— Что-то ты занервничал…

— Совершенно не представляю, что я буду докладывать Чалмерсу. Простой перечень событий? Но это может сделать и Вася Климов, и Дэн Ахава. На меня ведь надеются, как на ЭКСПЕРТА, понимаешь?!

— Давай-ка лучше спать. Гляжу я — ты совсем переутомился. Как утверждали еще наши предки, утро вечера мудренее. Хотя в открытом космосе понятие «утро» и «вечер» весьма условны. Как, впрочем, и «день», и «ночь».

— Ты что, решил поупражняться в словесной гимнастике?

— Я просто хочу тебя отвлечь и успокоить. И хочу, чтобы ты уснул.

— В смысле «спи спокойно, мой друг»?

— А ты заметно поглупел, братец.

— Ладно, не злись. Я в самом деле подустал. Буду баиньки.

— Приятных снов. И не переживай — доклад Чалмерсу у тебя получится на высшем уровне.

Замечание Вяза относительно «высшего уровня» оказалось на удивление пророческим, но несколько в ином смысле. Потому что докладывать Зорову пришлось не Чалмерсу, точнее, не только Чалмерсу. Ему пришлось держать ответ перед Кругом Шести — по сути, верховной властью Содружества.

Еще со времен начала проекта «Ковчег» сложилось так, что управление переселенцами осуществляли ученые и инженеры. Вполне возможно, что исключительное везение «ковчеговцев» заключалось в том, что в штабе проекта не оказалось ни единого человека из тех, кои громко именуются «политическими деятелями». Затем, на протяжении первого столетия жизни вне Земли, когда вопрос стоял ребром — быть или не быть космическому содружеству, — научно-техническая элита продолжала играть первую скрипку в решении кардинальных проблем как тактики, так и стратегии единой сверхзадачи — выживания «космической ветви» человечества. Позже, когда главные задачи были решены, начала сказываться инерция. Имевшие место попытки (весьма вялые, к слову) реанимировать «политическую жизнь» в том смысле, в котором этот термин употреблялся на Земле, провалились. Космическое Содружество Наций оказалось на удивление устойчивым образцом технократического общества, просто и логично устроенного, не подверженного, казалось, социальным взрывам и потрясениям, не разъедаемого ржавчиной внутренних противоречий.

«Казалось» продолжалось почти двести лет. Первый тревожный сигнал прозвучал в 2256 году, в очередной раз подтвердив старую истину, что ничто не вечно под луной и звездами. Медики содружества столкнулись со странным психическим заболеванием, впервые описанным Рауфилдом и Хилтоном; проявлялось оно в глубочайшей депрессии, охватывавшей заболевшего, причем с течением времени обострения случались все чаще и становились все продолжительнее, а периоды ремиссии укорачивались. При отсутствии лечения болезнь, как правило, заканчивалась суицидом. Однако и медицинское вмешательство лишь замедляло течение болезни. Несмотря на доказательство неинфекционности синдрома Рауфилда — Хилтона, число заболевших неуклонно росло; вначале десятки, затем сотни, а потом уж и тысячи людей погибали. К 2326 году, то есть за семьдесят лет, прошедших с момента выявления первого больного, от синдрома Рауфилда — Хилтона погибло двенадцать тысяч человек. Но в 2326 году Рауль Бадервилл изобрел ментаскоп — могучее средство проникновения в психику человека, и в этом же году он применил свой аппарат для исследования психики больных смертельной болезнью. Полученные ментаграммы были переданы для изучения врачам (в основном психиатрам и психоаналитикам), занимавшимся поисками эффективного лечения синдрома Рауфилда — Хилтона. Избитое словосочетание «эффект разорвавшейся бомбы» в данном случае более чем применимо: из 38 просмотревших ментаграммы врачей 37 заболели ураганной формой синдрома, и лишь самый молодой из них двадцатишестилетний врач-психоволновик Джозеф Ладоцки не только устоял, но и открыл достаточно эффективное средство борьбы с болезнью. Правда, не сразу, а лишь спустя два месяца изнурительных экспериментов в закрытом психоневрологическом диспансере, где изолировали всех выявленных больных синдромом Рауфилда — Хилтона. Для лечения пришлось использовать новейшую психотронную волновую технику. Практически сразу же методика лечения, ментаграммы больных да и вообще все, связанное с синдромом, было глубоко засекречено. В те же годы произошло еще несколько загадочных и труднообъяснимых с научной точки зрения событий. Глухие пересуды вызвала гибель и затем якобы возвращение с того света капитана космокрейсера «Торнадо» Лайоша Вирта. Возле Фобоса марсианскими станциями слежения были зафиксированы два неопознанных космических объекта предположительно искусственного происхождения.

Вблизи орбиты Урана бесследно исчез, передав крайне странное сообщение, рудовоз «Аляска». Жители станции «Гея-12» испытали кратковременное расстройство сознания, проявившееся в ярких видениях и галлюцинациях наяву. В 2346 году решением Коллегии ВКС был создан Отдел специального контроля, который, по замыслу его основателей, должен был стать щитом Содружества. До этого момента переселенцы счастливо обходились весьма немногочисленной муниципальной полицией, структуру и функции которой определял директорат каждой станции индивидуально; кроме того, непосредственно ВКС подчинялся Центральный департамент безопасности, состоящий из двухсот тридцати человек. Этого вполне хватало, чтобы уголовные преступления в Содружестве являлись событиями исключительными, особенно тяжкие. Но против грозно вторгшегося в жизнь переселенцев неведомого полицейские профессионалы оказались бессильны. Принципы, положенные в основу деятельности ОСК, во многом совпадали с базовыми принципами некогда могущественного секретного ведомства одной из самых развитых стран Земли — США. Ведомство называлось Агентством национальной безопасности и занималось технической разведкой и контрразведкой, а также составлением аналитических отчетов и прогнозированием, включая концептуальную разработку наиболее перспективных идей. Как в свое время и в АНБ, в ОСК были привлечены крупные ученые, специалисты по информатике, системному анализу, компьютерной технике, связи и вооружению, наиболее талантливые офицеры департамента безопасности, несколько лучших космических экипажей и отряд разведчиков из числа космодесантников. Несмотря на скромное и непритязательное название, на особую важность ОСК в структуре ВКС указывал хотя бы тот факт, что начальник отдела входил не только в Коллегию и Президиум Совета, но и в Круг Шести.

…Все это промелькнуло в памяти Зорова, когда они с Чалмерсом направлялись в скрытую в недрах скалистых пород Марса резиденцию Верховного Координатора Содружества Антуана де Виньона.

Сведения эти, как потом выяснилось, были отрывочными, скудными и кое в чем далекими от истины. Он многого не знал тогда. И в этом смысле у него еще все было впереди.

Высокие двустворчатые двери бесшумно разъехались в стороны, пропуская Чалмерса и Зорова в большой, несколько мрачноватый холл, явно стилизованный под какую-то земную древность. Из-за огромного стола с внушительным бюро и множеством замысловатых украшений, искусно маскировавших компьютерный терминал и экраны четырех правительственных каналов связи, стремительно возник высокий молодой человек с гривой платиновых волос и острыми темными глазами на матово-бледном лице. Несколько скрадывающий фигуру костюм старинного покроя не мог обмануть Зорова — перед ним был мастер боевых искусств, возможно, даже «призрак».

— Добрый день, — поздоровался молодой человек, внимательно оглядел вошедших и жестом указал еще на одни двери в глубине холла: — Экселенц ждет вас.

Желая проверить свое предположение, Зоров незаметно для Чалмерса сложил руки в тайном жесте-приветствии «призраков». К его удивлению, молодой человек никак на это не прореагировал. Впрочем, Зоров сразу же позабыл об этом эпизоде, едва открылись вторые двери.

Легкая терраса, казалось, чудом зацепилась за краешек скалы над двухсотметровой пропастью. Внизу глухо рокотал прибой; во все стороны простиралась бесконечная водная гладь; длинные океанские волны утюжили ее, на бегу расчесывая свои зеленовато-синие косы гребешками снежно-белой пены. На западе золотой парус заката медленно уплывал за горизонт, а на востоке небо, как губка, впитывало предвечернюю синь. Свежий соленый ветер несся над океаном, подгоняя стайку заблудившихся облаков. Мир дышал красотой — гордой и умиротворенной, и она приняла Зорова, не нарушив чарующей гармонии: ветер пощекотал ноздри и взлохматил волосы; что-то задиристо крикнула чайка, едва не задев его крылом; и словно фантастическим изумрудом, заходящее солнце одарило его прощальным, легендарным зеленым лучом… Легкое покашливание Чалмерса вернуло Зорова в ситуацию, и тут только он приметил увитую вечнозеленым плющом беседку и ощутил на себе пытливые взгляды сидевших там пятерых человек. Круг Шести. Верховная власть Содружества. Конечно же, Зоров знал их всех, но никогда ему не приходилось видеть их «живьем». Он ощутил невольное волнение. Антуан де Виньон. Выдающийся историк, профессор, академик, верховный Координатор. Николас Шароши. Знаменитый инженер, изобретатель, автор нескольких крупнейших технических проектов, талантливый организатор. Главный технический координатор. Лэмюэль Лоусон. Прославленный нейрохирург, автор уникальных методик полихроматической лазерной хирургии мозга. Начальник Главного медико-биологического управления ВКС. Ольга Уинсток-Добровольская. Поэт, писатель, социолог, основатель новой футуросоциологической школы. Возглавляет Отдел социально-общественных исследований ВКС, Главный социолог Содружества. Эйнард Эйфио. Гениальный физик, создатель общей теории пространственно-временных многообразий, единым образом описавший микро-, макро- и мегамир. Президент Академии наук. И наконец, Гордон Чалмерс, математик, лингвист, психолог, вот уже двенадцать лет возглавляющий ОСК. Круг Шести. Живые легенды. Волнение Зорова начало перерастать в замешательство. Что скажет он им, с чего начнет? К тому же ему вдруг почудилось, что в направленных на него пристальных взорах кроме вполне понятного ожидания (быть может, даже нетерпения) и интереса сквозит еще что-то… Настороженность? Опасение? Тревога? Зоров почувствовал себя совсем неуютно, но тут навстречу ему легко поднялся де Виньон — тонкий, стремительный, с копной непокорных солнечно-рыжих волос, усыпанный веснушками, голубоглазый, в легкой простой накидке, перехваченной узким поясом, внешне совершенно не соответствующий облику высшего должностного лица Содружества. Улыбаясь, он протянул Зорову руку: