– Что вы делаете сегодня вечером? Вы заняты?

– Я еду домой, – ответила Энн. – А разве вы не закончили съемку?

– Не совсем. Есть одно место по дороге, которое я хотел показать вам.

Она посмотрела на него с любопытством.

– Что это за место?

Гарри Торн отделился от очередной группы гостей и подошел к ним. Он посмотрел на Стрикланда с выражением, которое на поверхностный взгляд могло показаться любезным.

– Он всюду, этот малый.

– Я всюду, – согласился Стрикланд, – а вот вас редко где встретишь, господин Торн. Что слышно от Хайлана?

– Как пишут газеты, – сказал Торн, – мистер Хайлан находится в бегах, что может вполне соответствовать действительности.

– Что все-таки произошло, как вы думаете? – спросил его Стрикланд.

– Мы можем никогда не узнать, что произошло. Я не могу отвечать за Мэтти Хайлана. Но каждый, кто имел со мной дело, будет иметь его и дальше.

– Чудно как-то все вышло, – заметил Стрикланд.

– Чудно еще и то, что ваш подручный снимал меня на пленку без всякого предупреждения и разрешения.

Мне бы хотелось, чтобы подобное больше не повторялось.

– О'кей, – пообещал Стрикланд. – Извините.

– Хорошо, что я повидал капитана. – Торн обратился к Энн, имея в виду ее отца. – Мы с ним старые друзья, знаете ли. – Не взглянув на Стрикланда, он отвел Энн в сторону и стал что-то настойчиво нашептывать ей на ухо.

– Мой шофер отвезет вас домой, – услышал Стрикланд. – Я позвоню вам. Нам надо поговорить.

Когда она вернулась, Стрикланд принес ей еще вина.

– Вы нравитесь Торну.

– Он друг папы.

– Ему бы хотелось стать и вашим другом.

– Он расположен ко мне. – Ее язык слегка заплетался. – Думаю, что это неплохо. Он прочно стоит на ногах. Железный малый, как сказал бы папа.

– Послушайте, мне надо обсудить фильм. Может быть, поговорим? Как насчет того, чтобы поехать со мной?

– Я должна возвратиться.

– Зачем?

– Дела всегда найдутся.

– Пойдемте. Я на машине. Мне надо, чтобы вы помогли мне поразмышлять.

Она бросила на него смелый и в то же время какой-то отсутствующий и обеспокоенный взгляд, словно собиралась приняться за проблемы, никоим образом ее не касающиеся.

– Куда мы поедем?

– Это по пути. И совсем недалеко отсюда.

– Ладно, – согласилась она. – Я подброшу вас на машине Гарри, если это вас устроит.

Прощаясь с упитанными чиновниками и политиками, собравшимися в мезонине, Энн всем подряд предлагала подвезти их. К радости Стрикланда, никто не принял ее предложения. По пути она зашла в женский туалет первого этажа. Дожидаясь ее возвращения, он поднял глаза наверх, где проходил банкет, и увидел, что с лестницы на него смотрят два мордоворота.

Шофер был тот же, что возил их в Нью-Йорке. Его все так же отделяло от них затемненное стекло перегородки. Он вел машину на очень высокой скорости. За окнами мелькали пустоши центрального Джерси.

– Какое последнее сообщение от Оуэна? – поинтересовался Стрикланд.

– Он в пятидесятых широтах, к северо-востоку от южных Гавайских островов.

– Надеюсь, он использует аппаратуру, – заметил Стрикланд.

Они смотрели на мелькавшие за окнами ели и линии электропередачи.

– Вы боитесь за свой фильм? Что он не будет смотреться?

– Конечно, – ответил Стрикланд.

– Ну что ж, фильм – это ваша забота. Но я тоже боюсь. Так что мы боимся вдвоем.

– По тому, как вы себя держите, не скажешь, что вам страшно.

Она смотрела в окно, оставив его слова без ответа.

– В вашей жизни что-нибудь изменилось? – спросил Стрикланд.

– Что за вопрос? – Она посмотрела ему прямо в глаза. Он надеялся, что она принимает предложенный им несколько иной тон разговора. – В моей жизни все в порядке.

– Знаете, чего я хочу? – спросил ее Стрикланд. – Я хочу знать, как вы представляете себе все это. В своем воображении. Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне.

Энн опустила голову и прижала руки к глазам.

– Господи, – проговорила она, – вы странный малый. Где они откопали вас?

Они ехали почти час, прежде чем Стрикланд попросил шофера свернуть с автострады. Дальше они двигались по проселочной дороге среди сосен, направляясь к побережью. На берегу повернули направо и поехали на юг в направлении стеклянных башен Атлантик-Сити.

– Когда-нибудь бывали здесь?

– Никогда.

– Место к… не в вашем вкусе?

– Должна признаться, что это место действительно не в моем вкусе. Я не играю в азартные игры и ничего в этом не понимаю.

– Посмотрим, – бросил Стрикланд.

Он велел шоферу провезти их по улицам города, где все говорило об упадке – развалины викторианских домов, шлакобетонные салуны без окон. Людей на улицах совсем мало, город был погружен в какую-то странную тишину, нарушаемую лишь завыванием ветра. Тусклое, с металлическим отливом море перекатывалось так, словно его приводила в движение машина. Гигантские казино вдоль набережной и серое небо над ними напоминали театральные декорации.

В нескольких кварталах от океана на глаза им попалось что-то вроде пластмассового слона высотой с трехэтажный дом. На улице, которая называлась Северная Каролина, он пригласил Энн пройтись с ним пешком. «Линкольн» медленно следовал за ними.

– Здесь я впервые в жизни увидел, как люди танцуют. – Он показал на приземистое здание с башенками и обширной верандой. – Его называли «Замок Дюмэн». Здесь была группка маленьких проституток в высоких шляпках. Они танцевали «Пьяную польку». Девушки белые, а оркестр – черный. В дальнем зале шла игра в кости и рулетку.

– Это был первый дансинг, который вы увидели?

– Он был очень маленький. Меня привела сюда мать.

Она засмеялась.

– Для чего? Потанцевать?

– Поесть, – сказал Стрикланд. – Еда здесь была невиданная. Лучшие в мире бифштексы, лучшая итальянская кухня, накую только можно представить. Нас здесь подкармливали.

– Ваша мать была здесь танцовщицей?

– В те времена, когда мы столовались в «Дюмэне», мать продавала кружева. Или мейсенский фарфор. Или мебель – все, чем увлекалась тогда вся Америка. Это заведение принадлежало ее другу.

– А вы говорили «карнавалы и отели», – напомнила Энн.

– Мы жили тогда в «Шальфонте» на набережной. Иногда там устраивались показы мод, и моя мать комментировала модели. Она всегда делала это, – Стрикланд запнулся на слове, стараясь не разорвать его, – …блестяще. Именно так говорили люди. Особенно здесь. В этом городе.

– Так она была образованной?

– Скидмор, выпуск 1925 года. Или что-то в этом роде, как она говорила. Ее отец был священником методистской церкви. Или что-то в этом роде, как она говорила. Иногда она привирала. Но я никогда не ставил ее слова под сомнение. Ведь она моя мать.

Энн засмеялась, и Стрикланду на секунду показалось, что она вот-вот возьмет его под руку. Но этого не случилось.

Он показал ей, где находились старый клуб «Атлантик», отель «Морской бриз» и бордель Клотильды Марш, куда допускались клиенты с любым цветом кожи.

– Мать ходила туда играть в бридж. У Клотильды Марш была подружка-лесбиянка по имени Эрни. Вместе с ними постоянно находился очень светлокожий негр, которого они называли доктор Лерой. Одному Богу известно, чем он там занимался. Каждую неделю мать, Клотильда, Эрни и доктор Лерой собирались на пару робберов бриджа. Игра в бридж всегда шла у нее хорошо.

– И вы тоже ходили туда?

– Я готовил напитки для игроков.

– А с девушками вы разговаривали?

– Я почти не видел их. Им не разрешалось появляться там, где шла игра.

– А потом вы выросли и сняли фильм о проститутках.

– Да. Как ни странно. Хотите выпить?

Она нахмурилась.

– Только не здесь.

– Мы зайдем в казино. Это не займет много времени.

У входа в казино «Бейли» никто не возмутился, когда прямо напротив него остановилась машина и осталась стоять там в ожидании. Стрикланд провел Энн через украшенное фойе к бару в конце игрового зала.