В какой-то момент она прикрыла глаза и задремала. Ей слышалось чавканье, доносившееся из глубины зала, и она подумала, что кто-то еще дожевывает пищу, а потом и это чавканье прекратилось — дрема взяла свое.

Сон у неё был чуткий. Правда, проснулась она не от того, что раздался шум.

Шума не было. Просто словно кто-то невидимый толкнул ее в бок, как бы заставляя насторожиться и обрести бодрое состояние.

За стеклом было темно. Кроме луны, на неё сквозь окно смотрели уже и звезды.

До нее донесся запах табачного дыма, который плыл из щелей прикрытых дверей зала.

Кто-то курит, пронеслось у неё в мозгу. Она встала и осторожно подошла к двери.

Двери были не сплошь деревянными, каждая створка посередине была застеклена витражом. Она вгляделась сквозь разводы витража, и ей показалось, что она видит у окна зала темный силуэт.

«Вот как», — неизвестно по поводу чего или кого многозначительно произнесла она про себя. Затем отошла к дивану, уселась на него и вновь заложила руки за голову.

Сон больше не приходил. Нахлынувшая вмиг тревога не позволила ей впасть в сонное забытье. Даже несмотря на усталость.

Шестеро, расположившиеся в здании бывшего детского сада, являлись частями того механизма, с помощью которого должен был осуществиться хорошо разработанный замысел. Но по какому-то неписаному закону именно в хорошо продуманные сценарии часто вмешивается судьба, внося свои коррективы. Как правило — не в пользу тех, кто эти сценарии разрабатывал.

Итак, я снова при деле. В течение месяца меня без устали таскали по разным кабинетам наших органов правопорядка, но этот месяц прошёл — и я вздохнула свободно. А затем прошли еще шесть месяцев. Итого около полугода я уже дышу свободно. Как птичка, выпущенная из клетки. За эти полгода изменилось многое. Михалыч, мой бывший начальник, полковник ФСБ, помог мне «отмыться» после последнего дела, в которое, впрочем, он меня сам же и втянул. И после которого дорожка назад в ФСБ мне окончательно была заказана. Но я уже не переживала. Не так сильно, как тогда, когда мне указали на дверь. Я неожиданно вдруг почувствовала, что вполне смогу обходиться и без ФСБ, без своей службы, на которую угробила столько своих молодых сил. И даже поняла, что нечего хоронить себя. В конце концов, я всегда всего добивалась сама…

Хотя, надо отдать должное Михалычу, он мне помог. И выбраться. И занятие найти.

Я стала частным детективом, под личиной которого выступала в том последнем своем деле. Но теперь я стала настоящим детективом. Со всеми бумагами, кои полагается иметь в этом случае при себе. И у меня даже был агент, с которым меня познакомил полковник. Этакий прохвост-юрист, бравшийся за любые дела, сулившие немалую прибыль.

— О'кей! — с деланным оживлением воскликнул пройдоха, познакомившись со мной. — Ты мне нравишься. Так что сработаемся. Я буду поставлять тебе клиентов, ты — выполнять для них сыскную работёнку. Со временем заработаешь на офис, оснастишь его и, может, даже наймешь себе штат. А что? Женщины в наше время выживают мужчин со всех позиций. А ты столько лет проработала в ФСБ — тебе и карты в руки.

Юрист слов на ветер не бросал. Уже через пару дней он познакомил меня с первым клиентом — этаким денежным мешком, который имел неосторожность жениться на чуть ли не годившейся ему в дочери фифе, за которой он стал замечать после женитьбы некую настораживающую холодность. Вот я и должна была узнать, откуда этим холодом вдруг повеяло? Задачка была скучной, потому как сразу можно было дать ответ на этот вопрос толстяка. Однако тому нужны были реальные факты. И я их добыла. Хотя, честно говоря, удовлетворения от этого не испытала. А лишь брезгливость. И к его молодой жёнушке, которая куролесила как могла, едва муж уходил на работу. Да и к самому этому господину с повадками лакея, урвавшего от жизни отменный кусок барского пирога.

— Ничего, девочка, — приговаривал пройдоха-юрист. — Ты привыкай. По большому счету, у тебя в основном такие дела и будут. Потому как человеческие страсти — это самая благодатная почва, на которой вырастают конфликты: между супругами, между деловыми партнерами, да и даже между друзьями. А при разрешении их частенько требуется помощь именно частного сыскаря.

Он был прав. Он был тысячу раз прав, этот чертов юрист…

В основном так и было. Проследить за деловыми партнерами. Разыскать пропавших на неделю мужа или жену либо исчезнувшую куда-то даму сердца.

Все было обыденно просто. Но, как известно, ничто не вечно под луной — ни хорошее, ни плохое. И рутина тоже не может длиться вечно.

Спустя шесть месяцев она закончилась. Я это поняла, когда оказалась наедине с очередным клиентом, который изложил мне суть своего заказа, — сперва я, казалось, перевидавшая многое, не нашлась даже, что ему ответить.

А всё начиналось довольно тривиально.

— Тут наклёвывается одно очень денежное дельце, — ангельским голоском, напуская облако таинственности, сообщил мне мой агент, когда я явилась к нему в его юридическую консультацию. — Одному солидному банкиру требуются услуги умного частного детектива. Я сумел его убедить, что лучшей кандидатуры, чем ты, не сыскать.

— Он был поначалу против?

— Когда узнал, что ты женщина, — против. Однако я его уверил, что женщины во многих делах ориентируются лучше мужчин. По одной простой причине — что они женщины. В них не видят серьёзного противника — и проигрывают.

— И что же он?

— Он подумал и согласился. «А почему бы и нет?» — сказал он. Так что не теряй времени и дуй в банк. Он платит солидные деньги. Сможешь ему помочь — и считай, что с офисом и оборудованием у тебя всё в порядке.

Я не стала спрашивать, что за дело у этого банкира. И почему ему понадобился частный детектив, ведь у таких ребят есть своя служба безопасности, которая по первому их кивку выполнит что угодно. До сей поры мне приходилось иметь дело с клиентами так называемой «средней волны». Теперь я поднималась на ступеньку повыше — к девятому валу.

Но, несмотря на такой подъем, я не поспешила сразу в банк. К черту. Я посчитала, что от этого банкира ничего не услышу экстраординарного, наверняка тот мается все теми же проблемами, что и прочие, — семейной неустроенности. И я решила, что никуда этот клиент не денется. И подождет. Пока я заскочу в кафе и выпью чего-нибудь горячего.

В последнее время я пристрастилась к кофе. Пью его в огромных количествах, в любое время, могу даже и на ночь, что на сон, к моему удивлению, не действует.

Лучше бы я в это кафе не заходила. Оно располагалось по дороге к нужному мне финансовому учреждению, я и подумала, что вполне здесь посижу с полчасика в тишине.

Я ошиблась. Тишиной здесь и не пахло.

Кафешка была отвратительная. Тёмная, грязноватая. Возле импровизированной сцены играл дурацкий ансамбль, сплошь из патлатых юнцов, извлекавших из своих инструментов просто омерзительные для слуха звуки; под стать музыкантишкам пел какой-то идиот с писклявым голосом кастрата, которого из-за грохота ударника было почти не слышно. Вопреки здравому смыслу, кто-то пытался танцевать, при этом дергаясь в такт подобию ритма, язык не повернулся бы назвать сие сатанинское действо музыкой и танцами.

А публика… Две девицы провинциального вида — кривоногие коротышки, и один парень — каланча, у которого не сгибались ни ноги, ни руки, но он тем не менее с дурацкой настойчивостью качал свое туловище взад-вперед, имитируя перед дамами убогую разновидность брейк-данса.

Когда всклокоченный официант принес мне кофе, при этом загадочно подмигнув, я подумала, что вот сейчас испробую нечто сногсшибательное. Как же! Вроде ириски «Меллер»: «А ты пробовал неизведанное?» Вот где надо было снимать клип рекламы. Сделав глоток, я чуть не выплюнула всё вдогонку официанту. С удовольствием бы вылила это варево на самого придурка. Но тот мудро отошел на безопасное расстояние, с которого и рассматривал меня, оценивая мою реакцию после дегустации.