Амарисуна попятилась назад. Музыкантом — кто бы мог подумать — оказался ни кто иной, как Мориан, и девушка не знала, то ли повернуться и уйти, то ли попросить сыграть еще. Пока Целительница терзалась сомнениями, эльф вытер губы ладонью и спрятал флейту за пазуху.

— Я думал, ты вместе с остальными на празднике, — Мориан сел боком к Суне на пол, скрестив ноги, и привалился спиной к столбу.

— Там… слишком шумно, — помедлив, Суна села напротив, не снимая сапог.

— Тебе не холодно? — она кивнула на босые ступни эльфа.

— Мне хорошо, — признался Мориан, блаженно потягиваясь. — Мне впервые за долгое время спокойно и хорошо.

Оба замолчали. По колокольчикам прошла волна ряби — поднялся ветер.

— Сыграй еще, — попросила, наконец, Амарисуна тихо. — Ту мелодию. Она такая странная- мне почему-то становится и хорошо и грустно от нее.

Мориан пристально посмотрел на девушку и достал флейту.

— Это мелодия тиа, — сказал он, поднося флейту к губам. — Тиа Милари из рода Мичиалель. Последней тиа Предэпохи.

Эльф снова заиграл. Целительница закрыла глаза. В памяти всплыли отрывки сна, но теперь, окутанные нежными звуками, они казались не порождениям воображения, а обрывками давно потерянных воспоминаний. Откуда-то из глубин сердца поднималось тугое, горькое чувство, странное бессилие, непонятно перед чем, бессилие, от которого хотелось плакать. Плакать и звать кого-то, кто разгонит туман, протянет руку и защитит.

— Мессайя, — Суна негромко произнесла странное слово из сна. — Что же это такое?

Мелодия оборвалась. Суна открыла глаза и встретилась с серьезным, удивленным взглядом Мориана.

Эльф смотрел на нее так, словно увидел что-то поистине ошеломляющее.

— Извини, — смутилась Амарисуна. — Я, наверное, помешала тебе, что заговорила вслух. Просто… слово такое странное приснилось. И ты… я помню, ты тоже его произносил…

Мориан замялся.

Не надо, — торопливо подняла Амарисуна ладонь. — Не можешь ответить — не говори, только не ври. Не сегодня.

Мориан поправил обруч на лбу и убрал флейту в карман куртки. Снова посмотрел на Суну, отвернулся и заговорил не спеша, глядя на бегущие по небу облака.

— На самом деле, это — колыбельная. Знаешь, легенды говорят, что тиа Милари играла ее своему мужу, когда шла война. Каждый вечер, пока они были вместе. И каждый вечер, пока она играла или пела, она находила в себе силы, чтобы встречать все новые и новые известия о тех чудовищных потерях, что мы несли… и идти рядом со всеми.

— А откуда ты узнал эту мелодию? У тебя слова есть? — спросила Целительница, зачарованно.

Мориан повернулся к ней.

— Есть. Я отдам тебе свиток, если хочешь.

— Хочу, — призналась Суна. — Хотя от этой мелодии у меня мурашки по коже. Она такая… пронзительная. Даже не знаю, зачем ты ее играешь в такой мирный вечер.

— Потому играю, что мирный, — туманно ответил Мориан. — Мне очень важно помнить эту колыбельную.

Эльфийка потерла затекшую поясницу и вытянулась на животе, положив голову на руки. Тонкие пальцы Мориана оказались совсем близко, и она увидела пересекавший тыльную сторону левой ладони шрам.

— Она ведь погибла, да? После мужа, прямо перед окончанием войны, — полуутвердительно спросила Суна.

— Скорее, война закончилась с ее смертью. И благодаря ей, — ответил Мориан, помедлив. Девушка моргнула.

"Месайя!"

— Мориан, ты невыносим, — вздохнула Амарисуна. — У тебя такой вид, будто бы ты знаешь то, что недоступно остальным. Но при этом ты ни-че-го-шеньки дельного не говоришь.

— Вот и моя девушка так говорит, — согласился Мориан, закидывая ногу на ногу. У эльфийки зазвенело в ушах.

— Что ж ты от любимой в такую даль отправился? — спросила она, потерев друг о друга внезапно отяжелевшие пальцы. — Или наоборот, возвращаешься к ней?

— Считай, что возвращаюсь, — помолчав, ответил эльф неохотно. — Перед Обрядом.

— Так она не просто девушка, а Названная? — Амарисуна никак не могла понять, почему собственные слова отдаются в ушах каким-то эхом.

— Угу. Я заеду к ней, когда мы поедем через Амэль Юрэнан, — неожиданно разоткровенничался Мориан. — Не хочешь с нами? Проведала бы друзей. Обратно добралась бы через Мэль — дорога, думаю, уже высохла. Нашли бы тебе попутчиков.

Суна отвернулась от эльфа и села. Приподнятое настроение потихоньку ушло, и девушка заметила, что на улице холодно и сыро, и луна все чаще прячется за тучи.

— Тебе скучно вдвоем с Елайей ехать, что ли? — не поворачиваясь, спросила Амарисуна. Раздался шорох — эльф сел рядом.

— Может и так, — с насмешкой в голосе ответил он. — А может быть, я не хочу, чтобы ты уезжала.

Девушка медленно обернулась. Эльф тщательно полировал рукавом снятый со лба обруч.

— Извини уж, — с расстановкой ответила Суна. — Мое дело закончено. У меня нет в Амэль Юрэнане никого, кого я хотела бы видеть.

— Суна? — Мориан опустил обруч. — Может быть, ты хочешь видеть в Амэль Юрэнане меня?

Амарисуна замерла.

— В каком смысле? — тихо спросила она. Эльф набрал в грудь воздуха, выдохнул и пожал плечами.

— В смысле, может быть, тебе не хочется пока что возвращаться в Андагриэль. А я — надежный проводник для путешественников.

— Мне хочется в Андагриэль. Я очень устала и хочу тишины и покоя. Вернуться обратно к своим привычным делам.

Девушка поднялась, подтянула правый сапог выше и, не удержавшись, добавила:

— Кстати, все хотела спросить: все Наемники так пекутся о своей внешности?

Обручи из серебра, волосы до плеч… это что бы вас было удобнее ухватить во время боя?

— Нет, это чтобы привлекать любопытных девушек и потом соблазнять их, — серьезно ответил Мориан. Суна раздраженно хмыкнула и спрыгнула из беседки на землю. Решительно зашагала по дорожке, и только свернув за стену колокольчиков, где Мориан не мог ее увидеть, остановилась и сделала два глубоких вдоха.

Вслед ей понеслась уже знакомая, печальная мелодия.

Праздник, как ни странно, был в самом разгаре — вовсю горел кострище на поляне, и чей-то громкий голос старательно рассказывал о душевных терзаниях героя, видящего, что "любимая его день ото дня все слабее и слабее, а дорога — все труднее и труднее".

— Потрясающая гамма чувств, — пробормотала Суна. Свернула ко входу в Дом и остановилась. От крыльца неспешным шагом удалялись двое: Эллор и Елайя. Эльф обнимал девушку за талию, а Елайя в свою очередь обхватила двумя руками его руку. Парочка о чем-то оживленно переговаривалась, причем Елайя то и дело прижималась к юноше покрепче, а Эллор очень доверительно целовал ее, то в затылок, то в висок, то в щеку, видимо, спускаясь по траектории.

— Неужели ты действительно ради меня это сделаешь? — донесся до Амарисуны недоверчиво-восторженный голос Елайи.

— Клянусь предками! — торжественно и громко ответил Эллор. — Я не верил в рассказы о том, как за один миг все может произойти — до того, как увидел тебя.

Елайя счастливо, звонко рассмеялась.

У Суны кольнуло сердце.

Целительница, ссутулившись и обхватив себя руками, медленно поднялась по ступеням крыльца, а затем — по лестнице на второй этаж Дома. Со злостью захлопнула за спиной дверь в комнату, прошла по лунной дорожке на полу, взяла меч и села возле кровати, обхватив ножны руками.

— Кто я и кто ты!

— Может быть… может быть, но так глупо делать вид, что мы не нужны друг другу!

Эльфийка прижалась лбом к ножнам и прикусила себе палец, чтобы не расплакаться.

— Лучше бы ты помогла им, а не бежала, чтобы потом придти ко мне!

Я не предатель…

— Лучше бы ты помогла им…

Я не предатель, правда ведь?

— …бежала, чтобы потом придти ко мне!

Я предала их всех.