– Да, синьора.

Накинув шаль, Бренна вышла из студии и направилась в монастырский виноградник. Она извинится за свою резкость потом. Сейчас ей хотелось остаться одной.

Тяжелые грозди висели, на лозах. Пели птицы, и жужжали пчелы; Но ей все казалось серым и однообразным. Даже яркое солнце Италии не могло разогнать тоску, растопить ее заледеневшее сердце.

Она скучала по Джеймсу. Ее хотелось лежать рядом и чувствовать, как ее обнимают его мускулистые руки. Чувствовать его внутри себя. Она погладила живот. Месячные задерживались, и ей казалось, что живот немного увеличился. Она никому ничего не говорила, но ощущала, как что-то внутри ее меняется.

От мысли о беременности она холодела. Однако пока ей удавалось подавлять в себе эти ощущения, равно как и растущее беспокойство.

Она попыталась направить свои мысли в другое русло.

Где он? Скучает ли по ней?

Занятая своими невеселыми мыслями, она шла между рядами кустов виноградника, пока тропинка не вывела ее за пределы монастыря. Она решила, что прогуляется до ближайшей деревушки, и это, возможно, позволит ей избавиться от мыслей о Джеймсе. Монастырь находился в уединенном месте, так что дорога была безопасна даже для одинокой женщины. Потом она вернется и снова сядет за мольберт.

Альма выскользнула вслед за Бренной и сейчас положила ей руку на плечо.

Нахальная девчонка!

Бренна обернулась, чтобы отчитать девушку и приказать ей немедленно возвращаться в студию, чтобы вымыть кисти, пока они не затвердели от краски.

Но это была не Альма.

Перед ней стоял ее отец. Поверх доспехов была наброшена великолепная накидка. Он загорел, солнце Италии высветлило его волосы. Если бы не сердитое выражение лица, он был бы даже красивым.

– Натан сказал мне, что ты укрылась здесь, непослушная девчонка, – зло выпалил он.

Почему отец ее так ненавидит, что любой разговор с ним неизменно приводит к ссоре?

– Я знаю, что ты никогда не хотел, чтобы я стала монахиней, – тихо ответила она.

– Тебе не понравится в монастыре. Тебе здесь будет плохо.

Он выпрямился во весь рост, его глаза сверкнули дьявольским блеском.

Бренна опять потрогала свой живот. Ее постоянно грызла мысль о возможной беременности.

– Но тебе нельзя отсюда уезжать, – продолжал он. – Я приехал сообщить тебе, что твой муж сбежал из тюрьмы, и ты можешь оказаться в опасности.

– Из тюрьмы? – у нее на мгновение остановилось сердце, а потом забилось так быстро, что ей стало трудно дышать.

– Да, – отец сжал кулак и торжествующе помахал им в знак победы. – Я слышал, что его пытали, сломали ему кости, а его хорошенькое личико теперь не узнать.

Виноградник поплыл у Бренны перед глазами.

– Монтгомери не в тюрьме.

Блеск в глазах отца стал еще заметнее. Он сорвал лист винограда и разорвал его на куски.

– Глупая девчонка.

Она схватила отца за руку. Этого не может быть!

– О чем ты говоришь? Мой муж в замке Уиндроуз.

Отец расхохотался.

– Твой муж? – он произнес это слово так, будто это было ругательство. – Твой муж оказался предателем. Натану вернули наши земли.

У нее подогнулись колени, и ей пришлось схватиться за ствол виноградного куста, чтобы не упасть.

– Как это?

– Монтгомери обвинили в том, что он написал целую серию вызывающих отвращение миниатюр под названием «Любовницы короля».

Чувство вины захлестнуло Бренну.

– Нет!

Отец злобно ухмыльнулся.

– Гвинет выкрала миниатюры из твоей комнаты и отправила их королю за вознаграждение. Было очень легко заставить короля заподозрить Монтгомери, – не без злорадства отец предупредил ее. – Не вздумай уезжать отсюда. Это для тебя верная смерть. Монтгомери наверняка будет тебя разыскивать.

– Он думает, что я мертва, – с трудом выговорила Бренна.

– Возможно. Но такую уродину, как ты, не так-то легко забыть. Тебя могут узнать по шраму. Поползут слухи.

Она наконец выпрямилась и посмотрела отцу прямо в лицо. Старая боль снова овладела ее сердцем.

– Зачем ты приехал предупредить меня, если ты меня так сильно ненавидишь?

Она могла бы поклясться, что малице отца промелькнула тень невероятного страдания, но его тут же затмила обычная для него жестокость.

– Потому что ты заслужила эту участь. Так же, как твоя мать.

Он повернулся и пошел прочь.

Бренна смотрела отцу вслед, раздираемая противоречивыми желаниями узнать от него более подробную информацию и ударить по голове первым подвернувшимся под руку тяжелым предметом. Как это отвратительно, что она вообще когда-то пыталась завоевать его любовь и согласилась принять участие в его планах против Монтгомери!

Сердце у ее отца было чернее, чем у дьявола. Он шел не оборачиваясь, и под его тяжелыми сапогами трещали сучки, и приминалась трава. Его собственная ярость довела его до безумия. Если у нее когда-то и были сомнения на этот счет, сейчас их уже не осталось.

Ей вдруг стало стыдно и больно, что она предпочла свою семью Джеймсу. Семью, которая, не задумываясь, сожгла все ее картины.

Каждое общение с отцом кончалось для нее унижением. Он растаптывал ее так же, как сейчас траву, по которой шел. Почему среди всех своих отпрысков он выбрал для своей ненависти именно ее?

«Забудь о нем. Просто забудь. Займись живописью, и боль утихнет», – уверяла она себя.

Но живопись, к сожалению, больше не доставляла ей удовольствия. Искусство не могло заменить тех, кого она потеряла. Когда она подносила кисть к холсту, она не чувствовала ничего, кроме опустошения. Боль завладела ее сердцем, и отрицать это было бессмысленно.

Ее мысли вновь обратились к Монтгомери. Отец сказал, что его заклеймили как предателя и бросили в темницу. Почему ей об этом никто не сказал? Или они считают ее глупой девчонкой?

Она крепко зажмурилась, чтобы не дать слезам пролиться. Сейчас она пойдет прямо к матери Изабелле и спросит, знает ли она обо всем этом. Может быть, она прольет свет на случившееся. Аббатиса всегда была приветлива и великодушна к тем, кто нуждался в сочувствии и утешении. В те первые недели, когда Бренна только появилась в монастыре, аббатиса была так к ней добра, проявила так много любви, что Бренна подумала, что это поможет ей вылечиться от чувства потери. Но… что, если мать Изабелла участвует в обмане?

Не обращая внимания на красоту ухоженного монастырского двора, Бренна направилась к аббатисе.

Она уже была у двери ее комнаты и хотела постучать, но услышала голоса. Кто-то разговаривал с матерью Изабеллой. Мужской голос принадлежал ее отцу.

Нахмурившись, она приникла ухом к двери.

– Монтгомери скрывается, – говорил отец. – Нам нужен ребенок, чтобы выманить его.

Ребенок?

Холод пробежал по спине Бренны. В аббатстве не было детей, кроме… она посмотрела на свой живот. Так вот какой ему нужен ребенок!

Только сейчас она осознала всю важность своей беременности.

Она пыталась не замечать ощущений, появившихся у нее в животе. Но ее грудь стала более чувствительной, живот немного увеличился. Однако всякий раз, когда ее это начинало беспокоить, она бежала в студию и хваталась за кисть, чтобы заглушить свои мысли и переключиться на картину, которую в данный момент писала.

Однако игнорировать все эти очевидные проявления было неразумно. У нее не было месячных с тех пор, как она вышла замуж.

Она иногда испытывала тошноту, но не по утрам, как это обычно бывает у беременных, и она ошибочно приписывала недомогание своей тоске по Монтгомери.

Значит, так. Она носит ребенка. Ребенка Монтгомери.

Теперь стало понятно, что на самом деле делает в монастыре ее отец. Она ломала голову над тем, что же ей делать.

С одной стороны, она хотела найти своего мужа и отдаться на его милость. С другой стороны, ей, наверное, лучше куда-нибудь сбежать – подальше и от отца, и от Монтгомери.

– Я не могу отдать тебе ребенка, – сказала аббатиса.