Шатунова отозвали в Москву и чудом не выставили из МИДа. Правда, за границу дорога ему теперь была заказана. Но в тот момент он боялся совсем другого — потерять сына.

Игорь Романович пришел к жене с повинной, можно даже сказать, приполз на коленях. Она потребовала развода. Так твердо, что он вынужден был подчиниться, но преисполнился решимости восстановить семью. Лида вышла замуж за офтальмолога. Шатунов был абсолютно уверен — ему назло, и жил надеждами на встречи с сыном. Но Лида уехала в Израиль. Вместе с Пашкой. На ПМЖ. Он писал письма. И не получал на них ответов.

Вот тогда ему и открылась вся бездна страданий, на которую они с мамой обрекли отца. Глупо, жестоко и безнравственно. Игорь Романович запоздало ужаснулся и даже решился отыскать отвергнутого когда-то родителя, чтобы покаяться, отдать ему немного тепла и самому черпнуть из благодатного этого источника хоть чуть-чуть, сколько получится. Но получилось только положить цветы на скромную могилу.

Пустите хлеб по реке, и он вернется к вам, намазанный маслом. Посейте зернышко зла — оно взрастет и поглотит вас, обло, озорно, огромно, стозевно и лайя.

Такого поворота событий мама никак не ожидала. Алтарь, на который она столь опрометчиво возложила свою судьбу, был разрушен. Кумир, вознесенный ею на головокружительную высоту, низвергнут. И кем? Господи, кем?! Ничтожной инородкой, докторишкой на уровне районной поликлиники, серой мышью, неизвестно каким способом окрутившей ее сына.

Он дал ей все — женился, вывез за границу, обул, одел и накормил. И чем она ему отплатила, неблагодарная, мерзкая тварь? Покрыла позором, сломала карьеру, украла ребенка! И за что, спрашивается, она так его наказала? За то, что ненадолго отлучился налево? Скажите, пожалуйста, какие мы гордые! Сама же, между прочим, и виновата! Ведь теперь как говорят? Если мужчина смотрит в сторону, значит, в семье ему чего-то не хватает. Все просто! Рыбка ищет, где глубже, а человек — где рыбка. И не какая-нибудь там облезлая лягва или бельдюга вроде ее бывшей невестки. Лучше надо было за мужем смотреть…

Ее сжигала ненависть к недосягаемой Лидии и мучила смертельная тоска по внуку, угасающий облик которого странным образом сливался в ее сознании с обликом маленького сына Гошеньки. И оттого потеря казалась особенно горькой. Тем более что живший теперь рядом с ней чужой, всегда раздраженный мужчина никак не вязался с ее послушным, почтительным мальчиком, который почему-то оставил ее одну, беспомощную, растерянную старуху, отдавшую ему всю себя.

Она мучительно пыталась разобраться в своем запутанном мире, пока однажды с ослепительной ясностью не поняла, что это вовсе не Игорь, а ее муж Ромаша в ту давнюю волшебную пору, когда сын еще не родился и все у них только начиналось — вся будущая жизнь, долгая и прекрасная.

Чудесное открытие потрясло ее так сильно, что изношенное сердце не выдержало, но ушла она из этого мира счастливой, и на похоронах все дивились, какое у нее молодое, светлое и спокойное лицо.

Игорь Романович остался один и, заполняя душевную пустоту, завел собаку. Его жизнь была расписана по минутам: утром — пробежка, днем — работа, вечером — перевод и книги. И только ночь оставалась ему не подвластной — долгая, полная щемящих воспоминаний, мучительных томлений и пустых, несбыточных надежд, что когда-нибудь, вдруг, каким-то невероятным чудом в этом доме опять зазвучат голоса женщины и ребенка.

Вот интересно, почему это люди так дорожат своим временем и наплевательски относятся к чужому? Сами-то, наверное, бегут с работы, как тараканы из-под тапки. А здесь ни попить, ни пописать. «Девушка! Где вы ходите? Мы будем жаловаться!» А уж домой прорываешься, словно через вражеские редуты, — каждый день со скандалом.

Вера немного постояла на крыльце своей конторы, вдыхая морозный воздух. Домой идти не хотелось. Ну, то есть не то чтобы не хотелось идти домой, а просто после многочасового сидения в душной комнате тянуло немного пройтись по вечернему городу.

Гиподинамия — вот в чем ее проблема. Она совершенно перестала двигаться. Раньше хоть зарядку делала. Но какая уж тут зарядка, если полностью утрачен вкус к жизни?

Зато Пинигин цветет и пахнет. Летает на крыльях любви. Эдакий «юноша бледный со взором горящим». И все-то у него замечательно, и все-то его ждут не дождутся! На работе — начальники с большой зарплатой, в постели — юная дива с упругой попой, дома — любящая дочка, добрая мама и верная жена, она, Вера.

Конечно, то, как он ведет себя в сложившихся обстоятельствах, — не самый плохой вариант. Продукты покупает, деньги дает, а главное, не оставляет Машку, звонит и приходит два раза в неделю — в среду и в субботу. А с ней, с Верой, держит дистанцию, как с гувернанткой. Словно это она его предала, полгода обманывала и в результате ушла к другому.

Вера осторожно ступала по скользкому тротуару — вечерний морозец сковал лужи ломкой корочкой льда. И только на проезжей части бурлили под колесами машин моря разливанные черной жижи.

Дальнейшие события развивались стремительно. Сзади послышался рев мотоцикла, и она еще успела подумать: почему у этих дебилов особым шиком считается снять глушитель? Но тут кто-то с дьявольской силой рванул из руки ее сумку, и Вера, потеряв равновесие, как подкошенная грохнулась на ледяной тротуар, а вернее, на ту самую тонкую корочку льда, которая с готовностью разломилась, принимая ее в студеную ванну. Сзади взвизгнули тормоза, и мимо, полыхая огнями, пронесся черный джип, огромный, как садовый домик, обдав ее грязной холодной волной.

Потом ее поднимали чьи-то руки, отряхивали, вытирали платком лицо, но она снова валилась на землю, потому что нестерпимо болела нога. Короче, «поскользнулся, упал, очнулся — гипс». Кто-то вызвал «скорую помощь», в больнице обнаружили, что вывихнута лодыжка, наложили тугую повязку и отправили страдалицу домой.

Неожиданное бездействие оказалось совсем не в тягость. Иногда приятно поболеть в собственное удовольствие, конечно, если ты не в реанимации, не в коме и не в гипсе — тьфу, тьфу, тьфу, не при нас будет сказано. Мама и Татьяна Федоровна суетились по хозяйству, Машка подкладывала подушки, и даже Алексей, не глядя в глаза, осведомился, не требуется ли какая-нибудь помощь.

— А чем ты мог бы помочь? — заинтересовалась Вера.

— Ну я не знаю… — мгновенно пожалел он о своем опрометчивом гуманистическом порыве. — Может быть, какие-то лекарства…

— Спасибо, не нужно, — гордо отказалась Вера. — Я абсолютно здорова.

Она старалась держаться с ним ровно и приветливо, не демонстрируя грусти и обиды, ради Машки, ради себя и тех будущих гипотетических отношений, на которые еще надеялась. «Он улетел, но он еще вернется, милый, милый…» Но в душе копилась горечь разочарования.

…На следующее после происшествия утро Вера осталась дома одна — Машка ушла в школу, а мама с Татьяной Федоровной — в милицию с заявлением о разбое, повлекшем тяжкие последствия для здоровья. Вера потянулась к телефону, чтобы позвонить на работу — позабавить сотрудников своими приключениями. Но тот зазвонил так неожиданно и резко, что она испуганно отпрянула, потревожила больную ногу и сердито бросила в трубку:

— Вас слушают!

— Вера Петровна? — спросил странно знакомый скрипучий голос. — Здравствуйте, это Кеша.

— Ка… какой Кеша? — обомлела она, отметая нелепую догадку.

— Кеша Потапов, — обиделись на том конце провода. — Как веником махать, так имени не спрашивают…

— Так это… — совсем растерялась Вера. — А как же?.. Вы что же?..

— Вчера во время вечерней прогулки над городом я нашел вашу сумку и готов вам ее вернуть… за некоторое вознаграждение.

— Ка… какое вознаграждение? — испугалась Вера.

— Я предпочитаю итальянский корм «Падован», — доверчиво поделился попугай своими пристрастиями. — Но если вы готовы отблагодарить меня другим способом… — Он весело заржал и сказал голосом Сергея Потапова: — Ну вы, Вера, ей-богу… С вами не соскучишься. Вы что же, действительно приняли меня за попугая?