Придется каким-то образом менять ситуацию. Я поддела пальцем ноги камешек и послала его в сторону окна.

Камешек глухо щёлкнул по стеклу. Метрдотель поднял голову, прислушался.

Я разом напряглась и, подбодрив себя, сдвинулась с места. Плешаку, конечно, было трудновато разглядеть, что происходит за окном. Потому как снаружи царила темень, а в вестибюле горел свет. И все же он должен был заметить хотя бы какое-то движение и насторожиться — такая уж у него служба.

И я угадала. Краем глаза приметила, как он вытянул шею, словно пытался разобраться: что там такое снаружи происходит, что за шум такой?

Я тащила банкира под руки — ноги его волочились по земле — и умоляла себя: не останавливайся, не урони Лазутина. Осталось совсем немного, давай, старушка, давай, крепись, подбадривала я себя.

И тут боковым зрением я засекла, как дядечка плешак не выдержал и двинулся к окну. Ага, не удержался? Решил всё же посмотреть?

Но теперь мне было не до него. Потому как тащить тушу Лазутина становилось всё труднее. Пришлось сосредоточиться на том, как бы побыстрее добраться до стоянки. Что станет делать метрдотель — я и так знала. Наверняка уткнется сейчас мордой в стекло, прикроется ладошкой от света и попытается разглядеть, что там происходит в темноте. Когда более-менее разберётся, несколько минут у него обязательно уйдёт на то, чтобы решить, как в такой ситуации поступить. Не думаю, что он очень уж быстро примет решение. Обязательно начнет прикидывать и так и эдак, чтобы не допустить для себя никаких осложнений. Когда же наконец решится, то… Нет, к людям банкира не побежит. Ни в коем случае. К своей охране побежит. А уж те… Но мне-то плевать. Главное, у меня будет время смотаться — так мне казалось.

Я снова приостановилась. Теперь предстояло выползать из-за мотеля, чтобы по открытому — в три метра — пространству пробраться к ближайшей машине.

Прежде чем сделать этот рывок, я осторожно высунулась из-за угла и посмотрела в сторону главного входа.

Мне везло. Охранники банкира в количестве трёх человек стояли ко мне спиной (какая беспечность) и, покуривая, о чём-то судачили. По-видимому, они уже привыкли к таким вылазкам своего шефа и к тому, что эти вылазки всегда проходили довольно тихо и спокойно — а значит, можно было расслабиться. Что ж, когда очень долго всё протекает гладко, бдительность, конечно, притупляется. Для профессионалов, впрочем, это негоже. Ай-яй-яй.

Я набрала в лёгкие побольше воздуха — и рванула. Один, два, три. Всё. Я прямо рухнула на асфальт, укрывшись за кузовом машины от людей, стоявших у входа в мотель.

Голова банкира ударилась о железо тачки. И он невольно ойкнул.

— Тс, — прижала я палец к губам. — Ещё немного, и всё.

Лазутин ничего не ответил.

Оставив банкира сидеть на земле, я переместилась к передку машины и осторожно выглянула из-за капота — требовалось осмотреться. Машину Лазутина я приметила довольно быстро. Его люди успели отогнать ее на стоянку, и теперь она стояла в шеренге других транспортных средств. Когда шеф выходит, водила моментально бросается к тачке и подгоняет ее к крыльцу — так обычно происходило. Что ж, сейчас будет немножко по-другому.

— Продолжаем, — прошептала я, вернувшись к Лазутину. — Делаем всё то же.

И опять он не произнёс ни слова.

Я подхватила его под мышки и потащила дальше. Руки у меня уже начали подрагивать. Чёрт побери, так и сама накачаюсь, не надо в спортзал ходить.

Миновали одну машину. Я глянула в щель между стоявшими почти вплотную автомобилями и увидела по-прежнему беспечных ребят у входа в мотель.

Теперь вторая машина… Всё шло как по писаному. Прямо хоть прыгай от радости.

Ещё одна. И ещё…

Оп-па. Мы у цели. То есть у «Мазды» Лазутина. Я плюхнулась задницей на асфальт и, тяжело дыша, прислонилась спиной к кузову машины. Все же огромную проделала работу. Кошмар. Не помню, чтобы мне когда-либо приходилось тащить на себе столько килограммов.

Немного отдышавшись, я протянула руку к Лазутину. Тот все прекрасно понял. Достал из кармана брюк брелок с ключами и положил их мне на ладонь.

Я прислушалась. Тишина. Такая тишина, что мне казалось, я вот-вот оглохну от нее.

Сваливать, быстрее отсюда сваливать, неожиданно застучало у меня в висках. Какая-то невидимая сила стала подгонять меня, чтобы я поскорее улепетывала — иначе план мой мог провалиться.

Я мигом вскочила на ноги. Нажала на кнопку брелка, и тут же послышался легкий щелчок. И всё. Машина у Лазутина снималась с сигнализации почти бесшумно. В этом он клятвенно заверял меня накануне. И не обманул.

Я сунула ключ в замочную скважину и осторожно открыла дверцу. Заднюю. И с облегчением перевела дух.

Ключи от «Мазды» обычно лежали в кармане лазутинского водилы. Однако запасные также имелись. И их Лазутин хранил у себя.

Я стала подталкивать банкира, чтобы тот забирался на заднее сиденье. Сейчас мне не нужно было самой его затаскивать — ведь никто не мог лицезреть картину под названием «посадка в автомобиль».

Лазутин плюхнулся животом на сиденье. Улёгся, свесив ноги на пол. Я сняла с плеча сумочку, бросила её рядом с банкиром и вручила ему пакетик с кровью (не вся живительная жидкость расплескалась — осталось немного). Пусть теперь «покойничек» подержит кровушку. Заодно и сиденье малость окрасит ею.

Перебравшись на переднее сиденье, я сунула ключ в замок зажигания, повернула, и машина тихонько загудела. Я тут же выжала сцепление и рванула с места, лавируя между припаркованными машинами в направлении выезда с территории мотеля.

В зеркале заднего обзора я увидела, как стоящие у входа мужчины повернули головы на шум мотора и уставились на устремившееся в темноту транспортное средство.

— Не волнуйтесь, — услышала я голос Лазутина, по-прежнему лежавшего на животе. — Прежде чем броситься в погоню, они свяжутся со мной. Должны. Обязательно. Они не могут никуда уйти, оставив меня.

Что ж… Так или иначе, прежде чем ринуться вслед за наглецом, посмевшим угнать их тачку, они потеряют время. Пока что-либо решат… А если еще и в оставленный нами номер предварительно сунутся, то… Хорошо застопорятся, узрев обстановочку номерка.

У нас есть время. Есть.

Я вновь глянула в зеркальце заднего обзора. Позади царила темень. За нами никто не ехал.

Я убила тебя, Лазутин! Убила! — ликовала моя душенька. Пусть теперь строят догадки… Но факт остается фактом, и его подтвердит плешивый старичок: я (то бишь блондинка) тащила тело Лазутина, чтобы увезти труп. И я увезла этот труп.

Теперь оставалось одно. Чтобы обнаружили тело убиенного Лазутина. Которое уже стопроцентно бы доказывало факт смерти. И в то же время… И в то же время этого тела не должно быть.

Это казалось абсурдом. Такое просто невозможно было представить. Такого не могло быть, потому что быть не могло — и всё.

И все же я собиралась осуществить подобное! Собиралась совершить невозможное!

Чёрт побери, в ту минуту мне казалось, что я предусмотрела всё. Буквально всё. Абсолютно всё.

Уже на магистрали моя тревога усилилась.

Я неожиданно ощутила, как бешено колотится моё сердце. Даже там, у мотеля, когда я тащила тело Лазутина, а затем угоняла машину из-под носа охранников, такого не было. Тогда мое сердечко вело себя довольно спокойно, словно все, что я проделывала тогда, являлось для меня делом самым обыденным, а вот тут… А вот тут — на тебе.

Мне вдруг стало казаться, что нам уже сели на хвост. Что охрана Лазутина изменила тем правилам, коим должна была следовать. Взяла и изменила. Одно дело знать их в спокойной обстановке, а другое — когда экстренная ситуация возникла реально. Чёрт его знает, до какой степени они вышколены.

В зеркальце заднего обзора я периодически поглядывала на огни машин. И мой внутренний голос, будто издеваясь надо мной, сообщал: все, старушка, щас догонят. Но каждый раз я вспоминала, что сама только что обогнала эти машины, и немного успокаивалась, игнорируя пророческое «ну-ну» моего невидимого собеседника.