Теперь Тесла сам был в привилегированном списке Мак-Алистера, среди избранных «400» Нью-Йорка. Он встречался с теми, кто был «притчей во языцех» на «их собственном игровом поле», — с «великими молчаливыми людьми с холодными глазами и тяжелыми улыбками». Его знаниям оказывали уважение, и он наслаждался этой игрой. Следовало ли ему позволить себе, подобно Эдисону, «ОМарганизироваться»? Следовало ли ему «обАсториться», «обИнсуллитъся», «оРианитъся» или «оФрикитъся»? У него не было иллюзий относительно всех этих людей. Независимо от того, кто превращал в деньги его изобретения, все равно он бы вмешивался в его работу и цепко контролировал бы изобретателя. Именно так работала система, и это было той ценой, которую должен был платить изобретатель.
Его уже начали называть величайшим изобретателем в истории, более великим, чем даже сам Эдисон. И как подтверждение его успеха в Новом Свете, у него имелись и враги не только в лагере Эдисона, но и среди других ученых, которые получали меньше внимания прессы и которых никогда не приглашали на потрясающие демонстрации в его лабораторию.
Всю свою жизнь Тесла должен был культивировать поклонение толпы журналистов, издателей, редакторов и литераторов. Хотя его лекции принесли ему мировую известность и хранились в записях научных обществ, он никогда не предлагал статей академическим журналам. Действительно, когда он только приехал в Америку, их там не было, а связи с большой тройкой — промышленностью, правительством и университетами — еще не стали официальным способом признания ученого. Но теперь все менялось.
Он предпочитал работать в одиночку, когда время гениев-одиночек уже проходило. Сам Эдисон, последний из «независимых», был переходной фигурой, именно он учредил первые большие промышленные исследовательские лаборатории, определив условия развития современной науки.
Сопутствовавшая Тесле на протяжении всей его жизни нелюбовь к совместной деятельности была двойной: большинство других инженеров сводили его с ума своей некомпетентностью, к тому же он отвергал любую форму контроля. Если ему приходилось иметь дело с юридическим лицом, он предпочитал, чтобы это был президент или председатель правления.
Влиятельные лица, которых он мог наблюдать в течение дня в «Уолдорфе» после закрытия фондового рынка, были очень ограниченными собеседниками. Их интересы сводились к налогам и тарифам, их страхи витали вокруг финансовой паники и забастовок. Политика партий едва ли их интересовала, только, пожалуй, покупка депутатов как средство сохранения приемлемых налогов и тарифов. Ходила история об одном немецком торговце нефтью, известном как Джейк, которого пригласили на званый обед. Когда две милые женщины, сидящие по обе стороны от него, оказались в тупике и не знали, о чем говорить с ним, одна из них наконец спросила, нравится ли ему Бальзак. Джейк подергал себя за усы: «Я никогда не имел с ним дело вне биржи», — ответил он [1].
Журналисты и просвещенные женщины больше отвечали врожденному вкусу Теслы. Что касается джентльменов прессы, они так очаровывались его харизматическим присутствием, что после встречи едва могли вспомнить, какова его внешность, какого цвета его глаза, или длину его пальцев — последнее, как ни удивительно, было предметом огромного интереса публики.
Писатели в те времена часто пользовались витиеватым стилем в своей прозе. Ведущим представителем этого был Джулиан Готорн, романист и единственный сын Натаниэля Готорна. Пораженный первой встречей с Теслой, он описывает ее так, словно находился в гипнотическом трансе:
«Я увидел высокого стройного молодого человека с длинными руками и пальцами, его обманчиво вялые движения скрывали огромную силу мышц. Его лицо было овальным, широким к вискам, в линии губ и подбородка чувствовалась сила; с большими глазами, веки которых редко были подняты полностью, будто он находился в состоянии сна наяву, наблюдая видения, которые не видели остальные. У него была медленная улыбка, она словно пробуждалась на его лице. Он явно находил во всем юмористические черты. К тому же он обладал изысканными манерами и дружелюбием, почти женскими, но в основе его натуры была простота, прямота и честность ребенка... У него были густые волнистые каштановые волосы, голубые глаза и светлая кожа... Находиться рядом с Теслой означало ступить в область свободы, даже большей, чем одиночество, так как горизонты расширялись необыкновенно...» [2]
С другой стороны, один из секретарей Теслы написал, что у него были густые черные волосы, жесткие, как щетка.
Все же каждый, казалось, соглашался, что Тесла производил на всех сильное впечатление. Франклин Честер в журнале «Горожанин» писал, что никто не мог взглянуть на него, не ощутив его силы. Честер описывает его как человека выше шести футов роста (на самом деле его рост был шесть футов и шесть дюймов), с большими руками и ненормально длинными пальцами, «знаком огромного интеллекта». Что касается волос Теслы, Честер пишет, что они были прямыми, густыми и блестяще-черными, решительно зачесанными вверх. У него были высокие славянские скулы, а глаза — голубые, глубоко посаженные, сияющие внутренним блеском.
«Сверхъестественные вспышки пламени, которые он производил при помощи своих инструментов, казалось, просто внезапно появляются из его глаз, — продолжал Честер. — Голова его была клинообразной, подбородок — почти точка. Когда он говорит, вы слушаете. Вы не знаете, о чем он говорит, но это вас зачаровывает. Он говорит на совершенно правильном английском языке высокообразованного иностранца, без акцента и очень точно. Он одинаково хорошо говорит на восьми языках...
Издатель Артур Брисбен нашел, что глаза изобретателя «довольно светлые», как результат сильного напряжения ума. (Тесла утверждал, что это правда.) Брисбен разделял общее мнение, что длинные пальцы означают сильный интеллект. Однако рот Теслы, как он считал, был не очень выразителен, а его подбородок — хотя и не слабым, но и недостаточно сильным. Он предполагал, что его рост — более чем шесть футов, а вес не меньше 140 фунтов, и сообщал, что он сутулится. Голос Теслы несколько пронзительный, возможно, от физического напряжения.
«У него был такой запас любви к себе и самоуверенности, который обычно сопутствует успеху». [3]
Джон О'Нейл, получивший премию Пулитцера, редактор нью-йоркской «Геральд Трибьюн», который потом стал первым биографом Теслы, описывает его глаза как серо-голубые, по его мнению, этот цвет был скорее результатом генетического наследства, а не усиленного умственного напряжения. Для него Тесла был богом, чье неземное сияние «творило современную эпоху» [4].
С романтической точки зрения, по словам О'Нейла, Тесла был слишком высок и сухощав, чтобы казаться Адонисом, но остальные его качества с избытком это компенсировали.
«Он был красив, обладал магнетической личностью, но был тихим, почти застенчивым; он был мягок при разговоре, хорошо образован и умел красиво носить одежду».
Что касается мнения Теслы, то он считал себя одевающимся лучше всех на Пятой авеню. Более того, как он однажды сказал своему секретарю, он собирается так и оставаться лучшим. Его обычная одежда состояла из визитки и котелка. В лаборатории он носил такую же одежду. Его носовые платки были из белого шелка, а не льняные, галстуки не были яркими, а воротнички всегда накрахмалены. Он выбрасывал все аксессуары, включая перчатки, после нескольких раз употребления. Он никогда не носил ювелирных украшений, имея сильное предубеждение к ним.
Влиятельный журналист Роберт Андервуд Джонсон вскоре после встречи с Теслой устроил так, чтобы ему присвоили почетную ученую степень в Йельском университете. Позднее Колумбийский университет также подтвердит присуждение Тесле почетной ученой степени. Характеризуя Теслу как человека, достойного высокой ученой степени, Джонсон писал, что он обладает личностью «выдающегося очарования, искренности, скромности, изысканности, великодушия и силы...
