Разлив вино по фужерам, Фридрих сделал значительный глоток и начал рассказывать.

— Ну, во-первых, Ост-Индские компании прекращают субсидирование Кристиана IV. Чем это чревато, думаю, понятно. В результате король останется в Европе, чтобы грабежом чужих земель окупить расходы на войну. Причина такого внезапного решения мне неизвестна. Подозреваю, они поняли нереальность своих планов относительно взятия датскими войсками Бремена и победы над императором.

— Тилли с нетерпением ждет сражения с Кристианом. Осенью, — улыбнулся мастер Боль.

— Да, я сам отправил к нему двух своих учеников. Антон Пфеффергаузен и Мартин Оберакер, помнишь? — Иероним не помнил ни одного из названных людей, но согласно кивнул.

— Далее, во-вторых, из Московии сообщают, что царь Федор ввязываться в войну не будет. Он не желает принимать ни одну из сторон, пока точно не будет уверен в ее победе. Строгая ориентация на политику невмешательства делает его плохим монархом. В этом он похож на своего отца, Бориса. Но тот пользовался при жизни большей любовью народа и умел ставить нужных людей на нужное место. Опасность представляет его сестра, Ксения. Она понимает, насколько мы ограничиваем торговлю Московского государства с Европой и какого источника доходов их лишаем, — очередная бутылка полетела в угол, к своей предшественнице. Иероним достал следующую.

— На севере ситуация лучше. При содействии Франции заключается мирный договор между Швецией и Речью Посполитой. Это дает Польско-литовскому государству возможность вступить в следующем году в войну на стороне императора…

— И дает возможность Швеции оказать поддержку Кристиану IV или даже самой ввести войска в империю. Густав II Адольф — известный полководец, не чета датскому королю.

Мастер Штейнман протестующе замахал руками. Только что сделав глоток, он не мог возразить собеседнику словами и поэтому использовал те нехитрые жесты, что имелись в его распоряжении. Наконец, обретя дар речи, он возмущенным тоном ответил:

— Швеция слишком ослаблена только что завершившейся войной. У короны нет денег на ведение боевых действий в Европе.

— Английская и голландская Ост-Индские компании обеспечат в случае нужды Густава деньгами, как это случилось с Кристианом.

— Угроза со стороны Испании не позволит им этого сделать, к тому же их финансовое состояние значительно ослаблено субсидированием датского короля, — маг довольно улыбался, приведя этот аргумент. Иероним кивнул, соглашаясь с доводами друга. — А Речи Посполитой ты в этом году передашь деньги на армию.

Мастер Боль обдумал это предложение и согласился.

— Кстати, насчет мага из Кельна. До сих пор не вернулась «Толстая Кэтти», на которой отправились в Амстердам — как ты считал инкогнито — Дитрих, Альберт и граф фон Вормсвирген. Я полагаю, что это тоже результат работы этого чародея. Возможно, они узнали что-то важное и поэтому были уничтожены. Кроме того, произошедший на днях почти поголовный арест наших шпионов в командовании Евангелической унии — тоже дело его рук.

Иероним прошелся по комнате, размышляя. Было видно, как он что-то решает про себя. Остановившись за спиной мастера Штейнмана, глава Магистрата заговорил:

— Нельзя позволять продолжать магу действовать. Нам придется отправить людей в Кельн, чтобы расправиться с ним. Проинструктируешь их относительно возможностей чародея, Фридрих. Это будут пятеро из Черной роты Ульриха Дункеля.

— Отлично, — немедленно согласился маг. — Войска Рекнагеля Пфальцского, одного из униатских главарей, направляются к Кельну. Нашим посланцам будет гораздо легче управится в хаосе военных действий. Особенно в городе, только что выдержавшем осаду. Я надеюсь, тамошний граф сможет оборонить его.

— Дитрих!

Звал меня Себастьян. Я обернулся и посмотрел туда, куда он указывал. Позади на дороге показались всадники. Четверо. Альберт вздохнул:

— Опять?

За последние три дня, в течение которых мы пересекали республику Соединенных Провинций, двигаясь к границам империи, нам приходилось три раза сражаться с людьми, преследовавшими нас.

Себастьян утверждал, что это посланники того, кто совершил нападение на ганзейский двор в Амстердаме. Я был склонен ему верить. Видно, мы действительно приближаемся к ответу на вопрос о том, кто и зачем это сделал. Иначе бы нас не пытались так упорно остановить.

— Это точно за нами? — поинтересовался Альберт.

Я промолчал. Мы с Себастьяном не раздумывая приписали этих всадников к преследователям. Возможно мы и ошибались, но мне не хотелось рисковать.

— За нами, за нами, — ответил я, готовясь стрелять, как только представится возможность. Не стоило рассуждать, в этой глуши появление четырех всадников неслучайно. Тем паче, что первые две группы сами напали на нас. Поэтому чего еще можно было ожидать от чужаков, настигающих нас.

Мы придержали лошадей, готовясь оказать достойную встречу преследователям. Они же, наоборот, пустили своих галопом, догоняя нас.

Вытянув руку, я выстрелил, целясь в первого всадника. Осечка. Я помянул черта и разрядил второй пистолет, одновременно с выстрелом Себастьяна. Оба мы поразили одну и ту же цель. Один из преследователей вылетел из седла, застряв ногой в стремени. Лошадь проскакала еще немного, волоча всадника по земле, затем остановилась у канавы, служившей обочиной дороге.

Остальные трое приблизились, обнажая клинки. Один из них выстрелил в меня, но промахнулся. Мысленно возблагодарив Бога, я направил лошадь вперед, видя как за мной следуют Себастьян с Альбертом.

В противники мне достался цветасто разнаряженный голландец, носящий поверх одежды кирасу. Он тяжело дышал, словно лошадь, на которой сидел, и уже держал свой клинок занесенным для удара.

Мы встретились и оружие соприкоснулось, вышибая искры. Выбрав момент между его ударами, которые я либо парировал, либо уклонялся от них, мне удалось сделать выпад, невзирая на то, что валлонский меч больше удобен для рубящих ударов. Клинок вонзился в незащищенную сталью левую подмышку моего противника. Провернув меч в ране, я выдернул меч из его тела.

Он закричал, уже не пытаясь нанести удар, а тем более защититься от моего. Я рубанул его по шее. Не встретив преграды, клинок рассек ему нижнюю часть лица и перерубил шейные позвонки — я слышал, как они хрустнули. Заливая одежду и доспех кровью, он сполз с лошади.

У меня на несколько мгновений секунд задержалась в голове мысль о том, что его экипировка теперь бесполезна для нас. Потом я присоединился к бою Себастьяна с другим всадником, более опытным в фехтовании, и эта мысль исчезла.

Вдвоем мы убили его и успели досмотреть окончание схватки Альберта с третьим преследователем. Они бились на равных, и мы дернулись в сторону мага, чтобы помочь ему. Но тот протестующим жестом — специально выкроил на это время, орел! — остановил нас. Спустя несколько секунд его голландец допустил ошибку, последнюю ошибку в своей жизни, и бой завершился. Этот всадник, в отличии от других трех, не носил доспеха.

Осмотрев тела убитых врагов, мы обнаружили, что стали обладателями трех кирас — одна из которых была с отверстием от Себастьяновой пули напротив сердца (я-то стрелял в голову) — пяти сотен гульденов в общей сложности, четырех лошадей и небольшого запаса оружия: мечи, пистолеты, один кинжал для левой руки.

Лошадей решили взять с собой, чтобы худших продать при первом же удобном случае, а на оставшихся продолжить путь. Кирасы мы поделили, наскоро разыграв их в кости. Та, что была продырявлена, досталась мне — никогда не везло ни в кости, ни в карты. Два пистолета мы отдали Альберту, получив от него обещание, что как только в ближайшее время у него найдутся свободными хотя бы полчаса, он обязательно посвятит их урокам стрельбы под моим руководством. Фон Вормсвирген, страстно ненавидящий доспехи за то, что они портят его дорогую, прекрасно отделанную одежду, поныл немного. Но потом, естественно, надел кирасу.