– Нет, Джастин, нет, – мягко ответила Изабель, прикоснувшись к его щеке и заставляя поднять голову. На лице его отражалась такая боль, что ей показалось, будто сердце ее переворачивается в груди. – И как только такое могло прийти тебе в голову? Я и представить не могла, что ты изводишь себя подобными измышлениями, не то постаралась бы успокоить тебя. Если кто-нибудь из нас и виноват, так это я. Никак не вы, милорд. Все, что я наговорила вам в тот вечер, было похуже ваших речей, впрочем, мой грех не только в безобразном моем тоне, но и в том, что я сама не верила своим словам. Ведь вы не заслужили моих обвинений.

– Ты была несчастна, – сказал он, сжимая ее ладонь обеими руками. – А я не захотел выслушать тебя, не захотел признавать истинного положения вещей. И теперь я прошу у тебя прощения. Прости меня, Изабель, я так раскаиваюсь! – Он благоговейно поцеловал кончики ее пальцев и спросил, закрыв глаза: – Ты сможешь простить меня?

Боль, терзавшая сердце Изабель, отступила перед нахлынувшим приливом нежности и любви.

– Это мне следует просить у тебя прощения. – Свободной рукой она погладила его мягкие волосы. – Если мне и нужно прощать вас за что-нибудь, милорд, так знайте, я уже давно сделала это.

Напряженные плечи Джастина чуть заметно расслабились, и он кивнул.

– Этого достаточно. Благодарю тебя, Изабель. Она улыбнулась, надеясь, что он останется с ней. Если бы он просто лег рядом и крепко обнял ее, она бы убедилась, что и на самом деле все в порядке.

Однако он лишь поцеловал еще раз ее руку и поднялся.

– Мне следует удалиться, чтобы ты отдохнула. Но, перед тем как уйти, я хотел бы попросить тебя принять решение и сказать мне, хочешь ли ты, после того как церковь вновь благословит наш брак, жить со мной по-прежнему, или же такая мысль противна тебе. Умоляю тебя, Изабель, будь со мной откровенна и не бойся объявить свое решение, ибо, каким бы ни был вердикт, для меня он будет свят.

Он ушел, а Изабель все сидела на кровати, недоуменно глядя на дверь, которую Джастин бесшумно затворил за собой. Тысячи противоречивых мыслей теснились в ее голове. Неужто он приходил лишь затем, чтобы попросить у нее прощения? Может быть, он испытывает чувство вины, намереваясь отослать ее прочь? А вдруг он, как и она, хочет, чтобы прошлое навсегда осталось позади и не омрачало их счастья, когда они вновь пойдут по жизни вместе? Он ни слова не сказал о своей любви, ни намеком не дал ей понять, какие у него самого планы относительно их будущего. Он был добрым и внимательным, однако точно так же он ведет себя со всеми; он просил у нее прощения, как попросил бы у любого постороннего, за кого в силу своего положения несет ответственность…

– Мне дела нет до того, что тебя беспокоит! – запальчиво воскликнула Эвелина, обращаясь к отцу, и гневно ударила кулаком по поводьям своей лошади, нетерпеливо рывшей землю передним копытом. – Ты бы лучше подготовился к тому, что через десять дней тебе предстоит увезти отсюда Изабель, не то тебе уже никогда не удастся этого сделать.

– Успокойся, Эвелина. – Сдержанный тон сэра Майлза контрастировал с взволнованным голосом дочери. Он стоял, хладнокровно глядя на нее, как будто разговор проходил у них дома, в Лондоне, а не в самой чаще Тальварского леса глухой полночью. Ночной воздух был достаточно прохладен, и барон плотнее запахнул полы плаща, а затем, обернувшись, бросил взгляд на своих людей, расположившихся вместе с лошадьми чуть поодаль. – Насколько трудно заставить сэра Джастина изменить принятое решение? Мне будет непросто столь поспешно увезти Изабель, если, конечно же, ты не заставишь ее поторопиться. Не забывай, она должна уехать из Тальвара добровольно – иначе всем нашим планам придет конец.

– Всем нашим планам придет конец ровно через десять дней, независимо от того, захочет Изабель уехать или нет! – заявила Эвелина. – Мне нужно, чтобы она убралась прочь из Тальвара. Она мне все портит!

– В самом деле? – с интересом переспросил отец. – Но ведь при нашей прошлой встрече ты заявила, будто все идет хорошо и сэр Джастин уже готов пасть к твоим ногам и исполнить любую твою просьбу. Неужели все так быстро изменилось? Разве ты еще не сумела затащить его в свою постель?

– Нет, и в этом виновна лишь Изабель, – язвительно бросила Эвелина. – Джастин слишком добропорядочен и честен и не может этим подтвердить свою любовь ко мне, пока у него есть законная жена. Тем не менее, он отдалил от себя Изабель и весь этот месяц не спал с ней и даже не дотрагивался до нее. Ему теперь нужна только я.

– Если это действительно так, – спокойно парировал сэр Майлз, – тогда почему же он выпроваживает тебя из своего дома?

– Джастин поверил в мою беременность и ждет, пока я разрешусь от бремени, а сам тем временем собирается избавиться от Изабель. Он слишком добр, чтобы сказать об этом вслух, однако намерен послать за мной, когда наступит подходящий момент, и тогда все будет хорошо, мы станем мужем и женой, как нам и предназначено.

Сэр Майлз с сомнением смотрел на дочь, но Эвелина упрямо продолжала:

– Неужели ты не понимаешь, отец? Как только ты уберешь Изабель с моей дороги, я смогу сказать ему правду, всю, без утайки! Сказать, что не жду ребенка, что готова стать его женой – в полном смысле этого слова. Как только он узнает, что между ним и мной нет больше ни преград, ни барьеров, он позволит мне остаться в Тальваре.

– А ты не думаешь, что он придет в ярость, узнав, как бессовестно ты лгала ему?

– О нет, – уверенно отвечала отцу Эвелина. – Он слишком любит меня и слишком меня хочет. Только сегодня он говорил мне, как я ему дорога. Когда он поймет, что мы, наконец, можем быть вместе, а все, что я сделала, было сделано только ради него, он обрадуется. А затем мы сможем обвенчаться и тут же отправимся в Лондон вместе с тобой.

– Только не слишком торопись, – поспешно предостерег ее сэр Майлз. – Мне необходимо время, чтобы устроить Изабель в ее новом жилище и сделать все, чтобы ее невозможно было разыскать в том случае, если сэр Джастин вдруг усомнится, что она покинула его по доброй воле.

– Да ему это и в голову не придет! – воскликнула Эвелина. – Джастин никогда не станет разыскивать ее. Он любит меня и желает сейчас лишь одного: чтобы она исчезла! А я не собираюсь всю свою жизнь сидеть в этой дыре и дожидаться отъезда в Лондон. Я до смерти устала прозябать в этом вонючем, мерзком хлеву, в окружении этих отвратительных плебеев! Я хочу домой!

– Хорошо, дорогая, – успокоил ее сэр Майлз, прикладывая палец к губам и жестом напоминая Эвелине, что ей не следует говорить так громко. – Очень хорошо. Я знаю, что последние несколько месяцев тебе приходилось весьма нелегко, впрочем, мы уже почти у цели, и сейчас если проявим излишнюю поспешность или же предпримем хоть один неверный шаг, то рискуем все потерять, и все твои страдания окажутся тщетными. Я уверен, тебе бы этого не хотелось, не так ли?

Эвелина содрогнулась при мысли, что отец действительно прав.

– Разумеется, нет.

– Тогда нам следует вести себя осмотрительно и действовать осторожно. Ты потрудилась на славу, дочь моя, и совсем скоро будешь стократно вознаграждена за свои муки.

– Но этого мне недостаточно, – страстно заговорила Эвелина. – Я хочу, чтобы Изабель страдала так же, как страдала я. Я хочу, чтобы она заплатила за все, что мне пришлось вытерпеть по ее вине. Обещай мне это, отец, и я сделаю все, как ты велишь.

Он кивнул.

– Даю слово чести, что твою непокорную кузину постигнет кара за все ее проступки и прегрешения. Суровая кара. Можешь в этом не сомневаться.

– В таком случае ты скоро увезешь ее отсюда, ведь так? Увезешь еще до того, как я покину Тальвар?

– Я увезу ее лишь в том случае, если ты убедишь Изабель добровольно отправиться со мной. У сэра Джастина не должно оставаться никаких сомнений в том, что Изабель желает покинуть его и признать их брак недействительным. Мне вовсе не хочется, чтобы он гнался за мной по пятам, намереваясь силой отбить свою жену.