Наконец она сердито посмотрела мне в лицо.
— О чем вы думаете?
— Я представлял вас на ярмарке рабов, — ответил я, — выставленной на продажу аукционистом, хорошо знающим свое дело.
— Как вы смеете говорить такое!
— Вы спросили, о чем я думаю.
— Вы не должны были говорить мне об этом.
— Вы предпочли бы нечестность?
— Вы самый отвратительный человек, которого я когда-либо встречала, — заявила Беверли.
— Простите, — сказал я в ответ.
Мисс Хендерсон, сердясь, подошла ко мне, чтобы продолжить спор, но затем отвернулась.
— Я не вижу никаких такси, — сказала она.
— Я тоже не вижу, — ответил я.
Беверли повернулась ко мне лицом.
— Я была хорошенькая?
— Когда? — не понял я.
— В вашем воображении, — лукаво пояснила она.
— Поразительно хорошенькая! — улыбнулся я.
Она улыбнулась в ответ.
— Как я была одета?
— Вы были выставлены нагой, — сказал я ей. — Так, как продаются женщины.
— О! — произнесла Беверли.
— Если это вас утешит, — продолжал я, — ваши запястья были скованы длинной цепью. Аукционист демонстрировал ваши достоинства при помощи хлыста.
— Хлыста… — повторила Беверли, вздрагивая.
— Да, хлыста, — подтвердил я.
— Значит, мне надо было подчиняться ему, правда?
— Вы подчинялись ему, — ответил я.
— Как следует?
— Как следует.
— Если бы я не проявила старательности, он бы использовал хлыст, верно?
— Конечно использовал бы, — ответил я.
— Значит, я правильно поступала, что подчинялась, — размышляла Беверли вслух.
— Я полагаю, правильно, — согласился я.
— Я была хорошенькой? — снова спросила она.
— Изумительно волнующей и прекрасной, — еще раз подтвердил я.
Беверли покраснела и улыбнулась. Какой женственной она была!
— Вы бы купили меня, Джейсон? — спросила она.
— А что еще было в продаже? — улыбнулся я.
Мисс Хендерсон с внезапной яростью сильно ударила меня по лицу.
— Отвратительный монстр! — воскликнула она и отвернулась от меня, повторяя как заклинание: — Я не рабыня! Я не рабыня!
В этот момент я заметил зажженные фары машины. Она стояла уже какое-то время в квартале от нас и теперь подъехала к самому входу в ресторан.
— Эй! — крикнул я и поднял руку, разглядев, что это такси. Автомобиль остановился у края тротуара.
— Я отвезу вас домой, — сказал я.
— Этого не нужно, — ответила Беверли. Она была сердита, огорчена и расстроена. Водитель вышел из машины и открыл правую заднюю дверцу.
— Я был очень груб, — проговорил я. — Искренне прощу прощения. Я не хотел расстроить вас.
Девушка даже не взглянула на водителя.
— Я не из тех особ, что нуждаются в вашей опеке, — заявила она. — Я настоящая женщина!
Она села в такси, сердитая, расстроенная. Вид ее ножек взволновал меня. Я силой прогнал из головы мысль о том, как очаровательно бы выглядели эти ножки закованными в цепи.
— Пожалуйста, дайте мне возможность оправдаться, — молил я, поскольку сам вдруг почувствовал себя расстроенным. Беверли могла рассердиться не на шутку и, должно быть, больше не захочет видеть меня снова.
Мысль, что я могу потерять ее таким глупым образом, казалась мне мучительной. Я слишком долго издалека восхищался мисс Хендерсон и желал ее. Наконец сегодня мы встретились и даже поговорили… Я нашел ее неотразимо привлекательной.
— Пожалуйста, дайте мне извиниться. Я был безрассуден и груб.
— Не беспокойтесь, — ответила она.
— Пожалуйста, пожалуйста… — проговорил я.
— Этого не нужно, — холодно молвила Беверли.
Я чувствовал себя несчастным. Она, конечно, обиделась на мою глупую наглую выходку! Но разве мне безразличны ее чувства? Разве я не уважаю ее мнение? Какими скучными и неприятными ей должны были казаться мои несвоевременные шутки и взгляды, не принятые в обществе!
Безусловно, еще было время изменить их, чтобы понравиться мисс Хендерсон. Я надеялся, что не успел разрушить все то, что могло быть между нами. Неужели я не достаточно силен, чтобы стать заботливым, приятным, нежным, мягким и женственным? Я надеялся, что все еще могу приглянуться Беверли, что она даст мне шанс угодить ей.
Может быть, потому, что никогда еще не встречалось мне такой волнующей женщины, как она, я вдруг осознал с силой, неведомой мне раньше: в этом обществе мужчины должны стремиться угождать женщинам, если хотят иметь какие-то отношения с ними. Иначе женщины просто останутся равнодушными. Они теперь какой-то новой породы, волшебно отличные от тех, что были в прошлом. Свободные и независимые.
Теперь женщины диктуют свои правила, а мужчины обязаны подчиняться их желаниям. И разве это не правильно? Если мужчины не желают уступать женщинам, тем просто нет нужды иметь с ними что-либо общее. В нашем обществе именно женщины заказывают музыку, а мужчины вынуждены танцевать под нее. Если женщины по какой-то причине желают, чтобы мы стали женственны, то мы обязаны изо всех сил соответствовать их желанию. Зато они могут выбирать, дарить или отнимать у нас свое расположение.
— Пожалуйста… — продолжал умолять я.
— Вы достойны презрения, — ответила Беверли.
— Простите меня!
Водитель подошел, чтобы закрыть дверь.
— Подождите, — сказал я ему, удерживая дверь открытой.
Кажется, по какой-то причине шофер хотел, чтобы я остался на тротуаре. Он собирался уехать, не посадив меня. Я не понял — почему именно, но не стал думать об этом.
— Пожалуйста, мисс Хендерсон… я понимаю, что по-настоящему обидел вас. За это я прошу прощения.
Я лихорадочно соображал, что бы сказать еще.
— Но уже поздно, и мне может быть трудно найти другое такси. Если вы не позволите мне довести вас до дому, разрешите, по крайней мере, поехать с вами, чтобы я мог добраться до своей квартиры.
Водитель прореагировал раздраженно, что было весьма странно. Хотя я считал, это в его интересах — получить дополнительную плату.
— Хорошо, — ответила Беверли, — садитесь.
Я влез в машину. Водитель, как мне показалось, свирепо захлопнул дверь. Мисс Хендерсон и я молча сидели рядом. Таксист обошел вокруг машины и устроился за рулем.
Мисс Хендерсон жила ближе от ресторана, чем я. Таксист разозлился еще сильнее, когда я назвал ему свой адрес. Его раздражение удивило меня. Какая разница, чью плату он возьмет первой? Тем не менее водитель сердился и выглядел свирепо.
— Извините, мисс Хендерсон, — снова сказал я.
— Все в порядке, — ответила Беверли, не глядя на меня.
Над водительским сиденьем имелась длинная боковая прорезь неясного предназначения. И что интересно, наверху, в потолке, была такая же, около дюйма в ширину.
Машина отъехала от тротуара и влилась в поток автомобилей на 128-й улице.
— Я женщина, — очень четко и спокойно проговорила мисс Хендерсон. — Я свободна. Я независима.
— Да, конечно, — поспешно согласился я.
— В ресторане вы обняли меня на секунду, когда помогали одеться. Мне это не понравилось.
— Простите.
— Вы пытались подчинить меня своей силе, — утвердительно произнесла она. — Я никогда не буду во власти мужчины!
Я молчал, чувствуя себя несчастным.
— Вы также оскорбили меня, когда хотели заплатить за ужин и оставить чаевые.
— Извините, мисс Хендерсон!
— Я никогда не буду зависеть от мужчины ни в чем, — продолжала она.
— Конечно нет! — подтвердил я.
— Я свободна и независима! Я — личность и настоящая женщина!
— Да, мисс Хендерсон, — подал я свою реплику.
Беверли взглянула на меня.
— Вы действительно думаете, что я — рабыня?
— Конечно нет, — поспешно ответил я. — Конечно нет!
— Не забывайте об этом.
— Да, мисс Хендерсон.
Она была строга, а я — краток.
Долго мы ехали молча, затем я спросил:
— Как вы думаете, могу я еще когда-нибудь встретиться с вами?
— Нет, — ответила Беверли, затем посмотрела на меня гневно. — Я нахожу это совершенно неприемлемым.