протянув свою вторую руку.

– У меня покалывает ноги и руки, – сказал он, зная, что Шерри поймет эти симптомы.

Их, конечно же, понимала и Жаннин.

– Уровень калия слишком высок, – сказала она.

– Ну, это меня не удивляет, – сказала Шерри. – Давай немного поработаем с твоей кровью и посмотрим, что да как.

Он чувствовал взгляд Жаннин на себе в то время, как Шерри делала ему укол эпогена и брала у него кровь для анализа. Бедная Жан. Ее волосы лежали в беспорядке, лицо было бледным и обеспокоенным, на щеке засохла полоска грязи. Из нее выжали все соки за последние семь дней, а тут еще известие о его болезни.

Когда Шерри закончила брать кровь на анализ и освободила его руку, он потянулся через край кровати, чтобы взять Жаннин за руку.

– Прости, – сказал он.

– За что? – спросила она.

– За то, что скрывал это от тебя, и за то, что вытащил тебя из леса сегодня. И за то, что доставил тебе дополнительное беспокойство, когда у тебя и так много проблем.

Жаннин закусила губу. Ее взгляд переместился на его руку, туда, где Шерри вставляла иголки в его фистулу.

– Я думала, я могу доверять тебе, – сказала она. – Я думала, я могу рассказать тебе что угодно. И все это время ты хранил такой огромный секрет от меня. Очень глупо было с моей стороны не заметить все признаки твоей болезни, особенно сегодня. Твое лицо отекло и ноги тоже. А я еще пыталась заставить тебя пить.

– Ты думала о Софи, – возразил он. – Я не давал тебе повода думать, что со мной что-то не так.

– Это, Лукас, тебе, – сказала Шерри, нажимая кнопку на аппарате диализа.

Лукас узнал эту нотку упрека в голосе Шерри.

– Ну что нам с тобой делать, Люк? – спросила она. – Ты играл с огнем последнее время. Пропускал лечение. Опаздывал на несколько дней, когда тебе назначали. Не проходил полностью лечение, когда был тут. Так дело не пойдет. Тебе ведь знакомы все эти процедуры. Ты-то уж знаешь.

– Он пытался помочь мне, – сказала Жаннин, сжав крепче его руку.

– Ты не очень-то поможешь своей подруге, если умрешь, – сказала Шерри прямо.

Все те годы, когда он проходил диализ, он никогда не относился к своей болезни так безответственно, как в последнее время. Он, конечно, переживал уже до этого периоды кризиса, но всегда старался изо всех сил, чтобы держать свое тело как можно в лучшем состоянии здоровья.

– Я позвоню твоему врачу, – пообещала Шерри. – Нам нужно положить тебя в больницу на день или два. Нужно стабилизировать твое состояние.

Он кивнул, смирившись. Он ожидал, что его положат в больницу. В другой раз он, может быть, с облегчением передал бы на время ответственность за свое непокорное тело кому-то. Но только не сейчас. Время было совсем не подходящим. У него столько работы. Работа, о которой Жаннин ничего не знает. Работа, которую, если он умрет, никто никогда не сделает, и он знал, что это будет трагедией. Хотя бы даже по этой причине ему следовало лучше заботиться о себе.

Шерри вышла из комнаты, чтобы позвонить врачу, и Лукас посмотрел на Жаннин.

– Я не хочу, чтобы ты оставалась тут, – сказал он.

Он очень устал. Все, чего он хотел сейчас, – это спать.

– Я останусь, – проговорила она, обхватывая крепче его руку. – Лукас, я поверить не могу, что ты один с этим справлялся. Ты пытался помочь мне, когда тебе следовало беспокоиться о себе.

– Я серьезно, – настаивал он. – Я просто хочу поспать во время диализа. А ты поезжай домой.

Она отвернулась от него, но он прекрасно знал, о чем она думала.

– Мне кажется, тебе не следует возвращаться в Западную Виргинию одной, – сказал он.

– Сегодня я не поеду, – пообещала она. – Я хочу быть рядом с тобой. Но я не перестану искать Софи. Я не могу объяснить это, Лукас, но я знаю, что она там.

В ее глазах было что-то, чего он до этого не замечал. Решительность, да, но что-то еще, большее. В ее глазах был почти маниакальный блеск, который заставлял его опасаться за нее.

– Жан, – сказал он, – посмотри на меня. Посмотри, что произошло со мной из-за того, что я пропускал диализ, ел более беспорядочно, чем обычно, нерегулярно принимал все лекарства. А теперь пойми… я знаю, это трудно, но, пожалуйста, Жан, постарайся посмотреть фактам в лицо. Софи все еще нуждается в диализе. Ты знаешь, что она еще не в том состоянии, чтобы обходиться одной Гербалиной. И она пропустила уже два приема Гербалины. К тому же у нее не было еды со времени аварии, за исключением, может быть, тех дикорастущих плодов, которые она смогла найти в лесу.

Она опять отвернулась от него. Безумный блеск в ее глазах превратился в слезы, которые в любой момент готовы были побежать по щекам.

– Я знаю, что ужасно об этом думать, – проговорил он. – Я знаю, это мучительно, но…

– Я не могу об этом думать. – Она встала. – Хорошо. Ты выиграл. Я еду домой.

В ее голосе не было гнева, но он знал, что причинил ей боль, вырвав из сердца надежду.

– Пожалуйста, позвони мне, если тебе будет что-нибудь нужно, – сказала она. – Я заеду позже и проверю, положили ли тебя в больницу.

– Ладно, – сказал он. – Спасибо, что привезла меня сюда.

Она потянулась и поцеловала его в губы.

– Я люблю тебя, – шепнула она. – Поправляйся, пожалуйста. Я не могу потерять еще и тебя.

Он смотрел, как она уходила, и маленький холодильник с Гербалиной был последним, что он видел перед тем, как закрылась дверь.

Он спрашивал себя, следует ли ему позвонить ей позже, следует ли ему рассказать все остальное. Он мог бы сказать ей, что тоже знает эту боль потери ребенка. Но он знал, что не позвонит ей. Она достаточно узнала о его обмане для одного дня.