Синеглазая предводительница подошла к связанному палачу.

— А куда это ты, Нинус, ехал? Я так чувствую, здесь пахнет какой-то тайной. Наверно хочешь рассказать? А иначе, зачем тебя оставлять в живых? Сокровищ у тебя в мешке нет, не считать же сокровищем тот стеклянный булыжник из халцедона, что лежал у тебя в боковом кармане.

— Это мой талисман.

— Сильно он помог тебе. Да не дергайся, он так в кармане и лежит, ни одна уважающая себя женщина на себя такой камень не нацепит, безвкусица еще та, ни формы, ни огранки. Зато глядишь, да и повезет тебе со мной договориться.

Палач промолчал.

— Молчишь? Не будешь отвечать на вопросы, у тебя будет шанс, близко познакомится с Герт,

— Отвали к Нергалу, тварь, и шлюх своих тоже прихвати, — произнес Нинус.

Бритунийка коротко без замаха двинула левой ручищей Нинусу прямо с живот. Тот несколько секунда беспомощно ловил ртом воздух. Лишь через несколько минут он полностью пришел в себя.

«Проклятая толстуха бьет не слабее, чем лось копытом»

— Давай еще раз, Герт, — приказала Релмина.

В этот раз мужеподобная бабища отвесила еще один удар, но в этот раз Нинус успел напрячь мышцы и погасить часть удара.

— Места тут гиблые, — продолжила Релмина, — тебя здесь никто даже искать не станет. Поговаривают, недавно исчезло несколько селений возле Киммерийских гор. Так до сих пор ни одного человека не нашли. Хотя нет, одного нашли, но он совершенно спятил, рассказывал такие вещи, что и вообразить трудно, даже с похмела. Нес какой-то бред о каком-то племени в Киммерийских горх, якобы они там все поголовно чуть ли не на одной человечине и живут, а уж кому моляться и подумать то страшно.

Ну да ладно, так вот несговорчивый ты наш, это Герт пока с тобой развлекается. Это ты ее в ярости не видел…

«Ну, ее и несет!», — подумал Нинус. — «Триста слов в минуту и все про разное… Ладно, пора сделать вид что я осознал весь ужас положения».

— К князю Клотиру, — выдавил из себя палач.

— Да его прирезали три месяца назад!

— Нергал! — весьма правдоподобно выругался немедиец.

— Что за дела у тебя с Клотиром?

— Мне мой мозг говорит, что для такого дела у тебя и твоих сошек кишка тонковата будет

— Да неужели? А у тебя есть выбор? Мы все еще можем прийти к соглашению.

— Рудник, — буркнул нехотя Нинус.

— Какой рудник?

Немедиец что-то неразборчиво пробурчал.

— Чего ты там шепчешь?

Заинтересованная Релмина придвинулась к палачу ближе.

«Не умеете людей вязать, никак не умеете. Таким канатам место на корабле…». От веревок палач избавился через десять минут, после того как пришел в себя и лишь выжидал удобного момента. Едва синеглазая наклонилась палач ухватил ее одной рукой за горло, другой — выхватил из ножен на поясе Релмины нож, который тут же уперся ей в шею.

Релмина было дернулась, но острый укол остановил ее сразу. Теплая струйка крови поползла вниз. Разбойницы тут же заподозрили неладное, но было уже поздно.

— Так, все легли на пол, кроме Герт.

Понадобилось еще раз чувствительно кольнуть предводительницу, чтобы вся шайка подчинилась.

— Герт, будь так добра, отвяжи моток веревки от моего мешка и принимайся вязать руки своим подругам.

Под чутким руководством Нинуса толстуха надежно спеленала всех разбойниц.

— Теперь ты Релмина, свяжешь Герт.

Через минуту толстуха оказалась возле того самого столба, где стоял совсем недавно сам Нинус.

— И что дальше? — зашипела синеглазая предводительница.

Вместо ответа палач саданул ей по затылку локтем и потерявшая сознание Релмина свалилась на пол.

Нинус довольно осмотрел результат своих дел — вся шайка было надежно спелената и упакована. Дожидаясь пока Релмина придет в себя, он посмотрел, что из награбленного может пригодиться. Ткани, меха, зерно, кувшины с вином, по всей вероятности Релмина не шутила, когда говорила, что они тут уже давно орудуют.

Палач проверил карман, камень на самом деле оказался на месте. Наконец раздался стон приходящей в себя синеглазой предводительницы разбойниц.

Нинус присел над Релминой, в одной руке держа кувшин с вином, в другой хороший кусок сыра.

— Привет крошка, соскучилась? — с набитым ртом поприветствовал немедиец Релмину.

Синие глаза яростно засверкали.

— Ах, ты скотина, да только освободи мне руки, и я тебя всего на куски изрублю…

— Теперь моя очередь, сладкая, — и ухмыльнулся самой мерзкой из улыбок и заткнул ей рот грязной тряпкой, подобранной здесь же.

— Меня все внимательно слушают? А ты?

Нинус повернулся к привязанной к столбу Герт, уже лишенной одежды. Впрочем, ее нагота немедийца ничуть не возбуждала, скорее даже, наоборот — от такой бесформенной туши мог возбудиться наверно только каторжник не видевший женщин лет пятьдесят…

— Наверно полагаешь себя очень опытной в деле палачества? Я тебе покажу как надо! Погоди-ка, по-моему, еще не все очнулись.

Нинус закатил мощную оплеуху Нати, приводя ее в чувство.

— Очнись мразь, ты мне в сознании нужна.

Девчонка клацнула зубами, пытаясь достать до горла немедийца. Тот легко уклонился и, засмеявшись, отвесил вторую оплеуху:

— Эх ты, жаба страхолюдная, даже этого не можешь, смотри, как пытать надо!

Нинус ухватил раскаленный уголек из костра щипцами, и засунул его в ухо Нати. Та заверещала совсем так, как недавно Эольв.

— Что не по нраву? А вот так?

Палач выхватил ветку из костра и подпалил спутанные волосы девчонки. Лохмы мигом сгорели, и в воздухе повис противный горелый запах.

— Ладно, оклемаешься, я продолжу. Эй, жирная! Как там тебя, ээ… Герт! Я вот думаю, ты просто позоришь это искусство! Ну, кто так кожу снимает? Человеческая кожа требует особого подхода, это ж тебе не баран. Вот смотри…

И Нинус принялся со всем тщанием надрезать кожу в нужных местах, толстуха лишь громко мычала.

— Вот как надо, тут, тут и тут. Снять кожу с груди сможет и деревенский дурачок на подхвате у скорняка. А вот это я называю искусством!

И подцепив надрезанный край на животе, принялся с натугой сдирать кожу с толстухи.

Со стороны Нати и связанных разбойниц раздался крик ужаса.

Палач встряхнул снятую кожу.

— Кому там не нравится? Сейчас новую сделаю, материала тут у вас хоть отбавляй, можно нехило приодеться, ну там камзол или колет сварганить… Хотя по-моему безрукавка очень неплохая вышла, ни одного шва! Только продубить надо. Я обычно советую на десять фунтов кожи три фунта дубовой коры, это в первые две седмицы, а потом как обычно…

После полной выделки можно носить хоть по праздникам, хоть по будням. Но наверно в Храм Митры в такой одежде наверно лучше не ходить, неправильно поймут, или коситься будут. Так вот, толстая, если хочешь доставить боль нуж…

— Остановись негодяй сколько можно! — раздался яростный крик Релмины, выплюнувшей кляп. Забирай свое барахло и проваливай отсюда!

— Ну, зачем же проваливай, мне у вас дико понравилось. Давно такого гостеприимства не встречал. А теперь помолчи, и до тебя разговор дойдет.

— Толстая, ты меня еще слышишь? Так вот для боли достаточно теперь тебя посыпать солью. Вот так. Хотя лучший результат дают муравьи. Ну да я думаю, ты привередничать не станешь.

Рука Нинуса нырнула мешочек с солью, найденный среди кучи награбленного и обильно обсыпала Герт. Ее глаза вылезли из орбит, она завопила. Рот без языка открывался как у рыбы, выброшенной на берег.

— Вот что такое боль. Ладно. Кто там следующий?

Связанные грабительницы, всего час назад потешавшиеся над изуродованным трупом купца в страхе старались забиться как можно дальше. Глаза Нинуса радостно сверкнули.

— Сэт и его змееныши! Я про свой топор забыл!

Обрадованный Нинус оглядел подвал в поисках колоды или пня, наконец, искомое было найдено, причем в характерных бурых разводах от неоднозначного употребления.

Заломив руки Нати, палач поволок ее к пню, придавил ее ногой и сноровисто махнул топором. Худосочные ноги обезглавленного тела судорожно застучали по полу.