— Мы ничего не можем сделать, Освин. — В интонации магистра Балама чувствовались тревога и усталость.

— Очевидно, что в плече остались осколки кровавого камня, — возразил его собеседник. — Иначе она уже очнулась бы. Исследовав темную алхимию Рекса, мы сможем оценить силы, которым противостоим.

— Это слишком рискованно — и для Ливии, и для Калипсоса. Кровавые камни заражают все, к чему прикасаются, они изменяют любое живое существо.

— Но нельзя жить в вечном неведении! Особенно теперь, когда тень смерти нависает над долиной. Захур излишне осторожен и, возможно, неспроста.

Повисла долгая пауза.

— Ты действительно веришь в это, Освин? — укоризненно спросил наконец Балам.

Ответом был громкий вздох. Марика и Джейк переглянулись. Они не хотели подслушивать, но деться было некуда.

— Наверное, я не прав. Но у меня из головы не выходит, что Захур когда-то учился у Кальверума.

— Как и все мы.

Джейк вновь посмотрел на Марику.

— А как насчет его экспериментов? — понизив голос, настаивал монах. — Он использует подвалы Рекса, он проводит опыты с животными! Он идет путем того изувера!

— Искусство исцеления требует работы с живыми существами, а ему приходится восстанавливать утраченные знания. Ты же знаешь, как много мы потеряли после изгнания Кальверума.

— Наверное, ты прав, — согласился Освин. — Похоже, недостаток сна поверг меня во мрак подозрений. Я просто хочу, чтобы Захур поторопился. Кажется, у нас почти не осталось времени. Слова, которые передал мальчик… Мы больше не можем сидеть сложа руки.

— Я все понимаю, мой друг, и меня восхищают твои достижения. Ставя рискованные эксперименты, ты открываешь все новые пути применения алхимии, и они безмерно улучшают нашу жизнь, однако сейчас я поддерживаю Захура. Возможно, промедление обречет охотницу Ливию на мучительную смерть, но когда речь идет о кровавом камне или даже о его осколках, необходима предельная осторожность.

— Надеюсь, ты прав, мой добрый товарищ, — ответил монах. — Но я предвижу темные времена.

— Но даже во мраке мы должны верить в свет, — торжественно произнес Балам.

Невеселый смех рассеял напряженность.

— Так нечестно. Ты цитируешь моего отца.

— Он был мудрым человеком.

Монах тяжко вздохнул.

— Гораздо мудрее своего сына.

Донеслись приглушенные слова прощания, и дверь распахнулась. Марика припала к столу и притворилась, что выбирает самый спелый квармабоб. Балам вошел в гостиную.

— Уже вернулись? — удивленно воскликнул он.

Оглянувшись на дверь, магистр попытался пригладить волосы, но только больше взъерошил их.

— Значит, вы все слышали?

— Мне жаль, папа, — глядя ему в глаза, ответила Марика. — Но неужели охотница Ливия умрет?

Балам подошел к столу и нежно ущипнул дочь за щеку. Джейк заметил, как он печально поморщился, решая, говорить ли правду. Наконец Балам повернулся к девочке и с грустью ответил:

— Да, это лишь вопрос времени. Мы ничего не можем сделать.

Марика побледнела. Она кивнула, поднялась на ноги и обняла отца, тот прижал ее к себе. Джейк едва мог дышать от нахлынувшей тоски по родителям. Магистр и его дочь выпустили друг друга из объятий, но Марика продолжала держать отца за рукав.

— Папа, ты совсем не спал. Прими ванну и отдохни немного.

Балам взглянул на дверь кабинета.

— Нужно еще поработать…

— Работа подождет, сон важнее.

Она потащила его за руку в соседнюю комнату, будто строгая мать — непослушного ребенка.

— Пойду приготовлю ванну. Не беспокойся, я разбужу тебя к ужину.

Балам неохотно позволил дочери проводить себя к лестнице. Джейк так и остался сидеть за столом. Он глянул на дверь кабинета и вспомнил горы книг, кипы бумаг и свитков. Что он мог найти в них? Времени на размышления не было.

Подчинившись неосознанному импульсу, мальчик вскочил на ноги и метнулся к двери, которая оказалась незапертой. Она тихонько скрипнула, и Джейк вздрогнул. Решив, что звука никто не услышал, он проскользнул в кабинет.

Комната имела эллипсоидную форму, два окна в ее закругленных концах выходили на улицы города. Тут же стояли деревянные столы; вдоль стен до самых стропил возвышались книжные полки, забитые запыленными томами и свернутыми пергаментами. В помещении хранилась странная коллекция: скелет неизвестного существа, скрепленный бронзовой проволокой, ровные ряды шлифованных камней и деревянных брусков с вырезанными глифами майя. Кабинет Балама напомнил Джейку экспозицию диковинных вещей в родительском доме, но здесь не было времени все изучить.

Мальчик подскочил к столу и, ни к чему не прикасаясь, осмотрел лежавшие на нем предметы. Опасаясь опрокинуть стопку книг, доходившую до плеч, он затаил дыхание. Взгляд остановился на открытом томе в деревянной обложке — то был редкий кодекс майя, одно из собраний древних знаний. Сотни лет назад испанские конквистадоры сожгли почти все подобные рукописи, в мире их сохранилось лишь несколько.

Джейк склонился над книгой, рассматривая карту: зазубренный круг отмечал вулканический кратер, в его центре располагался символ, напоминавший пирамиду. Из вершины раскручивалась спираль, она касалась границ долины в четырех местах — на севере, юге, востоке и западе. Джейк наклонился ниже. Над западной точкой была изображена арка, в которой угадывались Сломанные ворота. И противолежащий символ Джейк уже видел — двуглавую змею, свернувшуюся восьмеркой.

Узнав ее в грубом рисунке, мальчик напрягся. Он торопливо вытащил из кармана дневник и быстро отыскал страницу, которую еще вчера рассматривал в Британском музее.

«Сложная форма, напоминающая опрокинутую восьмерку, позволяет предположить, что реликвия воплощает веру майя в вечность космоса».

Читая, Джейк будто слышал размеренный голос отца. Он представил музейный экспонат: золотая змея с рубиновыми глазами — сокровище майя, найденное родителями на раскопках древнего захоронения. Проглотив комок в горле, Джейк вернулся к карте. Значит, это изображение отмечает восточный вход в долину? Как такое возможно? Голова шла кругом, напрашивался единственный вывод: кто-то видел ворота, вернулся назад и рассказал о них людям.

Надежда затеплилась в сердце Джейка, и, напряженно вглядываясь в карту, он догадался вдруг, что спираль отмечает защитное поле долины. Однако следовало проверить предположения.

За спиной скрипнула дверь, и мальчик обмер. Увлекшись книгой, он напрочь забыл о времени. Если Марика застанет его здесь…

Джейк обернулся и увидел в проеме невысокую фигуру, это была не Марика — на пороге стоял неандерталец. Лицо не выражало никаких эмоций; казалось, он не удивился вторжению в кабинет Балама. Смерив Джейка долгим взглядом, парень вернулся в гостиную и принялся расставлять тарелки к ужину. Джейк последовал за ним, затворив за собой дверь.

— Я просто хотел посмотреть, — промямлил он.

Бачуюк игнорировал объяснения. В следующую минуту на лестнице раздался голос Марики:

— Папа, я позову тебя, когда мы накроем на стол.

Девочка спустилась в комнату.

— Бачуюк, давай помогу.

Она взяла из его рук оставшиеся тарелки. Склонив голову, неандерталец зашагал к служебному входу. Когда Марика отвернулась, ур поднес к губам палец в универсальном жесте молчания. Затем он вышел из гостиной, прикрыв за собой дверь.

Джейк не понял, что разбудило его. Мгновением раньше он пребывал в глубоком сне, а теперь проснулся в своей маленькой спальне. Дверь и ставни были плотно закрыты, в комнате царила темнота. Он ничего не слышал, но что-то все же нарушило сон.

Мальчик натянул одеяло до подбородка, дивясь обуявшей его тревоге. Каждый нерв напрягся до предела. Затаив дыхание, Джейк осмотрелся: за спинкой кровати смутно угадывался гардеробный шкаф. Опасности не было — ни шелеста, ни мимолетного движения, — и все же интуитивно, но вполне определенно мальчик чувствовал, что в комнату проник посторонний. И этот посторонний разглядывал его из темноты.