Я не могу дышать. Мне страшно. Я пытаюсь нащупать его глаза, а перед моими собственными уже пляшут огоньки. Его ногти все глубже впиваются в мой кадык.

Тут раздается какой-то металлический звук. Неизвестный воет, словно раненый пес. Отпускает меня и с трудом поднимается на ноги. Слышна легкая возня. Нападавший с грохотом скатывается с лестницы, бежит по коридору внизу и хлопает входной дверью – так, что дрожит весь дом.

Свет включается, и я вижу Зоулу. Она, в пижаме с плюшевыми мишками и месяцами, торжествует, сердится, пылает румянцем… В руках у нее сковородка. Кажется, чугунная. Такой можно вдребезги разбить череп.

– Хорошо я ему врезала?

Зоула в душе. Сквозь щель под дверью доносится шум воды. За двойным стеклопакетом шумит Лондон.

Меня мутит, и я наклоняюсь над раковиной. Тошнота проходит, я включаю воду и подставляюсь под холодную струю. Потом осторожно промокаю голову – вытирать очень уж больно. Наливаю в чайник немного воды и смотрю на бешеное синее пламя. Глянуть в зеркало у меня не хватает духу. Не сейчас. И тут накатывает боль. Болит все: голова, горло, живот, нос…

Особенно нос. Хорошо хоть кровь течь перестала.

Вода уже не шумит. Через мгновение появляется Зоула: снизу желтое полотенце, на голове розовое. На лбу красуется кровоподтек. Я вспоминаю, что на мне только трусы.

– Давай позвоним в полицию, – предлагаю я ей.

Чайник закипает, я ищу растворимый кофе и чашки. С желудком у меня по-прежнему неладно.

В ее голосе слышится гнев.

– Что-то в этой рукописи есть, Гарри!

– С какой новости начать – с плохой или хорошей?

Она сердито машет рукой.

– Рукопись им не досталась, – говорю.

Я уже принес манускрипт из своей спальни.

– А плохая новость?

– Они унесли мой лэптоп. Там есть файл с дневником Огилви.

– Но об этом дневнике им известно не больше, чем нам.

– Ошибаешься, Зоула. Они не могут не знать, что ищут.

– Тогда давай обыграем их на их же поле.

Она вытирает волосы, осторожно обходя кровоподтек на лбу. Ее голос доносится сквозь розовое полотенце.

– Серьезно? Ты и вправду хочешь продолжать?

Зоула останавливается и удивленно смотрит на меня из-под полотенца.

– Ни о чем другом я и не думаю!

Она включает фен в розетку и начинает вытворять всякие штуки с щипцами для волос.

– По силам нам такое, Гарри? Я могла бы взять на две недели отгул…

– Согласен, – говорю я как ни в чем не бывало. – Бог знает, чем это для нас закончится, но у меня есть обязанности перед клиенткой… юной женщиной вамп…

– Между прочим, наши соперники еще могут вернуться. Их было двое. Один ждал внизу.

– В следующий раз они, возможно, прихватят с собой оружие, – предположил я.

Что такое оружие, я знал и пообщался с ним немало. До того как уволиться из армии, я успел побывать в Северной Ирландии, Косово и Заливе. После чего выбрал жизнь поспокойней. В этом, сдается мне, я похож на Динвуди.

– Ты все еще не выкинул из головы ту выдумку? Что Теббита убили за дневник?

– Соглашайся, Зоула. Я опять оказался прав.

Меня начинает трясти. Она выключает фен, садится к кухонному столу, наливает молоко, берет обеими руками большую кружку с кофе, подтягивает на дюйм полотенце и окидывает меня распутным взглядом.

– Ты живешь один, да?

– Как ты догадалась?

– Никто не сможет жить с таким самодовольным индюком.

Она отпивает кофе и вздыхает.

– У тебя я тоже не вижу никаких признаков сожителя, – замечаю я.

– Я была замужем за восхитительным человеком. Познакомилась с ним в Венеции, семь лет тому назад. Мы разведены.

– Немудрено. Наверное, он не мог с тобою ужиться?

– Я оказалась для него слишком любвеобильной. Он не поспевал.

Я разбрызгиваю кофе. Это движение отдается болью в лопатке, а Зоула довольно хихикает. Потом ее улыбка тает.

– Говоришь, оружие?

– Возможно. Еще один повод для звонка в полицию.

– Нет, Гарри. Они попросту заберут на шесть месяцев дневник, а я не хочу жить как Салман Рушди или как осведомитель, провинившийся перед мафией. Наш лучший способ защиты – выяснить, что есть такого в дневнике Огилви. Раньше врага. Обыграть этих придурков на их же поле. Что скажешь?

– Женщина! Будь благоразумна!

Она молчит.

– Мы не знаем, кто они и что нас ждет.

По-прежнему ничего – лишь немигающий, сбивающий с толку взгляд поверх кружки с кофе.

Я подумал: «Какого черта!»

– Лучше нам куда-нибудь исчезнуть.

Сквозь двойной стеклопакет доносится приглушенный шум автострады. Мое лицо в зеркале если не привлекательное, то хотя бы просто умиротворенное. Глаз еще привлекал к себе внимание, но явно шел на поправку. И я не проспал и двух часов. Что ж тут поделаешь?

Я вышел из общественного туалета и вернулся в зал.

Из кухни доносился запах поджаренного бекона.

Зоула сидела за столом у окна, в черных свитере и джинсах. В ушах – вчерашние цыганские серьги. Дневник лежал перед ней. За соседним столом водитель грузовика уписывал «настоящий английский завтрак», а по ту сторону от прохода сидела молодая пара с двумя заспанными детьми. Больше в забегаловке никого не было.

– В холодном свете утра наш поступок выглядит так себе. С какой стати мы должны бегать?

– Мы и не бегаем. Просто ложимся на дно, чтобы побить конкурентов.

Утверждение, конечно, спорное, но для препирательств было слишком рано. Я взял гренок.

– Кстати, куда мы направляемся?

– В Девон. У меня там есть убежище – родительский загородный дом. – Зоула наклонилась ко мне и понизила голос: – А еще я знаю, что на уме у Хэрриота и остальных.

– Что ж, Гарри. Сейчас твои мозги начнут дымиться. В состоянии ли ты переварить мои слова? Не уверена…

– Валяй!

Слово «валяй», наверное, было не лучшим из возможных, но уж что сказал, то сказал.

– Найди то место, где говорится о секретном цикле доктора Ди.

Я ни минуты не сомневался, что Зоула ездит на чем-то из ряда вон выходящем. И действительно, это была классика автомобилестроения, «релиант-симитар».

С трехлитровым движком, легким серебристым кузовом из стекловолокна и приборной панелью как в самолете. На длинном капоте я заметил тоненькие, с волосок, царапинки, но черные кожаные сиденья ничуть не просижены.

Толку от этой притаившейся мощи оказалось не много. Мы ползли со скоростью нескольких миль в час: на трассе М25 велись дорожные работы. В воздухе стоял легкий запах духов и кожи.

Я пролистывал страницы.

– Вот они, эти стихи. Что-то насчет земного и небесного годов, которые «помирились»… И еще: «не собьемся теперь и за триста лет».

– Именно. Первая подсказка. Это все как-то связано с календарями.

– Пока понятно, – сказал я.

– Только пока. Теперь – следующая улика. Что связывает Томаса Хэрриота и Джона Ди?

– Оба принадлежали к «Школе Ночи».

Дорожные работы заканчивались. Зоула смотрела вперед, выискивая брешь и готовясь к рывку.

– Ты меня поразил, Гарри! – призналась она. – Вот уж не ожидала, что вшивый лавочник может знать что-либо подобное.

– Мне известно, – продолжил я, – что лучшие умы того времени собирались у Уолтера Рэли – в его лондонском доме, в Дарем-Хаусе. Например, Фрэнсис Дрейк, путешественник и исследователь, Молине, один из создателей земного и небесного глобусов, Кристофер Марло, драматург, Джон Ди, придворный астроном, Томас Хэрриот, математик… Были и другие. Я знаю, что некоторые из них имели доступ к королевскому уху. Знаю, что их обвиняли в атеизме, богохульстве и отправлении странных обрядов. На самом деле темой их бесед становились самые разные вещи: насколько правдив Ветхий Завет, теория Коперника, новая математика, навигация… Они одной ногой стояли в современной науке, готовили почву для исследования всего земного шара и будущего могущества Англии. А так о «Школе Ночи» я знаю совсем немного.