Я побежал налево, потом передумал, ринулся обратно и помчался по другой дороге, которая уходила в гору и исчезала в лесу.

Через двадцать минут я понял, что принял неверное решение. На дороге была протянута железная цепь, прикрепленная к стволу дуба. На ней висел замок. У мамы не было никаких ключей, кроме как от машины и от нашего дома. В верхушках деревьев надо мной весело носились черные белки. Их трескотня действовала мне на нервы. Потом одна из них уронила желудь, а другая нагадила чуть ли не мне на ботинок.

Я швырнул в нее камень, но промазал. Когда он приземлился, раздался громкий шелест крыльев – стая голубей резко слетела с ветки, приземлившись слева от меня. Звук был такой, словно кто-то рассыпал огромную колоду карт.

Рядом со мной пробежала куропатка, которая быстро скрылась в зарослях кизила, покрытого бело-розовыми цветами. За этим кустом росли три кедра. А рядом был припаркован голубой «Пежо». Я осторожно подошел ближе, не ощущая ни уколов шипов дикой малины, ни укусов комаров, которые норовили усесться мне прямо на глаза. Не мигая, я подкрадывался ближе, чтобы увидеть то, что увижу.

Машина была припаркована у большого куста рододендрона. С другой стороны находилась усадьба, которая напоминала одновременно и горное шале, и русскую дачу. Эти сведения я почерпнул из журнала «Таун энд Кантри» за 1953 год. Осборн построил этот дом, чтобы сделать сюрприз своей первой жене. Но она умерла, и им так и не пришлось стоять вместе у порога, встречая гостей. Скорее, это громадное сооружение можно было назвать «базой отдыха». Дом был построен из гладко отполированных сосновых бревен. Они были уложены крест-накрест, как в русской избушке, а ставни, перила и другие детали были раскрашены, словно украинские пасхальные яйца.

Из статьи я узнал, что дом стоит на обрыве глубиной сорок футов – в этом месте речка Хаверкилл падала вниз прямо в бассейн – он находился в центре дворика-патио, стены которого были сделаны из розового гранита, привезенного из Нью-Гемпшира. Там была даже фотография Осборна (тогда ему было лет тридцать с чем-то), который забрасывал удочку, сидя в шезлонге. Вряд ли сейчас они там с мамой рыбачат.

Окна были маленькими, и к тому же на них были задернуты занавески. Подойти к обрыву не было никакой возможности. Дом был расположен так, что никто не мог нарушить покой мистера Осборна. Когда я приблизился к двери, то услышал невнятное бормотание и стоны. Кроме того, слышался тихий скрип… пружинного матраса? Или это колесики массажного столика? Но звуковые эффекты меня мало интересовали. Мне нужно было видеть, как они это делают. Передняя дверь была закрыта. Но сквозь оконце в нем я видел чей-то спортивный лифчик и скомканные женские трусики, довольно старомодные, высоко вырезанные – мама носила такие, когда у нее были месячные. Они валялись у морды белого медведя – его шкура лежала вместо коврика на полу. Я метнулся к другому окну. Страстные вздохи и стоны стали громче. Наружный подоконник находился в шести футах от земли. Я встал на цыпочки и прижал нос к стеклу, изо всех сил стремясь углядеть, что же там происходит. Впрочем, мне это было и так прекрасно известно.

В усадьбе была одна большая «бальная» зала. В конце этой комнаты виднелась винтовая лестница с рогами вместо балясин, которая поднималась на верхний этаж. Они были там. Действительно, чем-то это напоминало массаж. Лица разглядеть было невозможно. Зато я прекрасно различал ее ноги, и чью-то светловолосую голову, которой этот человек уткнулся ей прямо в промежность. Но мне нужно было знать еще кое-что: получает ли она удовольствие от этого? Я подпрыгнул еще раз, но все, что увидел – это розовый комок плоти, два тела, катающихся по матрасу. Я начал бегать от одного окна к другому, но так ничего больше и не увидел. Послышались шаги.

Я отошел назад, спрятался за стволом вяза и, присев на корточки, стал ждать, когда они выйдут из дома. Теперь мне уже не казалось, что устраивать сцены недостойно.

Нервы у меня были натянуты, как струна. Я с ума сходил от нетерпения. Вдруг сзади хрустнула веточка; я вскочил и затравленно огляделся по сторонам. Мне показалось, что кто-то за мной наблюдает. Овчарки Осборна? Медведь, которому удалось избежать участи напольного коврика в жизни после смерти? В любом случае, я никак не ожидал, что повстречаюсь с дочерью мистера Осборна – миссис Лэнгли. В газетах писали, что на ее свадьбе играл сам Рей Чарльз. Теперь ей было лет сорок. Она была одета в костюм для игры в теннис. Ее кожа была покрыта загаром. Знаете, есть такой тип женщин, обычно плоскогрудых – они выглядят очень молодо, но потом, когда вы подходите ближе, видите, сколько у них морщин. В одной руке миссис Лэнгли держала теннисную ракетку, а в другой – банку лимонада.

– Извини, я и не думала за тобой подглядывать.

– Ничего.

– А я бы ужасно разозлилась! – Сначала мне показалось, что они с дочкой не очень похожи; но только до тех пор, пока моя собеседница не зажгла сигарету и не сделала первую затяжку.

– Правда?

– Ненавижу сюрпризы.

– Я тоже.

– Ты ведь сын Лиззи Эрл, так? – В жизни не слышал, чтобы кто-то называл маму Лиззи. – А я – миссис Лэнгли. – Она протянула мне свою детскую руку, и слегка ухмыльнулась. – А тебя зовут… – Но, прежде чем я успел ответить, она сощурила глаза и, задумчиво глядя на меня, сказала:

– Подожди, не подсказывай… Я же знаю! Твоя мама говорила мне, и я сразу подумала, что у тебя прелестное имя! Финн! Так ведь?

– Точно. – Я был так польщен тем, что она знает мое имя, что на минуту забыл о маме и мистере Осборне.

Миссис Лэнгли повернулась ко мне спиной и стала вглядываться в лес.

– Брюс приглашал меня поиграть в теннис…

Я же нервно поглядывал на дверь особняка. Надеюсь, мама и мистер Осборн не выйдут оттуда прямо сейчас. Мне не хотелось, чтобы она узнала о том, что там происходит. Сам не знаю, почему. То ли мне хотелось защитить их, то ли разобраться с ними самостоятельно. Миссис Лэнгли все еще стояла, повернувшись ко мне спиной.

– Ты случайно не видел моего старшенького?

Я опять взглянул на дом. За стеклянной дверью стоял потный, голый и абсолютно беззащитный Брюс. Правда, эрегированный член нарушал впечатление беззащитности. Я никогда не видел его раньше, но знал, что это он, потому что волосы у него были выкрашены в белый цвет. Значит, это его голову я видел зажатой между чьих-то ляжек. А Осборн здесь не при чем.

Брюс прижал палец к губам, а потом отошел от двери. Ну, если в доме находится не моя мать, то кто это? В голове у меня была куча вопросов. Почему ее машина припаркована у этого дома?

– Здесь никого нет, кроме меня.

– А ты умеешь играть в теннис? – Она вытряхнула из туфли камешек, а потом положила мне руку на плечо.

– Нет, – сказал я, демонстрируя ей свой бинокль. – Предпочитаю наблюдать за птицами. – Мне казалось, это прозвучало очень убедительно.

– Молодец.

Она явно разозлилась из-за того, что ее сын не пришел, судя по тому, как она резким щелчком отбросила сигарету на землю. Но гораздо больше меня занимало другое: почему мамина машина стоит здесь, если самой мамы в доме нет? Тут мне в голову пришла еще более абсурдная идея: а может, мама была там с Брюсом? Мне стало страшно.

Миссис Лэнгли села за руль автомобиля, припаркованного у рододендрона, и я, словно идиот, ляпнул:

– Вы, значит, ездите на голубом «Пежо»…

– И что тут такого, скажи, пожалуйста? – засмеялась мама Брюса, настолько вежливо, насколько было возможно в такой ситуации.

– Да нет… Отличная машина.

– Что ж, если ты согласишься поиграть со мной в теннис как-нибудь, я разрешу тебе посидеть за рулем.

– Правда?

– Конечно. – Она завела мотор и откинулась на спинку кресла.

– Наверное, лучше сначала потренироваться.

– Водить или играть в теннис?

– И то, и другое. – Засмеявшись, она поехала вперед, помахав мне на прощание.

Сказать, что я почувствовал огромное облегчение – значит ничего не сказать.