Немедиец ногой отодвинул дергающееся тело и, взяв голову за ухо, положил ее прямо возле ног предводительницы.

Нинус работал как механизм, четко и без спешки, через двадцать минут возле пня громоздилась небольшая горка обезглавленных трупов, а вокруг Релмины были выложены полукругом головы ее товарок.

— Печень Нергала, аж вспотел! Ах да, чуть не забыл, Герт.

Толстуха так и стояла вытаращив глаза и оскалив гнилые зубы. Нинус ухватил ее за волосы, запрокидывая голову и рубанул топором.

— Вот теперь вся шайка в сборе!

И положил рядом с Релминой отрубленную голову бритунийки.

— Что ты собираешься сделать со мной? Произнесла безжизненно Релмина. Изнасилуешь, а потом снимешь кожу?

Нинус зашелся от хохота:

— Нет, крошка, пожалуй, наоборот.

Синие глазищи и так казавшиеся огромными стали еще больше.

— И не надейся, это слишком легкая смерть. Я тебя оставлю тут.

На лице Релмины забрезжила надежда, и она, поколебавшись, спросила:

— Рудник на самом деле был?

Палач жизнерадостно засмеялся и прошелся по подвалу, поливая маслом и поджигая все мало-мальски ценное. Под конец собрал в кучу у лестницы: остатки гнилой мебели, шелка, меха, кувшины, бочки, сверху всего этого он разлил масло для факелов. Затем нацепил свой доспех, забрал мешок с пожитками, сундучок и вылез по лестнице наружу. Лошадь стояла там, где он оставил, и была в полном порядке.

С помощью трута и кремня он разжег огонь и бросил промасленную ткань вниз. Яркое пламя принялось пожирать наваленную кучу барахла, постепенно ползя вверх по лестнице…

Немедиец дождался, пока лестница обрушилась, и перекрыл лаз несколькими обломками бревен.

«Ну и дура же Релмина. Нашла чему радоваться. Лестницы нет, еды тоже. Через пару дней будет, есть лягушек, а через неделю так, пожалуй, и своих прокисших подружек будет грызть с голодухи. Хотя возможно еще раньше сойдет с ума. Сэт с ней, надо выбираться на дорогу».

На прощанье, Авлий Лют Веракс дал Шанго, не бывавшему еще в этих землях, пару советов, кое-чем снабдил и кое о чем предупредил. Последнее касалось того, какой путь в Тарантию лучше избрать.

— Недалеко от того места, где кончаются владения моего рода, (ты поймешь где это по межевому столбу), — начал Авлий, — дорога раздваивается. Оба пути в итоге ведут в столицу. Однако выбирать по какому из них лучше поехать надо с умом.

— В чем же сложность? — спросил Шанго. — Та, что короче — всегда лучше! Или, — он улыбнулся, — обе дороги одинаковой длины?

— Нет. Одна из них действительно короче.

— Так в чем же дело? Она принадлежит какому-то весьма негостеприимному дворянину? Я думаю, — чернокожий улыбнулся еще шире, — мы сумеем договориться!

— Не в этом дело, — отмахнулся Веркас. — Короткая дорога ведет через Старый Лес. А о нем ходит дурная слава. Там часто пропадали люди, поэтому тропой, ведущей через него, перестали пользоваться. И местные и караваны предпочитают использовать длинную, более широкую дорогу. На ней и постоялый двор есть. Отмечу — весьма хороший. Ты, как я понял, комфорта особого не ищешь, поэтому подумал, что когда наткнешься на межевой столб с указателем, можешь вместо прохоженного тракта выбрать путь через лес.

— Знаешь, — проговорил скептически Шанго, — твоя история напоминает мне сказки, что мои родители рассказывали мне на ночь. «Направо пойдешь — лев нападет, налево пойдешь — в яму провалишься».

— Я так и знал, что ты не поверишь, — фыркнул Веракс. — Я и сам-то не особо верю этим россказням — пару раз пересекал лес и ничего ужасного не видел. Но я был не один, а с товарищами. Однако полной уверенности нет ни в чем, поэтому считал своим долгом предупредить тебя о возможной опасности.

— Ладно, — кивнул негр. — Спасибо. Я подумаю, когда доберусь.

Переменчивая погода Аквилонии сделала путь довольно тяжелым даже для самой выносливой лошади из тех, что могли предоставить конюшни графа Донатоса. Дорога размякла в низинах, а на местах повыше была довольно скользкой из-за гололедицы. Поэтому иногда Шанго двигался настолько медленно, что его продвижение к цели трудно было назвать путешествием. Когда Шанго наконец подъехал к развилке, уже начинало темнеть, а со свинцового неба посыпался редкий снег.

Поморщившись от промозглого ветра, обжегшего его своим мимолетным дыханием, наемник соскочил на землю. Несмотря на то, что в этих широтах Шанго был не новичком, он, как сын юга, к таким условиям все еще никак не мог привыкнуть. Чернокожий провел пальцем под носом, а затем повнимательнее посмотрел на перекресток. Все оказалось так, как рассказывал Веракс. Направо вела широкая, протоптанная тысячами ног, копыт и колес, дорога. Путь же прямо был почти уничтожен временем — где-то он зарос травой, где-то занесен грязью. Только неясная, обрывистая тень былой дороги, подобно тонкой нити вела к черной стене деревьев. До этого момента предупреждение аквилонского нобиля казалось несерьезным, даже смешным по сравнению с жарким желанием побыстрее добраться до цели. Сейчас же, когда Шанго увидел неприветливые подступы к мрачному лесу, ему стало как-то не по себе. Уже отсюда было понятно, что Лес какой-то странный. Стояла ранняя зима, однако листья на деревьях все еще не опали и даже не пожелтели. Они были зелеными и обильно украшали ветви, правда зелень эта была какого-то сероватого оттенка. Выпавший снег осел на растительности, но даже он, казалось, не беспокоил покой древесных крон. Было еще кое-что, доставляющее беспокойство в отнюдь не суеверную душу Шанго, но что конкретно его так волновало, он никак не мог определить.

Обругав самого себя за сомнения и неясные страхи, наемник оседлал коня и направил его в сторону леса. Уже часа через четыре он намеревался быть в Тарантии и никому не собирался позволить задержать его. Вступая под полог леса, Шанго взглянул на своего коня, ожидая его возможной реакции — животные более чувствительны, чем человек к вещам, что недоступны взгляду. Однако лошадь весело трусила по заросшей тропе, и казалось, даже холодная погода ее не слишком беспокоила. Пожав плечами, негр отогнал всякие посторонние мысли и сосредоточился на дороге впереди.

Листва скрыла даже остатки того света, что пробивался через мутное небо, поэтому путь надо было преодолевать тщательнее. Все говорило о том, что скоро вообще должна была настать полная тьма. Шанго достал из седельного мешка факел и приготовился его зажечь.

Через некоторое время действительно стало темнее, однако, ненадолго. Логика подсказывала, что, скорее всего, это глаза привыкли к такому освещению, однако Шанго не покидало ощущение, что лес что-то освещает. Что возможно светятся сами деревья. Еле заметным призрачным светом. Подтвердить он этого никак не мог — пристальный взгляд на окружающие объекты не находил ничего. Это вызывало беспокойство, тревогу. К этому неудобству добавилось тягучее, обволакивающее ощущение того, что на него кто-то смотрит. Со всех сторон. Чернокожий осмотрелся, но видны были лишь нескончаемые ряды деревьев и кажущиеся черными россыпи листьев. Он сжал зубы, комок подступил к его горлу.

Внезапно в затылок ударил порыв ледяного ветра и Шанго понял ту странность, что ранее лишь неясно ощущалась. Ветер не шевелил ни ветвей, ни листвы, да и сам не задерживался ими. Словно бурная река, прорывающаяся сквозь камни, поток воздуха проходил сквозь препятствия — не в состоянии ничего потревожить, нарушить покой. Сам ветер тоже был необычен. Казалось, что он пришел не извне леса, а порожден им. Отбросить такую мысль как надуманную, наемник уже не мог.

Он прикоснулся к шее коня, однако тот все еще был спокоен.

Ветер стих так же неожиданно, как и начался. Наступило безмолвие. Не было ни звука, ни шелеста, ни хруста сломанной ветки — ничего того, что должен издавать нормальный лес, наполненный живностью. Стояла полная тишина, нарушаемая только стуком копыт лошади. Шанго даже принялся считать шаги, чтобы отвлечься.