— Отдашь мастеру Штейнману, он разберется, — я решил все-таки не запугивать его до смерти.

Парень облегченно вздохнул, ссыпал все в мешочек, висящий у него на поясе, и отряхнул руки.

— Мешочек потом сожжешь, — зловещим голосом внес свою лепту Георгий. Кристоф испуганно кивнул.

Я начал перебирать бумаги мага и тут же понял, на какую кладезь информации — как сказал бы Себастьян — наткнулся.

Первыми лежали копии договоров с некоторыми нейтральными курфюрстами. Теми, которые предпочитали отсиживаться у себя в замке, не примыкая ни к одной из сторон. Кое-кто из них, вступив в Евангелическую унию, очень сильно ее бы усилил. Я отложил договоры в сторону. Несомненно, мастер Боль найдет способ как использовать полученную информацию.

Следующим шел толстый фолиант, содержащий реестр денежных затрат. Будь здесь Себастьян, он мигом бы разобрался, что к чему. А так придется передать дальше по инстанциям…

Потом — я все-таки удержал возглас изумления — дальше лежала пачка денежных квитанций на получение денег в Ганзе. Речь шла об очень крупных суммах. Борьба длилась недолго, и я сунул значительную часть этих векселей за пазуху, улучшив для этого момент, когда на меня никто не смотрел. Часть пришлось оставить. Мастер Боль должен знать, что в Союзе есть крупный агент врага, который раздает такие векселя. И, в конце концов, мы все равно потратим эти деньги на выполнение миссии.

Последним лежала небольшая рукописная книжка в черном кожаном переплете и пачка писем, очевидно личная корреспонденция мага. Я их бегло просмотрел. Ничего полезного, обычные письма человека, заинтересованного тем, как идут дела у друга, как его здоровье. Наверняка здесь был какой-нибудь шифр, не позволяющий непосвященному разобраться что к чему.

Книжка была личным дневником мага. В ней он описывал какие обряды совершал, и что во время них происходило. Я открыл ее наугад, морщась от неприязни.

Звучало как одна из тех дешевых страшных историй, которыми меня любил пичкать Альберт, рассказывая о некромантах. Но если хотя бы часть того, что он писал, происходила на самом деле, этот еретик-ведьмак заслуживал смерти на костре, о чем я немедленно сообщил Георгию и Кристофу. Те со мной согласились.

Дальше я читать не стал, лишь мельком взглянул на следующую страницу. Там рассказывалось о том, как некромант призывал демона по имени Абрамелин — я немедленно трижды перекрестился — чтобы задать ему вопросы относительно некоей личности из приближенных императора. Список действий, производимых ведьмаком, был еще более отвратительным.

— Тоже передадите мастеру Штейнману, — я кинул дневник на кровать рядом с братом Кристофа, все еще не пришедшим в себя.

В сундучке оказались дукаты, которые мы тут же поделили на шестерых. Каждому досталось почти по сотне — немалые деньги. Долю лежавшего без сознания Клемента засунули ему в штаны.

— Ты что собираешься сегодня делать, — спросил у меня Георгий.

— Пойду к Альберту, расскажу ему о бое. А вечером… здесь должен быть бордель, иначе бы этот город не защищали так яростно.

Георгий усмехнулся.

— Сладостен свет того Грааля, который вдохновляет тебя на поиски, рыцарь без страха и упрека, — произнес он голосом священника, проникнувшегося своею же проповедью.

— Давай вечером встретимся тут. Уверен, хозяин с радостью выставит нам бочонок вина за то, что мы поймали протестантского шпиона и спасли его таверну от лживых наветов, — это уже обычным тоном.

— Уезжаете завтра?

— Да, сразу в Бремен. А ты?

— Дня через два поедем в Оснабрюк, там нас ждет Себастьян. Слушай, Георгий, передай мастеру Болю, что мы почти завершили свое расследование, и то, что мы выяснили, может представлять для него большой интерес, — попросил я.

Георгий с радостью согласился. Мы похлопали по щекам Иоганна, привели его в чувство и пошли на первый этаж, в общий зал. Обрадовать хозяина.

Ворота медленно опускались. Гонец, придерживая за уздцы дергающую головой лошадь, терпеливо ждал. Наконец путь оказался доступен, и он двинулся вперед. Шел мелкий майский дождь, коловший острыми иголками лицо.

Во дворе королевского замка гонца встретил начальник сегодняшнего ночного патруля с тремя солдатами, вооруженными мушкетами и мечами.

— Новости для его величества, короля Густава, — сообщил гонец, размахивающий сумкой с бумагами.

Начальник мушкетерского патруля требовательно заглянул в сумку, но не увидев ничего, кроме свитков, раздраженно кивнул головой:

— Проходи!

Один из солдат довел гонца до входа в ту часть замка, которую занимал сам король. Передав его в руки гвардейца королевской роты, мушкетер отправился обратно на свой пост.

Еще несколько минут торопливой ходьбы по коридорам, украшенным гобеленами, картинами и старыми доспехами дедовских времен. Гвардеец попытался заговорить с гонцом, но тот молчал, погрузившись в свои мысли. Солдат плюнул на это и тоже замолчал. Зажженные кое-где факела освещали им путь. Изредка мимо них неторопливо проходил патруль — четверо гвардейцев, облаченных в кирасы и морионы, при мечах. Иногда навстречу попадались слуги, иногда люди в богатых одеждах — дворяне или члены королевской семьи.

Оба остановились у дверей, перед которыми стояли, тихо переговариваясь между собой, восемь гвардейцев того же полка, что и сопровождавший гонца солдат.

— С новостями для его величества, — сообщил гвардеец.

— С новостями для его величества, — заглянув в дверь, прошептал кому-то невидимому отсюда один из охранников.

Там — за дверью — раздались еще голоса. И наконец властный, требовательный голос произнес:

— Впустить его!

Двери распахнулись и гвардеец, пришедший с гонцом, подтолкнул его вперед:

— Давай, иди! — прошептал он где-то над ухом посланца.

Король сидел в резном кресле, почти у самого камина. Справа от кресла стоял мраморный столик, на котором лежало зачитанное Евангелие с многочисленными закладками. За столиком располагалось еще одно кресло — пониже королевского, не так богато отделанное. И пустое.

Гонец преклонил колено, опустив взгляд. Так прошло несколько секунд, прежде чем король негромко приказал:

— Встань!

Давид Брас — гонец при посольстве в Речи Посполитой — встал, не решаясь поднять глаз на своего монарха.

— Где письма? — поинтересовался Густав Адольф. На короле был красный камзол, форма его собственной гвардейской роты, капитаном которой числился. Левой рукой он ласкал кота, сидящего у него на коленях.

Гонец протянул королю сумку с письмами. Порывшись в ней, Густав II выгреб все бумаги, а ненужную теперь кожаную торбу кинул в пламя камина, согревавшего комнату. Кот дернул ухом, приподнял голову и оглядел комнату ярко-желтыми, огромными глазами. Взгляд его надолго задержался на Давиде, гонец поежился.

Густав тем временем успел вскрыть несколько писем и бегло просмотреть их. Почти половину он сразу же после прочтения сжигал. Несколько бумаг были отложены в сторону.

— Устное послание?

Гонец кивнул и начал медленно повторять заученные слова:

— Граф Фалькенберг сообщает, что его…

Король кивал в такт словам, изредка прищелкивая пальцами. Выслушав послание, он дернул рукой:

— Свободен.

Давид поклонился и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Один из гвардейцев пошел вместе с ним, показывая дорогу к комнатам для слуг.

Густав II посидел еще несколько минут, обдумывая только что полученные новости. Губы его шевелились, словно он беседовал с собой — привычка, о которой сам король не подозревал.