— На рынок Таймы, — ответил я.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись.
— Держу пари, что ты хорошенький, — произнесла одна из женщин.
— Мой компаньон не разрешил бы мне иметь домашнее животное вроде тебя, — проговорила другая.
— Ты вполне ручной? — поинтересовалась первая.
— Он ручной наверняка, — отозвалась вторая. — Рынок Таймы известен ручными рабами.
Я не сказал им, что пришел из мира, в котором почти все мужские особи великолепно приручены, из мира, в котором мужчинам полагается гордиться своей безобидностью и сговорчивостью.
— Я не доверяю кейджерусам, — сказала первая женщина. — Они могут возвращаться в прежнее состояние. Можешь себе представить, как это было бы страшно, если бы какой-нибудь из них кинулся на тебя?
Вторая вздрогнула, но мне показалось, с удовольствием.
— Да… — сказала она.
— Представь только, что он мог бы заставить тебя делать.
— Да! — согласилась вторая.
— Он обращался бы с тобой, как будто ты чуть-чуть лучше рабыни.
— А может быть, как с простой рабыней, — сказала ее спутница.
— Как ужасно это было бы! — высказалась первая.
— Да-а, — согласилась вторая, но мне показалось, что под покрывалом и платьем она снова вздрогнула от удовольствия.
— Но если госпожа сильна, — проговорила первая, — чего ей бояться?
— Кого-то, кто сильнее ее, — заметила ее спутница.
— Я сильнее любого мужчины, — похвасталась первая.
— А что, если ты встретишь своего господина? — спросила вторая.
Первая секунду помолчала и затем заговорила:
— Я бы любила его и безответно служила бы ему.
— Прекрасные госпожи, — обратился я, — не могли бы вы сказать мне, в каком городе я нахожусь?
— Молчи, раб! — сказала первая женщина.
— Да, госпожа.
— Любопытство не идет кейджерусу, — добавила вторая.
— Да, госпожа, — признал я. — Простите меня, госпожа.
Они пошли прочь, с рыночными корзинами в руках. Толстый конец кнута Продикуса внезапно резко ударил дважды по стенке ящика. Испуганно вскрикнув, я дернулся внутри.
— Молчи, раб, — сказал Продикус. — Или будешь хорошенько избит.
— Да, господин, — проговорил я. — Простите меня, господин.
Я почувствовал, как ящик снова поднимают, и прижал лицо к отверстиям. Я видел яркие платья и туники прохожих — площадь была заполнена народом. Я видел рыночные лотки и слышал крики торговцев уличным товаром. Я чувствовал запахи свежих овощей и жареного мяса. День был ярким, воздух — чистым. Показался человек, торгующий нагими рабынями с цементного помоста в конце площади. Рабыни в ошейниках и цепях были красивы и вызывали жалость. Я подумал о мисс Беверли Хендерсон. Какой прелестной она была! Я с трудом осмеливался предположить, что за трагическая судьба могла быть уготована ей в этом грубом мире.
— Дорогу! — закричал Продикус. — Дорогу товарам, предназначенным для рынка Таймы!
10. Я ОКАЗЫВАЮСЬ РАБОМ В ДОМЕ ЛЕДИ ТАЙМЫ. Я РАЗВЛЕКАЮ ЛЕДИ ТАЙМУ ВО ВРЕМЯ ЕЕ ДОСУГА
Дверца позади меня открылась, и в это же время меня толкнули в глубь ящика, схватили за лодыжки и вытащили наружу на животе. Четверо мужчин держали меня. Продикус вставил ключ в замок, находящийся на моем ошейнике, и через мгновение, открыв его, сдернул ошейник с моего горла. Почти одновременно другой человек надел на меня новый ошейник и защелкнул его.
Теперь я носил ошейник Дома Таймы.
Я увидел женщину, суровую и жестокую, в черной одежде, с кожаными браслетами. Она подписала документы. Продикус спрятал бумаги в свою тунику. Двое мужчин подняли меня и поставили на колени на цементный пол большой комнаты.
Дверь ящика для рабов была закрыта и заперта. Продикус жестом распорядился, рабы-носильщики вставили шесты в кольца и через мгновение, подняв ящик, последовали за Продикусом на выход через железную дверь.
Я почувствовал кнут женщины у себя под подбородком. Она подняла мне голову.
— Приветствую тебя, прелестный раб, — сказала она.
— Приветствую вас, госпожа, — ответил я.
— Я — Тайма, — объяснила она. — Я хозяйка здесь.
— Да, госпожа, — ответил я.
Леди Тайма повернулась к двум мужчинам рядом с ней, крепким парням, предназначенным для поддержания порядка в загонах для рабов.
— Избейте его кнутом, — приказала она. — Потом вымойте, приведите в надлежащий вид и пришлите в мою комнату.
Меня поставили на ноги и, подхватив, поволокли прочь от нее.
— На колени, — приказал мужчина, указывая место перед тяжелой железной дверью в темном коридоре.
— Когда мы уйдем, обозначь свое присутствие.
— Да, господин, — ответил я горестно.
Я не пробыл в доме Таймы и нескольких часов, как уже был подвешен на кольце для наказаний и хорошенько избит кнутом. Затем меня привели в маленькую клетку с низким потолком, где заперли. Полагаю, я пролежал там полчаса. Затем человек принес мне сосуд с водой и миску жидкой каши для рабов. Я не был голоден, но мне приказали есть, и, встав на колени, я выполнил приказ под наблюдением. Когда он посчитал, что я насытился, то заставил меня пройти с ним в теплую, влажную комнату. Там оказались встроенная ванна, цистерны с водой и сосуды с кипятком. Также там были полотенца и масла. Человек снял с меня ошейник и приказал опуститься в ванну.
Вода была слишком горячей, но я не осмелился возражать. Горианские хозяева не имеют привычки прислушиваться к чувствам рабов. Порабощенный мужчина с Земли, я был настолько глуп, что даже не знал, как принимать ванну. Смеясь, надсмотрщик объяснил мне предназначения полосканий и масел. Несмотря на испуг, мне понравился длительный процесс принятия ванны, который для горианцев является приятной процедурой. Весьма часто она происходит в публичных ваннах и служит способом общения.
Я избавился от запаха тюрьмы. Затем надушился туалетной водой и духами, которые считались подходящими для определенного типа мужчин-рабов. После этого мне дали белую шелковую тунику.
— Встань на колени, — приказал мне надсмотрщик. Я подчинился, и он надел на меня ошейник. Мы покинули комнату.
Меня провели по залам дома Таймы к входу в длинный темный коридор. Он охранялся двумя стражами, вооруженными пиками и мечами.
— Проходи вперед, раб, — приказал надсмотрщик.
— Да, господин, — ответил я.
Два стражника пошли за нами, не говоря ни слова. Коридор был длинный, с ответвлениями. Я ощущал босыми ногами ковровое покрытие.
— Поверни налево, — скомандовал человек, сопровождавший меня.
Я чувствовал стальной ошейник, застегнутый на шее, и шелк на моем теле.
— Теперь направо, — сказал человек.
Мы продолжали идти еще довольно долго.
— Остановись здесь, — наконец приказал надсмотрщик.
Мы замерли перед тяжелой железной дверью.
— Нам подождать? — спросил один из стражников.
— Необязательно, — ответил тот, что был со мной. — Этот человек — землянин.
Стражники понимающе кивнули.
— Встань на колени, — сказал человек, указывая место перед тяжелой, сделанной из железа дверью в коридоре.
— Когда мы уйдем, обозначь свое присутствие.
— Да, господин, — проговорил я с отчаянием.
Надсмотрщик повернулся и пошел налево, сопровождаемый двумя стражниками. Они не оборачивались.
Я печально стоял на коленях, затем поднял руку, чтобы постучать в дверь, но рука опустилась. Я боялся стучать.
Пока я был заперт в камере, практически только один человек контролировал меня. Он следил за моим кормлением, надзирал за принятием ванны и за приготовлениями к тому, что должно было сейчас произойти. Он снимал мой ошейник, а потом заставлял меня встать на колени, застегивая его снова. Я знал, что он не вооружен, но все равно боялся и слушался его. Свободные люди были для меня хозяевами, свободные женщины — хозяйками.
Сначала четверо или пятеро человек надзирали за мной грубо и жестоко. Затем меня избили.
Они видели, как я кричал под хлыстом, умоляя о пощаде. Я полагаю, тогда они поняли — работорговцы понимают такие вещи, — больше одного человека не понадобится, чтобы присматривать за мной. Я был всего лишь землянин.