— Проницательно, — сказал Берни. — Но все несколько сложнее.

— Я была права, когда запретила доступ к игре. Мэдди метнула в сторону Наоми предостерегающий взгляд, но та потирала свои татуировки и дрожала.

— Ну, а это зависит от вашего понимания того, что есть правота. Вы думали, что многократное использование игры заставляет Лазурных размножаться. А что, если все выглядело несколько иначе?

— Что?

— Что, если периферийная нервная система, сформировавшаяся в астроцитах, достаточно созрела, чтобы начать вторжение в ЦНС? Что, если вирусы пытались установить связь?

— Наоми, — сказала Мэдди, и собственный голос показался ей самой довольно визгливым, — ты нас извинишь?

Берни повернулся, чтобы посмотреть на нее, и его бусинки замерцали.

— Пойдемте-ка в мой трейлер, Мэдди, — сказал он.

— Трейлер? Вы и правда живете в трейлере? Я думала, вы шутите.

Мэдди схватила Наоми за локоть и прошипела ей вернуться к работе по разработке плана. Наоми зашипела в ответ, что Мэдди не стоит так злиться, она только пыталась отвлечь Берни, чтобы он не заметил Карреру и царящего в лаборатории беспорятка. Расходясь, они послали друг другу широкие, лживые улыбки. Желудок Мэдди принялся выделывать судорожные прыжки, да такие исступленные, что посещение уборной пришлось бы весьма кстати.

Берни не шутил. Прицепленный к добротному старому джипу трейлер запросто мог вместить человек шесть. Внутри стоял бильярдный стол, имелось джакузи. И попугай по имени Швед, который важно созерцал все это небольшое хозяйство.

— С вами все в порядке, Мэделин? Сначала все эти неистовые послания, а сейчас… — Он указала на ее одежду и прическу. — А сейчас вы не кажетесь особенно щеголеватой.

— Берни, давайте перейдем сразу к делу, — сказала она, посмотрев на него поверх стакана с виски. Тот факт, что предложенный Берни виски стал выделывать в желудке заковыристые антраша, смешавшись с водкой и «Нойхаусом», она попросту проигнорировала. — Надо, чтобы кто-нибудь позаботился о Менискусе вместо меня. У меня возникли… затруднения… с этим СЕ, которого они мне навязали, и теперь мне необходимо увезти СЕ. Не могли бы вы присмотреть за моим подопытным некоторое время?

Лицо старика вытянулось.

— Что с кризисом Менискуса? Конечно же, вы не бросите его сейчас.

— О, он уже выкарабкался, — сказала Мэдди беспечно, словно рассуждая о ветрянке. — И я вовсе не брссаю его. Просто возникло очень важное дело, и я не могу никому довериться.

— Хорошо. — Берни не слишком обрадовался ее просьбе, и к Мэдди пришла запоздалая мысль о том, что он не просто один из ее коллег, а компаньон-вкладчик «Хайбриджа» — эксцентричный, но могущественный.

— Прошу прощения, — добавила она. — Не следовало бы обременять вас этим. Просто все случилось так неожиданно.

— Я ценю ваше доверие. Я взял на себя смелость просмотреть ваши записи и данные по сканированию Менискуса, поэтому я в курсе дела и знаю, чем вы занимались.

— О! — сказала Мэдди. Этого следовало ожидать Берни никогда не терял времени даром.

— Вот почему мне так трудно поверить, что вы собираетесь отделаться от Менискуса именно сейчас. Несомненно, это самый важный этап всей вашей карьеры, может статься, даже всей вашей жизни.

— Да-да, разумеется, это важно. Я работала над этим организмом очень упорно и с нетерпением жду возможности расшифровать все собранные данные, и затем надеюсь опубликовать действительно ценную работу. Но тут этот СЕ, понимаете, и…

— Эй, эй, минутку, милочка. Мы говорим сейчас об одних и тех же баранах? Как я понимаю, у вас есть организм, который стимулировал взрослого, Y-аутичного мужчину вырабатывать действующие астроциты, которые сейчас существуют независимо от центральной нервной системы. У вас есть подопытный, который, между нами говоря, давно уже должен был отправиться на тот свет, однако он все еще здесь, живехонек, играет себе в игру, и с моего места кажется, что он поднарастил мускулов, разговаривает и стал с ног до головы синим. А сейчас вы хотите, чтобы кто-нибудь понянчился с ним, пока вы будете разъезжать и дурью маяться, разыгрывая из себя Джейн с Тарзаном? Вы что, на хрен, совсем спятили?

Мэдди хотела выпрямиться и принять позу оскорбленной невинности, но сделать это оказалось нелегко, потому что диван Берни засосал ее седалище в бездонную впадину, и вместо того чтобы выпрямиться, она забуксовала прямо как кафкианский жук на спине, затем приняла нужное положение, отбросила упавшие на лицо пряди и с грохотом поставила уже опустевший стакан на подставку в форме датского дога.

— Я не разыгрываю из себя Джейн, Берни.

— Тогда почему вы хотите пренебречь исследованием, которое в следующем году поместит вас на обложку «Тайм»?

Мэдди уставилась на него.

— Может, хватит уже преувеличивать и делать из мухи слона? Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что у меня обязательства перед наукой, перед Менискусом и перед вами. Но я говорю только об отсутствии в течении пары недель, а состояние Менискуса стабильное.

— Стабильное? Пара недель? — Берни повысил голос, в нем послышался скрежет. — Вы выжили из ума?

— Я по крайней мере не живу с вороной по имени Швед.

— Попугай, он попугай. Ах, Мэдди, Мэдди. Возможноли, чтобы вы не понимали, что у вас здесь? Вы всегда так много пьете? Как вы могли не заметить это, когда оно смотрело вам прямо в лицо?

— Что смотрело мне в лицо?

— Менискус — посол. Он их посланник.

— Их? — Бог ты мой, как же далеко все зашло, раз в дело пошли конспиративные местоимения.

— Вирусов, глупышка.

Бог ты мой, все гораздо хуже, чем ей представлялось.

— Как нам известно, человечество эволюционирует одновременно с вирусами. Мы наивно полагаем себя их хозяевами, но с чего мы это взяли? С тем же успехом, взглянув на историю человеческого рода, можно утверждать, что это они наши господа.

А дальше последовала Грандиозная Экзегеза Вирусной Эволюции, открытая Берни Тактаровым. Мэдди потягивала виски и мысленно прикидывала предстоящий им путь по сельским дорогам Пенсильвании, поскольку план бегства с Каррерой требовал незамедлительной проработки.

— Поскольку секс обязан своим происхождением одной лишь эволюции, он возник в результате битвы против микроорганизмов-паразитов, пытавшихся поставить замки на нашу иммунную систему. На протяжении многих миллионов лет они были нашим незримым противником, и секс стал нашим оружием в шахматной игре за жизнь, что объясняет, почему почти все наши деяния могут быть сведены к сексу.

Теперь, Мэдди, возникает резонный вопрос. Если вирусы наши партнеры, наши собственные тени, а мы сумели развить в себе разум, тогда почему бы и вирусам не развить собственный разум? Или он у них уже есть, а мы просто не в состоянии постигнуть его? Поразмышляйте об этом. Эти самые вирусы, которые направляли наш половой отбор и, соответственно, наше общество, они-то, несомненно, знают, под каким соусом подавать драму. ВИЧ, который приравнял любовь к смерти так, как не удавалось ни одному влюбленному в мире, прямые атаки на специфические гены, начавшиеся после того как вирусы, с помощью своих человеческих агентов, научились приносить пользу и обрели для себя гостеприимный кров, когда стали оружием. Бубонной чумой они напали на нашу цивилизацию, но наша цивилизация, на удивление вирусоподобная в своих поселенческих стереотипах, в конечном счете вырвала страницу из их книги и одержала победу, так что теперь они нападают на нашу тождественность с неприкосновенными абстрактными мозговыми клетками, которые так упростили жизнь, что мы с каждым днем все слабее и слабее. Повсюду выросли всевозможные «Макдоналдсы» и «Диснеи», как разрушающие культуру вирусы, которые размножаются и сжирают идиотипическое разнообразие, делая нас предсказуемыми и податливыми. А мы беспечно лежим на печи и воображаем, что микроорганизмы тупы. Не говоря уже о том, что нынешний век избрал экономическую войну в виде эпидемий. И это даже не касаясь Y-чумы.