Бубнеж профессора близится к завершению. Вывод подается с самодовольством и уверенностью, свойственными любому человеку ограниченного ума. Хондрос требует подтверждения:

– Это может оказаться той святыней?

Профессор кивает:

– Конечно, точный ответ даст датировка по содержанию углерода-14. – Он торжествующе улыбается. – Но я могу с полной уверенностью исключить вероятность хитроумной современной подделки.

Наш смертный приговор.

– Благодарю вас, профессор.

Хондрос складывает триптих.

– Наверное, вам пора. Кассандра, позаботься о полагающемся доктору гонораре.

Профессор чуть-чуть наклоняет голову.

– Я бы предпочел быть вдалеке от этого острова, – он поглядывает на пленных, – до того, как начнутся неприятности.

Хондрос вкрадчиво улыбается:

– Не бойтесь, доктор. К тому моменту, как здесь что-либо произойдет, вы давно будете в пути!

Кассандра медленно идет через комнату. Профессор опять смотрит в нашу сторону – на этот раз в его глазах читается легкое беспокойство.

– Понимаете ли, они видели мое лицо…

– Об этом можете не тревожиться, профессор.

Она поднимает револьвер.

Профессор не сразу понимает, в чем дело. Когда происходящее становится очевидным – когда палец Кассандры ложится на спусковой крючок, – он издает тонкий жалобный крик и вскидывает ладони, словно защищаясь от пули. Раздается сухой выстрел, тело профессора падает на пол. Его голова бьется о мраморные плиты. Красное пятно в середине груди расплывается по галстуку и рубашке.

Кассандра говорит:

– Доктор Каплан свой гонорар получил.

Она невозмутима. Дебби тихонько всхлипывает.

Кровь образует красную лужу и начинает растекаться по полу. Хондрос чешет в затылке:

– Ох и болтун же он был!

– Вы бесчеловечны!

Я понимаю, что зря это сказал. Понимаю, что не надо их провоцировать, не надо привлекать к себе внимание. Но поделать с собой ничего не могу.

Все болтают по-гречески. Кто-то отпускает шуточки. Некоторые поглядывают на Дебби. Молодой ямаец поднимает пистолет и щурится на него сквозь дым от косяка. Если нырнуть под стол, то на какое-то мгновение я получу защиту. Дерну Хондроса за ноги, он упадет, я схвачу его револьвер и направлю ему в голову. Пока банда будет размышлять, что произошло, Дебби с Зоулой убегут. Я понимаю, что это глупость. Понимаю, что моя тактика обречена на неудачу. Но… Есть другие предложения? А старомодная мольба о пощаде… Скорее это увенчалось бы успехом с грифами.

– Что теперь? – каркаю я.

Хондрос смотрит на часы:

– Времени у нас в обрез. Я хочу покинуть этот отвратительный остров и к завтрашнему дню быть в Европе. Ну, кого убирать первым? Вас, Блейк? Или вы предпочитаете увидеть смерть подруг, продлив тем самым свою жалкую жизнь на несколько секунд?

Я не могу говорить. Он щелкает пальцами:

– Отвечайте!

– Возможно, будет лучше, если я уйду последним. Чтоб остальные меньше страдали.

– Как благородно! Кассандра, начни с мистера Гарри Блейка.

Звонит мобильник Дебби. В воздухе повисает тишина. Все вскакивают – кроме Дебби, Зоулы и меня. Дебби говорит:

– Я жду звонка.

Вернувшееся к ней самообладание изумляет меня.

– Не отвечай, – приказывает Кассандра.

Она поворачивается, переводя пистолет с меня на Дебби. Мобильник все трезвонит.

И вдруг я понимаю, что произойдет дальше. Меня охватывает уверенность, – кристальная, ничем не замутненная уверенность. Колотится сердце. Дебби продолжает:

– Мне придется ответить. Они ждут.

– Кто?

Хондроса переполняют подозрение и тревога.

– Специальная служба, – отвечаю я, из всех стараясь быть убедительным. – У нас был договор, что мы позвоним как раз в это время.

Говори все равно что, только бы они следили за мобильником и не оглянулись на стеклянные двери. Соблазн посмотреть туда – хоть мельком! – велик, но я заставляю себя не отводить взгляда от Хондроса. Внутри меня все вопит: «Сейчас, сейчас это произойдет…» Кассандра приближается к Дебби с пистолетом в руке.

Она ждет приказа. Не только Кассандра. На нас направлено все семь револьверов, все курки взведены.

И вот…

Стеклянные двери разлетаются вдребезги. В образовавшиеся проломы влетают трое, через кухонную дверь и из спальни – еще двое. Спецназовцы по шею закрыты пуленепробиваемыми жилетами, на них черные шлемы, в руках – отвратительные черные самозарядные карабины. Кассандра открывает рот, чтобы завизжать, карабины грохочут, и ее безжизненное тело валится на пол. Грохот не смолкает. Молодой ямаец, выронив косяк, опустошает свой револьвер в вооруженных греков. Пальцы Зоулы все глубже впиваются в мое предплечье.

Остается один Хондрос. Его пистолет лежит на столе, окропленном мелкими брызгами крови Кассандры. Спецназовцы орут:

– Полиция! Не двигаться!

Хондрос будто не слышит. Он смотрит на Подлинный Крест и произносит:

– И экклизиа трефете ме то эма тон мартирон.

– На пол!!!

Он поворачивается ко мне. В глазах у него такое выражение… Какой-то огонь… Я до конца так и не понял.

– Макари о Теос на coy стреси Галини каи Иремиа, – продолжает он.

– Лицом вниз! Лечь пластом!

Хондрос не спеша тянется к револьверу на столе.

Пять карабинов вступают одновременно. Лицо и грудь Хондроса распадаются на части, шматки мозга и мяса, обломки белой кости громко влепляются в стену за ним и в висящую на ней ямайскую живопись. Разлетается в пыль ваза, падает на пол изрешеченная картина. Пули сообщают изуродованному телу грека такой импульс, что оно отлетает, ударяется об пол и какое-то время скользит, оставляя за собой ярко-красный след. Я теряю слух. Через несколько секунд осознаю: Дебби истошно визжит.

Очередной эскорт вез нас сквозь все ту же непроглядную тьму. На этот раз мы свернули у Очи и направились в глубь острова. Свет фар время от времени выхватывал дома и магазинчики, прячущиеся за кованой оградой. А между ними простиралась пустота.

О том, чем закончится наше путешествие, я не задумывался. Меня втиснули промеж двух полицейских в бронежилетах и шлемах. Карабины они держали между ног и за время пути не проронили ни слова – я не преувеличиваю. Водитель курил одну сигарету за другой. Всю дорогу меня трясло. Я утешал себя, что это общий упадок сил.

Мы остановились у небольшого сине-белого здания. Захлопали двери. Долтон, Дебби, Зоула и я вышли каждый из своей машины и теперь разминали ноги.

Я всей грудью вдыхал свежий ночной воздух. «Ямайская полиция. Богуок», – прочитали мы. Несмотря на два часа ночи, место напоминало субботний рынок.

Дебби, вся в слезах, обхватила Долтона за шею, а голову склонила к нему на плечо:

– Молодец, Долтон!

– А нам сказали, что ты мертв, – добавила Зоула.

Долтон расплылся в улыбке и осторожно выбрался из объятий Дебби.

– Они несколько преувеличили, Зоула. Но ты это и так знал, Гарри, да?

– Догадался. Как вы нас нашли? И как ты смог втереться к ним в доверие?

Долтон приложил к губам палец. Он завел нас на автостоянку. Бойцы швыряли бронежилеты и каски в машины, а карабины отправились в ждавший тут же «форд транзит».

– Они нуждались в оружии, – заговорил Долтон. – Ввезти его было нельзя, так что пришлось закупать на месте. На обнаружение поставщика у нас ушло два дня, после чего нам оставалось арестовать его, сделав это без лишнего шума. Они искали кого-нибудь, кто привел бы в порядок дом, избавился от оружия и тому подобное. И тут появляется Долтон, друг того поставщика: он ищет, где бы заработать сотню – другую долларов.

– Страшновато, – сказал я, запинаясь. – Они могли тебя узнать.

– Они меня ни разу не видели вблизи.

– Я сама еле тебя узнала, – подключилась Дебби. – Эти дреды…

– Я ж вам рассказывал, – ухмыльнулся Долтон. – Я храню их в специальной коробке.

Мы двигались в сторону крыльца. Вокруг сновали потные полицейские.