Единственное, к чему не могла привыкнуть, вернее, что не могло ее не нервировать, это занятия спортом. И тут уж Изольда Ильинична вынуждена была пойти на некоторые уступки невестке. Если в первое время минимум два раза в неделю вывозила Ларису в спортзал, то вскоре, устав от ее нытья, придумала компромиссный выход. То есть Лариса по-прежнему будет заниматься физическими нагрузками для поддержания формы, но не в спортзале, а дома на тренажерах. Но уже не менее трех раз в неделю. А дабы непослушная в данном отношении Ларочка не халтурила, непременно занималась вместе с нею.

Плохо ли, хорошо ли, но быт молодой семьи можно было считать налаженным. Впрочем, скорее хорошо, нежели плохо, невзирая даже на то обстоятельство, что жили молодые с родителями. Даже Лариса находила в этом гораздо больше плюсов, чем минусов. В самом деле — разве могла ей помешать мама Зольда? А Владимир Александрович? Пусть в ином качестве, но они и до свадьбы, практически всю ее жизнь были рядом. К тому же мама Зольда обладала, на взгляд Ларисы, замечательным свойством особо не надоедать своим присутствием. Если бы еще с тренажерами своими не приставала — цены бы ей не было. Впрочем, тренажеры — это такая мелочь!

Зато Изольда Ильинична всегда была рядом с невесткой. Вернее, всегда, когда Ларисе этого хотелось — она словно чувствовала, когда Ларочка начинала скучать. Если же невестке хотелось насладиться одиночеством — мама Зольда угадывала это по едва уловимой грусти в глазах Ларисы. То есть Изольду Ильиничну при всем желании нельзя было назвать ни назойливой, ни неприступной. Как раз та золотая середина, удержаться на которой мало какая свекровь способна.

Супруга же Лариса боготворила. Она не пыталась разобраться в своих чувствах к нему — это было для нее лишним. Зачем пытать себя бесполезными вопросами: 'Люблю ли я Валеру?' Зачем копаться в себе, выискивать, вылавливать сиюминутные ощущения? Если главный вывод, главный результат не могло поколебать ничто. Валера спас ее от позора! Он спас ее не только от гибели моральной, но и от физической. А потому — он достоин только лучших чувств, любви, уважения и бесконечной благодарности. И Лариса не уставала благодарить судьбу за то, что послала ей в тяжкую годину Валерика Дидковского — самого надежного друга и любимого мужа.

Валера затянулся, сладко прикрыл глаза. Хорошо! Вдруг вспомнив о чем-то тревожном, посмотрел на наручные часы. Ох, как быстро летит время! С видимым сожалением раздавил едва начатую сигарету в пепельнице.

— Уже уходишь? — обиженно спросила Кристина.

Дидковский недовольно дернул плечом. Ох уж эти женщины! Получила свою порцию удовольствия, исполнила свой долг перед мужчиной — отдыхай. Нет, ей непременно нужно потянуть время. А где его, лишнее, взять?!

— Как видишь, — довольно грубо ответил он.

Впрочем, Кристина и не думала обижаться — видимо, привыкла к такому обращению за долгие годы совместной жизни. Жизни?! Совместной?!! Жизни — да, совместной — частично. Но это скоро изменится, это очень скоро изменится. Теперь Кристина была в этом уверена на все сто процентов!

— Милый, — прощебетала она, прижимаясь к его бледному плечу. — Подожди, не спеши. Не сегодня…

Дидковский безапелляционно сбросил ее с себя, сел на кровати, сверкая в темноте неестественно бледным телом.

— Чем это, интересно, 'сегодня' отличается от 'всегда'? — нарочито хамовато ответил он. — Всегда уходил, когда считал нужным, и сегодня уйду.

— Уйдешь, конечно уйдешь, — покладисто кивнула Кристина. — Только чуточку позже, ладно? Сегодня мне очень нужно с тобой поговорить.

— О чем? — скривился Валерий. — Деньги кончились? Я ж тебе только позавчера давал — уже все потратила? Тогда потерпи до следующего раза, я сегодня без наличных. И вообще — что-то ты стала много тратить в последнее время. Угомонись — мне еще жену кормить, между прочим.

Всунул длинные худые ноги в брюки, застегнул молнию. Принялся за рубашку. На даму не обращал ни малейшего внимания, говорил будто в пространство, ни к кому не обращаясь.

— А на это, милый, у меня есть вполне уважительная причина. Об этом я и хотела с тобой поговорить, не о деньгах.

Кристина села в постели, даже не пытаясь прикрыть обнаженную грудь. Шарящий по комнате в поисках галстука взгляд Дидковского наткнулся на нее. Подивился — надо же, какая у нее стала красивая грудь! Такая кругленькая, пухленькая. Что-то он раньше не замечал этой красоты. Или силикон? Вот куда деньги деваются, словно в прорву! Только когда она успела сделать операцию?

— Ну? — презрительно выдал он. — Когда это ты умела говорить о чем-то другом, кроме денег?

Кристина обиделась:

— Я никогда у тебя ничего не просила! А если ты и давал мне деньги, так сам, по собственной инициативе! И ты не имеешь права упрекать меня в этом, потому что… Потому что…

Объяснение так и не слетело с ее губ. Почему-то стало так обидно, так жалко себя. Да что же это такое, а? Ну когда же это кончится?! Да сколько лет она уже терпит это хамство?!! И ради чего? Ну нет, милый, хватит! Она не зря терпела, пришло ее время, пришел долгожданный праздник!!!

Подскочила с постели, словно забыв о наготе, прижалась к нему, уже одетому в пиджак:

— Валерочка, миленький! Перестань, я прошу тебя! Ты можешь сколько угодно ругаться, сколько угодно пугать меня своей строгостью, унижать меня. Но я-то знаю, что ты меня все равно любишь. Ведь любишь, правда?! Ведь ты не можешь меня не любить, я знаю, не можешь. Иначе разве ты приходил бы ко мне каждый день? Все наши с тобой четырнадцать лет, изо дня в день? И не прикрывайся женой — если бы ты ее любил, ты забыл бы обо мне уже давным-давно. Но ты после свадьбы только в лучшую сторону изменился, только чаще стал приходить. Стало быть, какая бы она замечательная ни была, а дать тебе того, что даю я, она не может. Значит, я лучше! Не с нею ты вечера проводишь, а со мной! Я не знаю, зачем ты на ней женился, не моего это ума дело. Может, карьера твоя от этого зависела, а может, на спор — от тебя ведь можно чего угодно ожидать. Да только любишь ты меня, миленький, меня, а не свою законную женушку. Не знаю, как ты ей объясняешь свои поздние возвращения домой. Да только или она у тебя холодная расчетливая стерва, которая только делает вид, что верит мужу-гулёне, или же дура последняя!

Ответом ей была звонкая оплеуха. Кристина застыла удивленно, перестала дышать, только смотрела на Дидковского каким-то страшным взглядом. Тот испугался:

— Эй, ты чего?

Кристина по-прежнему молчала, вытаращив на него глаза, и не дышала. Валерий схватил ее за голые плечи и начал трясти:

— Эй! Эй-эй-эй, Кристина!

Дабы привести любовницу в чувство, ему довелось еще несколько раз ударить ее по лицу, правда, уже не так сильно, как в первый. Наконец, столбняк у Кристины прошел, она вздохнула с придыханием, с каким-то утробным звуком, словно захлебнулась воздухом, после этого задышала часто-часто. Дидковский брезгливо толкнул ее на кровать.

— Истеричка! Это что-то новенькое. Только запомни, дорогая моя: моя жена — это моя жена, жена, поняла?! А ты наложница. А что есть наложница — не мне тебе объяснять. И не надо путать значение этих слов. Даже если я прихожу к тебе каждый вечер, это еще не повод для подобных выводов. И к тебе я прихожу именно как к наложнице, готовой удовлетворить любую мою прихоть. А к ней я иду, как к жене, домой. Поняла? Вот и вся разница между вами — она уважаемая женщина и любимая жена, а ты наложница, существо, созданное для плотских утех. Вот и знай свое место, тень! Еще раз услышу подобное — вылетишь не только из квартиры, вообще из Москвы. Давно в своем Воронеже не была? Я тебе устрою экскурсию, а то и вообще на ПМЖ туда отправлю!

— Не отправишь, — злорадным шепотом ответила Кристина. — Никуда ты меня теперь не отправишь!