Арбалетчик взмахнул топором и обрушил его на шею. Ему удалось попасть по ней, но перерубить ее с одного замаха он не смог. Покалеченный контрабандист заелозил по колоде от невыносимой боли.

— Давай еще разок! — скомандовал Нинус.

Барус видимо разволновался и топор угодил в плечо невезучему преступнику. Палач едва успел убрать ото рта мех с вином, чтобы не подавиться от смеха.

— Что-то пока у тебя не очень дело идет, — отметил он. Ты представь, будто свинью рубишь.

Бледный как мел Барус снова взмахнул топором, в этот раз удачно. Снова попал по шее, умудрившись все-таки перерубить позвоночник, голова держалась только на лоскуте кожи.

— Неплохо, — провозгласил Нинус. Блевать не будешь?

Барус держался до последнего, но вопрос Нинуса был выше его сил. Отталкивая своих сослуживцев, он влетел в кусты, откуда донеслись неаппетитные звуки.

Палач с удовольствием прислушался.

— Никто больше не хочет попробовать? Еще три человека осталось.

Тут как раз появился из кустов взъерошенный арбалетчик.

— Хлебни винца, парень, помогает.

Тот послушно влил в себя почти кварту вина.

— Практика нужна Барус, а так все нормально. Почти все с первой башки блюют. Я правда не блевал… Нет такого таланта, даже по пьяни. Давайте, что ли остальных доработаем, да можно отдыхать. Тащите тех, кто остался.

Палач рывком вытащил топор из колоды.

— Сюда его мостите…эх!

Топор в руке палача расплылся в серо-черную полосу и с одного взмаха отрубил голову второму контрабандисту. Из перерубленных вен забили маленькие фонтанчики крови, которые впрочем, скоро исчезли. Палач подхватил голову за волосы и повернул голову так, чтобы глаза видели тело. Глаза на отрубленной голове вытаращились, рот беззвучно открылся.

— Понимает тупая башка, что видит, потому и пучит глазья. Давайте еще одного, тут место уже освободилось…

Костер уже прогорел, и возле него остались сидеть только Тесвел и Нинус. Остальные воины допили вино разбавленное водой и разбрелись по палаткам. Слишком много на сегодняшний день у них выпало испытаний. Выслеживание и схватка, конечно, их вымотали, но зрелище, как один человек, всего за две минуты походя, обезглавил троих человек, оказалось явно лишним.

Впрочем, по меркам Каземата Нинус не совершил ничего особенно выдающегося. Любой из десятка палачей мог запросто повторить этот результат. Просто дело в наглядности: одно дело, когда рубят голову на площади города, при большом стечении народа, а совсем другое, когда в ярде от тебя за считанные мгновения несколько человек остались без головы.

Тесвелу когда он наблюдал за сим процессом, казалось что Нинус не дать, ни взять кухарь, который отрубает головы гусям. Только разве что вместо гусей, люди…

— Нинус, а куда ты ехал?

— В форт у Вороньей скалы.

— Ну и дыра… это же у самой границы с Пограничьем. А что ты там забыл?

Палач многозначительно усмехнулся. Тесвел поднялся:

— Я на боковую, встанешь раньше меня, возьми припасы в дорогу, все что нужно. Спасибо за помощь.

Нинус кивнул.

Утром оказалось что палач спать и не ложился и уехал еще до полуночи. Тесвел пожал плечами и выкинул это из головы.

Огромные, обитые толстыми бронзовыми полосами деревянные ворота немедийской пограничной заставы, как и следовало ожидать, были закрыты. Но появление всадника не осталось незамеченным. Пропихнув свернутую в свиток подорожную в крохотное окошко, криво вырубленное в створке, боссонец терпеливо ждал. Несколько минут ушло на улаживание формальностей и проверку подорожной, после чего Ангир оказался внутри небольшой крепости, перекрывающей путь из Немедии в Пограничье. Как и все немедийские северные форты этот ничем не отличался от ему же подобных: квадратная каменная крепость со сторонами примерно в полтораста шагов, высокие, под десять ярдов, покрытые зеленым мхом каменные стены толщиной в несколько локтей, с зубцами. По галереям сверху стен прохаживаются часовые, дозорные башни на углах, трое бездельников-стражников как раз из такой башенки с видимым любопытством глазели на приехавшего боссонца.

Пространство внутри форта было занято примерно на две трети различными постройками, казармами, складами, домами купцов и ремесленников, впереди загораживал безоблачное голубое небо донжон форта, высотой никак не меньше двадцати ярдов.

Впрочем, суровую красоту форта изрядно портили груды ящиков и бочек, наваленные как попало возле стен домов, да на удивление большие заросли грибов, угнездившихся по низу бревенчатых стен.

В двадцати ярдах от ворот Ангир заметил лавку торговца пушниной и, спешившись, стал рассматривать меха. Великолепные шкуры горностаев и куниц, оленей и волков боссонца не интересовали, да бесспорно — они очень теплые, но или стоят порядочно, или весят немало. Транжирой асассин никогда не был, поэтому его интересовала золотая середина, легкие и теплые шкуры, которые не жалко будет в случае чего бросить.

— Что присмотрел? — торговец — суровый мужик с окладистой бородкой и роскошными шрамами от звериных когтей на правой руке — смотрел на Ангира.

— Одеяло из заячьих шкурок нужно.

— Сейчас принесу! Сам лично бью зайцев, недавно, в первую осеннюю луну ходил…

Ангир искренне рассмеялся:

— Тогда этому одеялу цена — погнутая медная монета. Кто зайцев на шкуру в первую осеннюю луну бьет? У них линька, мужик.

Торговец усмехнулся:

— Верно говоришь. Ладно, не спеши, вижу, что ты не из дураков. Сейчас принесу…

И через минуту боссонец подергал мех, проверяя на прочность. И бросил торговцу две серебряные монеты.

— Вот это другое дело, мужик.

Торговец подмигнул:

— На базаре два дурака, один продает, другой покупает.

— И то верно. Есть тут трактир?

«Так два раза направо и прямо, до тупика… ага вот и кабак»

На вывеске было старательно выведено: «Гордость Севера».

Кинув поводья подоспевшему мальчику-слуге, Ангир захватил мешок со своим добром и вошел в кабак.

«…Нет. Это место никогда не станет „Червленым щитом“», — разочарованно подумал боссонец.

Стойка представляла собой замызганную и выщербленную толстую доску, поставленную на пустые бочки. За стойкой на козлах стояли огромные пивные бочки. Под одной из них собралась солидная лужа, от которой попахивало прокисшим пойлом. Изрезанные столы темнели от пятен пролитого вина и пива. Возле едва тлеющего камина валялись обломки сломанной скамьи, которым, похоже, было суждено выступить в качестве дров. Дрянное местечко!

— Уважаемый господин почтил нас своим прибытием… — елейно начал кабатчик

— Комната на ночь у тебя есть? — перебил его гость

— А как же! Есть, как не быть!

— Веди…

Толстый кабатчик семеня повел сероглазого боссонца на второй этаж

— Вот! — заявил кабатчик с гордостью, отперев комнату.

Белесая плесень украшала изрядный кусок потолка, углы были сплошь в паутине, кровать подозрительно покосилась на один угол. Ангир не поленился и присел, ну да, верно — ножки нет, вместо нее подставлен пенек. В довершении всего по полу важно шествовал черный таракан. И как подозревал ассасин, это тут не единственное насекомое…

— У тебя тут не прокаженные случаем жили? Я просил комнату, а не свинарник!

Тяжелый подкованный сапог опустился на таракана.

— И это «Гордость Севера»? Да этим притоном может гордиться только кочевник-зуагир, никогда не видевший нормального жилья!

Кабатчик невразумительно отпирался. Оборвав его бормотание, Ангир продолжил:

— Так, толстобрюхий, или даешь нормальную комнату или у тебя пять минут вынести всё самое ценное из этой халупы, ибо я так чувствую, гореть ей сегодня. Мне еще за это еще спасибо скажут, через пару лун в такой грязи холера вспыхнет!