Джеймс пристально посмотрел на Бренну, которая сжимала и разжимала в кулаке юбку своего нового шелкового платья, и попытался прочесть, что скрывается в ее таинственных зеленых глазах. Король прислал ему личную записку, желая узнать, что нового он узнал о миниатюрах, а у него ничего нет.

Она что-то скрывает.

Но что?

Может быть, она знает, кто художник?

Или художник – это она сама?

Он обыскал каждое углубление в ее башне. Он опросил ее сестер и всех слуг в замке. Никаких признаков подпольного искусства он не обнаружил, равно как и мотивов для изображения подобных сцен.

Подозревать ее было бессмысленно.

Тем не менее, он был полон решимости добраться до истины.

Они уже были на главной торговой улице города и шли по направлению к собору. Цепи на ее запястьях и щиколотках тихо позвякивали.

Джеймса мучили сомнения. Что-то в этом неожиданном посещении собора казалось ему подозрительным.

Остановившись посреди дороги, он повернул ее лицом к себе и поднял пальцем ее подбородок.

– Бренна, это ты написала эти миниатюры?

– Вы с ума сошли!

Ее глаза блеснули гневом, и на мгновение ему показалось, что она собирается дать ему пощечину, как тогда в церкви.

Он схватил ее за руку, чтобы она не могла этого сделать.

– Успокойся, Бренна. Никто тебя на самом деле не подозревает.

– Еще бы! До того как вы появились и заставили меня выйти за вас замуж, я должна была стать чертовой монахиней.

Слово «чертовой» применительно к слову «монахиня» рассмешило его. Если она и разыгрывает свой гнев, она делает это совсем неплохо, просто мастерски. Все же она была женщиной, которую надо держать в ежовых рукавицах. Уж слишком много раз ей удавалось его одурачить.

– Разве ты не помнишь, любовь моя, что мы договорились, что ты будешь придерживать свой язычок, как и положено приличной жене?

Она сочла за благо воздержаться от дальнейших высказываний.

– Дай мне свой футляр.

Он открыл крышку и заглянул внутрь. Потом приподнял угол одной из картин, чтобы удостовериться в сюжете следующей – ангел, держащий в руках душу, летел на небо.

Если даже она и написала те миниатюры, у него не было убедительной причины подозревать ее в том, что она понесет «Любовниц короля» в собор.

Он понял, что дальнейшие расспросы не приведут ни к чему, кроме очередной ссоры, вернул ей футляр и направился к входу в собор.

Она улыбнулась ему. Неужели в ее глазах был намек на победу? Или ему показалось?

Им определенно надо проводить вместе больше времени, чтобы Бренна привыкла к тому, что он ее господин. Он не мог себе позволить проиграть эту битву.

Перед ними был собор – массивное строение с замысловатыми архитектурными украшениями. Его окружал прекрасный парк – много цветущих кустов, а трава и деревья были искусно подстрижены и обильно политы. Вокруг собора были расположены другие строения – библиотека, нечто вроде канцелярии, хозяйственные постройки и кухни. Все это было окружено высокой каменной стеной и напоминало город в городе.

Бренна увидела брата Гиффарда, сидевшего под развесистым старым дубом слева от здания, где жили обитатели собора. На нем была его обычная коричневая сутана. Он что-то быстро записывал в небольшую записную книжку.

Бренна стала ломать голову над тем, как остаться с ним наедине и поговорить.

Гиффард увидел их и встал. Как обычно, он был босой. Легкой походкой он пересек разделявшую их лужайку. Бренна отвела взгляд от его ступней.

– Бренна, дитя мое, – сказал, приближаясь, Гиффард и воздел вверх руки, – как хорошо, что ты пришла. И мне приятно, наконец, познакомиться с вами, лорд Монтгомери. – У него был такой сияющий взгляд, словно у него в мире вообще не было никаких забот, и причиной этого визита не был тот факт, что ему передадут эротические миниатюры и будут обсуждать план побега. Он повел их к одному из зданий около кухонь. – Не угодно ли вам присоединиться к нашей вечерней трапезе?

Бренна мысленно воздала хвалу Гиффарду за то, что он умел с такой легкостью разговаривать с аристократами. Было очевидно, что появление Монтгомери ни в коей мере его не взволновало. Пока они шли к зданию трапезной, Гиффард говорил без умолку, и Бренна увидела, что Монтгомери расслабился, и немного успокоилась.

Вдоль стен трапезной стояли столы на козлах. Их усадили за один из них.

По мере того как трапеза подходила к концу, Бренна начала все больше волноваться. Присутствие Монтгомери расстроило ее планы. Если бы ее сопровождал Деймиан, он наверняка бы сейчас болтал с более молодыми монахами, хвалился бы своим положением и подтрунивал бы над их скучной жизнью, и у нее появилась бы возможность незаметно передать миниатюры Гиффарду. Но Монтгомери сидел рядом и не спускал с нее глаз.

Когда трапеза закончилась, и были вытерты столы, брат Гиффард вдруг замолчал, словно он тоже был в растерянности.

– Я принесла картины, чтобы показать их епископу Хамфри, – сказала Бренна, доставая лежавший у ее ног деревянный футляр. Все может кончиться тем, что эти картины повесят в одном из зданий, а потом они вернутся в Уиндроуз.

Если повезет, она сможет достать религиозные картины, не задев эротические. Она открыла крышку футляра, достала свернутую в трубку картину с ангелом и расправила ее на столе.

– Это действительно великолепно, дитя мое, – похвалил Гиффард, кивая головой. – Я говорил с епископом Хамфри о том, чтобы повесить новые картины в зале для празднеств. Жаль, что его преосвященство не присоединился к нашей трапезе.

Ей очень хотелось узнать, сказал ли Гиффард епископу, что она является автором картин. Но, скорее всего, он этого не сделал, потому что история с картинами была придумана для того, чтобы она смогла поговорить с Гиффардом о миниатюрах. И о своем побеге, который в данный момент – она подавила вздох – был так далек. Нога Монтгомери прижалась к ее ноге, когда он наклонился, чтобы рассмотреть разложенную на столе картину.

Спустя несколько минут к ним присоединился какой-то человек в черной сутане. У него было узкое худощавое лицо и такое выражение, будто кто-то только что зажал его голову между двумя мельничными жерновами.

Это был набожный и рассудительный епископ Хамфри.

Ее возмездие.

Бренна поспешно спрятала руки под плащ, чтобы он не увидел наручников и не понял, какой стала ее судьба.

Он посмотрел на картину с усмешкой и откашлялся.

– У нас нет места для ваших картин в соборе, леди Бренна. Возвращайтесь в свой замок и будьте достойной женой вашего мужа.

Бренна выпрямилась. Враждебность епископа была ей не внове. Он упорно настаивал на том, что живопись не женское занятие.

– Я пришла сюда с благословения своего мужа, как видите, – сказала она, кивнув в сторону Монтгомери, который, как она заметила, тоже напрягся.

– Можно вас на несколько слов, лорд Монтгомери? – сказал епископ.

Сердце Бренны чуть было не выскочило из груди. Наконец ей представится возможность остаться наедине с Гиффардом.

Епископ, по всей вероятности, намеревался прочитать лекцию о месте женщин в семейной жизни. На эту тему он мог говорить часами. Ее муж не нуждается в таких лекциях, подумала она, потрогав наручники.

– Разумеется, – Монтгомери поднялся, а его рука скользнула к l'occhio del diavolo, заткнутому за пояс. Прежде чем пройти с епископом в дальний угол трапезной, он бросил на Бренну взгляд, означавший «оставайся здесь».

– Наклонитесь ко мне, будто мы обсуждаем с вами какой-то философский вопрос, – прошептала Бренна Гиффарду.

Она быстро приоткрыла футляр и осторожно вытащила две миниатюры, прикрываясь плащом и столом так, чтобы не было видно, что она делает.

– Спрячьте их хорошенько, – предупредила она. Быстрым движением руки, отработанным годами практики, он спрятал миниатюры под сутаной.

– Только две?

– Больше мне не удалось сделать.

Он взглянул на епископа и Монтгомери, погруженных в серьезную беседу.