Она и сама верила своим словам, да и говорила-то, в сущности, правду, просто слегка поменяла акценты.

И как можно было прервать этот скорбный рассказ, становившийся все трагичнее с каждой минутой? Перебить, не дослушав? Уйти, сославшись на усталость и позднее время, на то, что заждались дома? И что она хотела от него, Зоя, женщина, без которой он когда-то не мыслил своей жизни? Готовности выслушать? Немного сочувствия? И он откажет ей в этой малости?

— Держись, Заяц, — сказал Артем и сжал ее холодные пальцы. — Ты маленький, храбрый и верный Заяц. Помнишь, как говорила наша химичка? «Добро, которое вы посеете в мире, вернется к вам в десятикратном размере». Тебе тоже воздастся сторицей. Ты еще встретишь хорошего человека…

— Тема! — закричала Зоя. — Ты ничего не понял! Все эти годы я любила только одного мужчину! И это чувство не просто удерживало меня на плаву — оно помогало мне выжить! Мне больше никто не нужен… Только ты, ты один… Ты мой по праву… Однажды я уже тебя потеряла, но больше не хочу, не отдам никому! Мой… мой… мой…

Она целовала его глаза, губы — быстро, словно клевала. Артем пытался перехватить ее руки, стараясь не быть грубым, но Зоя, скользнув холодными пальцами под полы его пиджака, обнимала так крепко и шептала так жарко, что неуправляемая жгучая волна захлестнула разум, разлилась по телу, пульсируя в каждой клетке и требуя исхода. И он уже рвал с нее майку, и джинсы, и что там еще на ней было, и швырнул на тахту, как публичную девку. И взял ее грубо, едва успев выпростать алкающего чужой плоти зверя, забыв о политесе и любовных играх. И взрыв был почти мгновенный, но такой оглушающе острый, что рожденная им сокрушительная энергия, опустошив его до последнего предела, потребует теперь все новых и новых насыщений. Но Артем еще не знал об этой неодолимой зависимости. Было гадко, неловко, хотелось немедленно уйти от этой женщины, из этой квартиры, забыть все, только что происшедшее, как тягостный сон. И Зоя, интуитивно почувствовав это его желание исчезнуть и забыть, беззвучно заплакала.

Он тщательно оделся, бледный от презрительной ненависти, и ушел, четко печатая шаги, сжимая ручку портфеля фирмы «Данхилл». А в дверях столкнулся с Ольгой Петровной и, сдержанно кивнув, вышел, кляня все на свете и ужасаясь одной только мысли, что, вернись она на пять минут раньше…

Ольга Петровна, предчувствуя недоброе, рванула в Зоину комнату и ахнула:

— Что же ты делаешь, дочка?! Или мало ты еще начудила в своей жизни? Ведь у него же ребенок!

— Да насрать мне на его ребенка! — бешено заорала Зоя.

— Где это вы ходите, Артем Николаевич? Машина давно стоит, а хозяин исчез? Мы уж со Стаськой не знаем, что и думать.

— Устал, — бросил Артем, не поднимая глаз. — Прошелся по бульвару.

— Личико-то покажи, Гюльчатай, — засмеялась Аня. — Ужинать будешь? Я уже два раза разогревала.

— Конечно, буду! Странные какие-то вопросы.

— Ну иди мой руки. Стаська уже поела, а я тебя жду.

— Может быть, дашь мне переодеться? — раздражился Артем.

— Может, и дам, — перестала улыбаться Аня. — У тебя неприятности? Что-нибудь на работе?

Артем не ответил, ушел в комнату. Он всегда ненавидел эту гнусную манеру — нашкодив, вымещать злость на жертве. И вот сейчас сам вел себя так же. Или дело совсем не в этом? А в том, что «жертва» самим фактом своего существования мешала ему шкодить дальше? А разве он собирался? Тысячу раз нет! То, что сейчас было между ним и Зоей, — простая физиология, нелепая случайность, минутное затмение, ничто, пустое место! Выброс гормонов… Он зажмурился, вновь остро пережив этот быстрый, яростный секс, вселенский взрыв, распыливший его на мириады частиц, экстаз изнемогающей в конвульсиях плоти, наваждение, морок, неутолимую жажду…

— Пап! — заглянула в комнату Стася, и Артем вздрогнул, будто она застала его за чем-то постыдным или могла прочитать мысли. — Ну иди уже! Мама зовет…

— Помнишь, в параллельном классе учился такой Генка Крючков? — спросила Аня, ставя перед Артемом тарелку и старательно делая вид, что ничего не происходит.

— Ну допустим.

— Он пошел по комсомольской линии, стал секретарем горкома. А когда все рухнуло, устроился директором спортивного комплекса. Знаешь, такой шикарный, рядом с ЦАГИ?

— Да.

— Ну и с комсомольским задором подгреб под себя кусочек с коровий носочек. А потом начался передел собственности, и его так прижали, что уже не до жиру, быть бы живу. Машину взорвали, грозили убить. И он уехал к родственникам в Тамбов, чтобы спрятаться от бандитов. И что ты думаешь? Попал там под машину и умер. Я сегодня его жену встретила. Теперь уже вдову. Осталась одна с двумя детьми… Ты меня слушаешь?

— Да.

— Меня такие истории просто потрясают. Это же настоящая мистика! Помнишь, есть такая притча? Один купец узнал, что его приятеля разыскивает Смерть, и предупредил его об этом. Тот испугался и решил уехать из города. А Смерть спросила того купца: «Куда это так торопится твой приятель? Я видела, как он бежал со всех ног». «Он поехал в Самару», — ответил купец. «Это хорошо, — сказала Смерть. — Потому что сегодня у нас там назначена встреча». Прямо мороз по коже, да? От судьбы не убежишь… Ты совсем не слушаешь меня, Тема!

— Да слушаю я тебя! — отмахнулся Артем.

Аня сдержалась и стоически продолжила монолог:

— Стаська сегодня замечание принесла в дневнике за то, что вопила на переменке. Я ей говорю: «В английских школах непослушных детей били линейками по рукам. Пожалуй, нам стоит перенять этот опыт». А она мне отвечает: «Перейми, перейми. А я напишу про тебя в газету…» Я только рот открыла!

— Спасибо. — Артем отодвинул почти не тронутую тарелку и поднялся.

— Да ты же почти ничего не ел! — всполошилась Аня. — Невкусно, что ли? Ты как себя чувствуешь?

— Да нормально я себя чувствую! Просто устал.

— А чай?.. — спросила она в его удаляющуюся спину.

— Нет…

Вот в этот сентябрьский вечер и закончилась Анина счастливая семейная жизнь. Впрочем, жизнь как таковая пока продолжалась. Закончилось счастье. Но Аня об этом еще не знала.

Сначала она пыталась объяснить возникшее вдруг отчуждение проблемами на работе у Артема. Потом ужаснулась, не точит ли его тайный недуг, с которым он безуспешно борется в одиночку. Подумала даже о возможной сопернице, но тут же отвергла эту версию как нелепую и абсолютно несостоятельную — Артем был, как она говорила, не из этой оперы.

Больше всего Аню удивляла и даже обижала его необъяснимая холодность со Стаськой. Он словно не замечал ее, и та, не понимая, что случилось, страдала, не смея лишний раз подойти. На днях вдруг рявкнул на нее ни с того ни с сего. «Папочка, папочка, — попробовала пошутить Стаська, — если ты будешь на меня кричать, то никогда не сумеешь проникнуть в мой внутренний мир». Аня засмеялась, а Артем даже ухом не повел, будто не слышал. Ни ухом ни рылом.

Вообще все это уже начинало надоедать. Если у тебя проблемы, расскажи, и вместе будем думать, как их решить. А он молчит, словно пень, и так себя ведет, как будто его здесь оскорбили в лучших чувствах.

Но всякому терпению рано или поздно приходит конец. И ждать она будет только до субботы — отправит Стаську к родителям в Ильинку и поговорит с ним начистоту. В конце концов, они муж и жена, так чего же играть в молчанку?

Но до субботы ждать не пришлось, потому что в пятницу вечером к Ане заглянула соседка, тетя Галя Соколова.

— А сам-то где? — полюбопытствовала она, уютно попивая предложенный Аней чаек.

— На работе, — пояснила Аня. — Какая-то у них там в последнее время запарка. — И машинально посмотрела в окно — нет ли машины. Привычное место справа от подъезда пустовало.

— А он теперь на площади паркуется, — сообщила тетя Галя. — Я сама видала.

— Зачем? — удивилась Аня. — Что за глупости?

— Вот и я тоже не поняла. «Что это, — спрашиваю, — не на месте притормозил?» А он мне отвечает, мол, ноги хочу размять. А чего их мять? До дома два шага… Он сам-то вообще как?