— А была мысль подстрелить медведя тайком, не в сезон?

— Нет, потому что вне сезона ни азарта, ни смысла (it's not a challenge that way).

— А знаешь людей, которые охотились браконьерски?

— Нет, никого не знаю. Показывать потом трофей и хвастаться можно ведь только в случае легальной добычи медведя!

— А наказание?

— Две тыщи штрафа и на пять лет забирают охотничью лицензию. Читал в газете про одного такого парня…

— Генри! Что для тебя важнее — работа или охота?

— Будь на то моя воля, я б только и делал, что охотился. Уж как-нибудь бы прокормился. Но ведь надо счета оплачивать, вот и приходится на работу ходить…

Охота — точно главная вещь в его жизни. С первой женой Генри развелся из-за нее, из-за охоты. Жене не нравилось, что все выходные он пропадал в лесу. Она даже из принципа не ела добытой им дичи.

В общем, не сложилось.

Жена его потом вышла замуж. Новый ее муж Тим, что интересно, не охотник. Потому что он не местный, не москвич, а приезжий. Семья у них крепкая, дружная — на почве нелюбви к охоте…

А первого в своей жизни медведя Генри добыл так. Сезон всего три дня в году. И вот купил он лицензию в оружейном отделе скобяной лавки, выпросил отгул на два дня — и вперед.

Поехал он с друзьями Томом, Ником, Ларри и Дейвом в городок Гулдзборо, что в трех милях от Москвы. Там у них хижина. Она маленькая, но настоящая охотничья, экзотическая: нет ни электричества, ни воды, ни сортира. Женщин туда, кстати, не пускают, по крайней мере в сезон. И вот они с вечера засели за подготовку к охоте: до ночи играли в покер и пили пиво (каждый притащил по ящику баночного). А закусывали оленем, которого Генри накануне подстрелил из лука. Что касается покера, так Генри везет, особенно после развода, и он выиграл 25 долларов.

Вздремнули, а в пять утра встали и разошлись по лесу, каждый на присмотренное заранее место. Генри сел в засаду возле медвежьих какашек, которые высмотрел накануне. С собой он никого не взял: даже близкие друзья не делятся медвежьим дерьмом. Что нашел — то только твое, без обид. В 10.30 он вдруг увидел в 60 ярдах перед собой медведя… Страшно не было: никто про такое не слышал, чтоб в Пенсильвании медведь напал на человека.

Через пять секунд после того, как Какарека увидел медведя, он поднял винчестер и начал стрелять.

— Я говорил себе: не промахнись, только не промахнись, слишком долго ты ждал этого шанса — двадцать пять лет! — вспоминал он.

В медведя попали три пули, а стрелял Генри шесть раз. Но не было такого чувства, что он мазила: все-таки расстояние, и медведь ведь не стоял, а бежал по лесу. В такой ситуации не стыдно попадать только через раз.

— При шести дырках медвежье чучело мне дороже обошлось бы — разоришься на этих заплатах и штопке. По мне, так лучше б я один раз попал.

После он еще подошел к лежавшему на снегу окровавленному медведю и для верности сделал контрольный выстрел в затылок.

— Я был очень счастливым человеком в тот момент, чуть не плакал. Я кричал что-то вроде: "Йаху! Йаху!". Наконец я его заполучил!

Да, Генри чувствовал себя виноватым, его мучила совесть, когда убивал медведя, — это ведь прекрасное животное! Но иначе он не мог, потому что "у каждого охотника есть мечта — убить хоть одного черного медведя. Это — мечта. Оленей все настреляли — не счесть. А медведь — это отдельная, особенная вещь".

Два с половиной часа Генри тащил своего медведя весом в сто тридцать пять фунтов (больше пятидесяти килограммов) до дороги, где стояла машина. Путь был неблизкий — мили полторы, то есть два километра с лишним.

Потом он приехал в охотничий домик. Не сумев справиться с волнением, тут же сел выпивать, один.

После обеда подошли дружки. Они, конечно, поздравляли, но физиономии у них — это Генри отметил острым охотничьим глазом — были кислые… Многие друзья Генри рассказывали ему про одну и ту же мечту: подстрелить медведя и постелить на полу его шкуру. А на этой шкуре заниматься сексом. И при этом каждой девушке говорить: дорогая, ты первая, кого я имею на этой шкуре.

— И ты тоже, Генри?

— Нет, не в моих правилах девушек обманывать (тем более вся Москва знает, что я решил никогда больше не жениться). Я чучело велел сделать…

Вечером вся эта Москва была у Генри, в его маленьком домике — поздравляла с выдающимся достижением, пила пиво. Пришел и Генри Какарека-старший. Он был немногословен и только сказал: "Хорошая работа" (good job).

А подруга Генри, ее зовут Мелисса (по профессии секретарша), медведя не видела. Она была в тот вечер у родителей и ограничилась телефонным поздравлением. К охоте она относится абсолютно хладнокровно: ни за, ни против. Еще она сказала, что медвежье чучело, когда будет готово, украсит его интерьер. Холостяцкий…

А потом, на следующий день, Генри опять пошел на медвежью охоту с отцом, но уже без ружья. По закону, нельзя брать больше одного медведя в сезон. Медведь — это праздник, ему не положено бывать чаще раза в год…

Новость всколыхнула Москву: местный миллионер Пол Демут заработал за день 25 тысяч долларов. Всего за один день! Большие деньги для глухой провинции, каковой, безусловно, является Москва (до такой степени, что в местных барах даже разрешается курить, причем полно любителей этого дела!) Многие здесь за год столько получают. И вполне собой довольны.

— Демут — коренной москвич! Уважаемый человек и выдающийся бизнесмен нашей эпохи, нашего города. — Так отзываются о замечательном земляке москвичи. Они его с достаточным на то основанием считают местной достопримечательностью. Можно сказать, что он тут знатный капиталист, как бывали в СССР знатные, например, доярки. За те почти тридцать лет, что Демут занимался строительным бизнесом, он построил и перестроил заново почти всю Москву, не считая ближнего и дальнего Подмосковья.

— Вот эти дома я строил, и вот эти, и те, и почту, и банк, и эти магазины, и дорогу, — подобно маркизу Карабасу, рассказывает он, когда мы проезжаем с ним по московской Мейн-стрит. — Вряд ли в городе найдется человек, кто со мной не имел бы дела. Всякий у меня или работал, или покупал что-то, или я ему чего-нибудь продал…

Кстати, строительный бизнес в американской Москве несколько иной, чем в русской. У нас, насколько я себе представляю, пришли строители на чужую территорию, построили, взяли деньги и ушли. Здесь же так: прежде чем строить, строитель покупает землю, а построив, построенное (магазины, кинотеатры, жилые дома и т. д.) сдает в аренду — для чего, собственно, все и затевалось.

Именно так жил и работал Пол Демут, пока в прошлом году этот свой строительный бизнес не продал (отношения с партнером стали слишком сложными). А на вырученные деньги он принялся играть на фондовой бирже, где, собственно, и заработал в один прекрасный день те самые 25 тысяч.

— Так расскажи же, Пол, как дело было! Может, и мы сумеем?

— Это очень просто: берешь, звонишь своему маклеру и велишь продать три тыщи акций пейджинговой компании.

— А-а! Понял. Но как все-таки выглядел процесс принятия решения?

— Еду я, значит, в Балтимор на машине. И вдруг мне захотелось пописать.

— Так, так… Я конспектирую…

— Съезжаю с трассы на пункт отдыха. А поскольку я все равно остановился и телефон был под рукой, позвонил.

— А почему именно эти акции?

— Это акции пейджинговой компании. Я их когда-то начал покупать, потому что мой старший сын тратит много денег на плату за пейджер. И вот я решил как-то возместить расходы игрой на этих акциях, а после велел ему от пейджера избавиться. Ну и акции теперь, все, что накопились, за ненадобностью продал.

А копились они так. Сначала я их покупал по 16 долларов за одну, продавал по 19, покупал снова по 16,5, продавал по 18… И вот все, что собралось, продал по 17,7 доллара.

— Очень хорошо. Только я не понял насчет остановки и телефона, который оказался под рукой. А что, по сотовому из машины нельзя было позвонить?