— Ты хочешь попытаться, Джейсон?

— Но ведь это невероятно опасно для тебя, — возразил я.

Дарлин пожала плечами.

— Никто не знает, что у меня есть ключи. Они не верят, что я могу освободить тебя, — объяснила она.

— Но если тебя поймают?

— Я — рабыня. Несомненно, меня скормят слинам, — ответила она.

— Я не могу позволить тебе так рисковать.

— Они не узнают, что это была я. Они не поверят, что это могла быть я.

— Думаешь, ты в безопасности?

— Да, — ответила Дарлин. — Я в безопасности. Рисковать будешь ты.

— Освободи меня, — согласился я.

Дарлин поднялась на ноги и побежала в угол комнаты, где лежал трут для лампы, и вытащила из него два ключа.

Я сжал кулаки.

Затем она быстро кинулась ко мне и вставила ключ в оковы на моей правой ноге, открыла замок, затем этим же ключом освободила левую лодыжку и обе мои руки.

Мы прислушались. Из коридора не доносилось ни звука. Я потер запястья, чувствуя, как Дарлин втолкнула другой ключ в замок на моем ошейнике. Она открыла его одним поворотом.

— Ты бы не ушел далеко в ошейнике, — шепнула она.

— Конечно нет, — усмехнулся я в ответ и резко сдернул ошейник.

Дарлин взяла его и осторожно, стараясь не шуметь, положила в сторону, так чтобы ошейник нельзя было увидеть от входа. Я рассмотрел его. Он был сделан из прочной стали. Я не смог бы снять его сам. Он отлично указывал на мою принадлежность к рабам.

— Я голый. Где одежда? — спросил я.

Дарлин прошла в угол комнаты и подняла мешок, завязанный шнурком, на узле которого была прикреплена восковая пластинка с оттиском печати на ней.

— Стражники говорили, что это одежда, — пояснила она. — Они не знали, что я подслушала.

Без сомнения, это правда. Я посмотрел на нее.

— Я не осмелилась нарушить печать, — сказала она. — Потому что не знала до последнего момента, захочешь ли ты попытаться убежать.

— Что значит эта печать? — спросил я, указывая на восковую пластинку со штампом.

— Это печать дома Андроникаса, — ответила Дарлин.

— Когда это попало в дом? — испуганно спросил я.

— За день до твоего прибытия, — объяснила она. — Ты думаешь, что это может быть не одежда?

Я сломал печать, сорвав ее с узла, развязал узел и резко раскрыл мешок, дернув за шнурок. Мое сердце упало.

— Это не одежда? — спросила Дарлин дрожащим голосом.

— Одежда, — ответил я.

— Что случилось? — спросила она. — Даже если это одеяние рабов, оно может пригодиться тебе на улице.

— Посмотри, — сказал я.

— О! — Она отчаянно заплакала. — Я ничего не знала!

Я достал вещи из мешка. Там находилась моя одежда, та самая, что была на мне в тот вечер, когда мисс Беверли Хендерсон, прелестная добыча горианских работорговцев, была похищена, а я, сам того не желая, разделил ее судьбу.

Я со злостью сжимал в руке мой старый пиджак. До сих пор мне не было известно, что произошло с моей одеждой. Ведь я очнулся в подземной клетке дома Андроникаса уже раздетым. Откуда я мог знать, что мой костюм и, как я увидел, даже пальто тоже переправлены на Гор.

— Как они жестоки! — проговорила она.

— Не понимаю, — сказал я.

— Это было прислано сюда, безусловно, для того, — объяснила она, — чтобы надеть на тебя для развлечения покупателей при твоей продаже.

— Очевидно, это так, — согласился я и печально взглянул на нее.

— На мешке взломана печать. Что мы теперь будем делать?

— Доведем наш замысел до конца. У нас нет выбора.

— Это слишком опасно, — возразила Дарлин.

— У нас нет выбора, — повторил я. — Когда я, очнувшись, спросил тебя, сколько времени, ты сказала — ранний вечер.

— Да, — ответила Дарлин.

— Прошло уже столько времени! Как ты думаешь, теперь уже темно?

— Наверное, — дрожа, проговорила она.

— Может быть, в темноте я буду незаметен, по крайней мере достаточно долго, чтобы найти более подходящую одежду.

— Это моя вина, — печально проговорила она.

— Не бойся.

Я взял Дарлин за плечи и посмотрел ей в глаза.

— Я постараюсь быть смелой, Джейсон, — проговорила она.

Я склонил голову, чтобы нежно поцеловать ее, но Дарлин отвернулась.

— Пожалуйста, не надо, Джейсон. Хотя я ношу ошейник, не забывай — я женщина с Земли.

— Прости меня, — сказал я. — Не бойся. Я не воспользуюсь твоим положением.

Внутренне я ругал себя за то, что был слишком развязным! Я ведь едва знал ее. К тому же я был наг, а на ней только откровенная та-теера и ошейник.

— Спасибо тебе, Джейсон, — прошептала Дарлин.

— Мужчины были жестоки с тобой, не так ли? — ласково спросил я.

— Я — рабыня, — пожала она плечами.

Я хорошо мог представить себе мучения и исступленный восторг, которые способны были причинить дикари Гора земной красавице.

— Я хотел только, — попытался объяснить я, — поцеловать тебя с добротой и нежностью мужчины-землянина.

Я и в самом деле не намеревался грубо подчинить ее рот, горло и грудь, ее живот и бедра исступленным, жестоким, насилующим поцелуем горианского хозяина.

— Какой ты замечательный, Джейсон, — ответила она. — Если бы мужчины Гора были похожи на тебя!

— Пожалуйста, позволь мне поцеловать тебя, — попросил я.

Она была так очаровательна! Однако Дарлин повернула голову.

— Нет, — произнесла она. — На мне ошейник.

— Я не понимаю.

— Я женщина с Земли, — проговорила она. — Мне было бы стыдно целоваться, пока на моем горле ошейник — символ рабства.

— Конечно, — согласился я. — Извини.

— Одевайся, Джейсон, остается мало времени.

— В чем дело?

— Стражники могут скоро начать обход.

— Теперь ясно, — согласился я, вынул одежду из мешка и начал натягивать белье.

— Есть еще одна причина, — заговорила Дарлин, — по которой я не позволила тебе поцеловать меня.

— В чем она?

— Я едва осмеливаюсь говорить об этом.

— Скажи мне, — попросил я.

— Ты не знаешь, что ошейник делает с женщиной. Когда женщина носит ошейник, она не осмеливается разрешить мужчине поцеловать себя.

— Почему? — удивился я.

— Она боится, что превратится в рабыню в его руках, — мягко сказала Дарлин.

— Понимаю, — ответил я.

— Я хочу, чтобы ты уважал меня.

Я кивнул. Можно было бы торжествовать победу над возбужденной рабыней, покоряя закованную девушку, но как мог кто-то в такой ситуации уважать ее? Наслаждение ею было бы так велико, что не оставило бы места для уважения.

— Откуда ты? — спросил я.

— Не понимаю, — переспросила Дарлин.

— Из какой страны?

В горианском языке нет слова «страна» в смысле национальности. Для землян города — составная часть страны. Здесь же поселения представляют собой города и земли, подконтрольные им. Основным политическим центром для горианцев служит город или деревня, место, где сосредоточена власть. Конечно, города и сопредельные территории могут объединяться в союзы.

Представьте себе круг с точкой в центре. Земляне имеют тенденцию думать о территории как о чем-то напоминающем окружность, тогда как у горианцев существует тенденция воспринимать ее в виде радиальных линий. Человек с Земли мог бы вообразить себе территорию как нечто входящее в окружность, человек с планеты Гор, более вероятно, стал бы думать о пучке радиусов, выходящих из центральной точки. Геометрически, конечно, эти две концепции эквивалентны. Однако психологически они нетождественны. Землянин смотрит на периферию, горианец — в центр. Землянин воспринимает территорию как нечто статическое, несмотря на рост или убывание силы, которая удерживает ее. Горианец думает о территории как о чем-то более динамичном, реально важном для геополитических интересов властных центров. Возможно, было бы лучше сказать, что горианец склонен размышлять в терминах сфер влияния, чем в терминах воображаемых линий на картах, которые могут не отражать текущей исторической реальности. Определенные результаты такого подхода могут быть полезными. Например, средний горианец не всегда чувствует, что его честь, которую он высоко ценит, каким-то образом связана с целостностью определенной, четко очерченной границы. Таких границ вообще не существует на Горе, хотя, чтобы быть точным, всем понятно, например, что влияние, скажем, города Ар традиционно не распространяется на север дальше реки Воск.