— Зажги лампу, — ласково попросил я ее. — Пожалуйста, Дарлин!

— Если я сделаю так, — проговорила она, — пожалуйста, постарайся посмотреть на меня с благородством землянина.

— Конечно. Пожалуйста, Дарлин!

— Я зажгу лампу, — пообещала она и поднялась на ноги, направившись в другой конец комнаты.

Я услышал стук камня, возможно — железного пирита, и увидел искры. Внутренне я задохнулся, когда во вспышке искр, за которыми последовала темнота, уловил коротким взглядом соблазнительную девушку, стоявшую на коленях в углу комнаты. На ней было одеяние из репсовой ткани, неприлично короткое, разорванное на бедрах, как я решил — нарочно. Держался лоскут на левом плече при помощи одной узкой пряжки. Ее грудь, полная и прелестная, едва была закрыта тонкой коричневой материей. При вспышке света я увидел блеск плотно прилегающего стального ошейника на ее горле. Она была босая.

Камни снова стукнулись друг о друга, и я опять увидел ее, склонившуюся над куском мха, трута, который она пыталась воспламенить.

У нее были темные волосы, короткие, но пышные, падающие на лицо. Я заметил округлость ее форм, ее ошейник, ее босые ноги. Будь я работорговцем, я обязательно запросил бы за нее дополнительную цену в декларации груза.

Наконец она заставила кусочек мха загореться и положила на него солому. Солома, вспыхнув с одного конца, зажгла фитиль маленькой глиняной масляной лампы.

Дарлин погасила солому и пальцами распушила мох, пока маленькие огоньки, рассеиваясь на бегущие светящиеся точки, не исчезли в нем. Потом она взяла лампу в руки и приблизилась ко мне, присела и поставила лампу рядом. Тогда я посмотрел на нее при тусклом свете лампы, маленькую, соблазнительную, увидел, как она красива и хорошо сложена. Клочья лохмотьев не скрывали ее привлекательности. Она стояла на коленях, и ее босые ноги были плотно прижаты друг к другу.

Дарлин взглянула на меня с жалобным протестом. Мог ли мужчина, в котором осталась хоть капля крови, который еще мог дышать, смотреть на такую женщину без вожделения? Дарлин покачала головой.

— Пожалуйста… — проговорила она.

Я хотел, грубо разжав ее колени, взяв ее за волосы, бросить спиной на камни. Я хотел обладать ею, безжалостно, крича от удовольствия. Я сжал кулаки. Я был закован. Как я завидовал грубым чудовищам Гора, которые имели законное право получать от таких женщин удовольствие.

— Прости меня, — взмолился я.

— Ты смотрел на меня, — отпрянув назад и вздрагивая, сказала она, — как смотрел бы мужчина Гора, которого женщина считает своим хозяином.

— Нет-нет, — запротестовал я. — Это неправда! Нет.

— Возможно, мне повезло, что ты так надежно закован, — сказала она, успокаиваясь.

— Возможно, — улыбнулся я.

Она засмеялась и посмотрела на меня, потрогав лохмотья, которые были на ней.

— Я полагаю, — сказала Дарлин, — трудно уважать девушку, которая носит лоскут рабыни, та-тееру.

— Нет, конечно нет, — уверил я ее.

— Даже ту, — улыбнулась она, показывая на свой ошейник, — которая носит ошейник рабыни?

— Нет конечно, — сказал я.

На самом деле было нелегко уважать женщину, на которой надета постыдная и чувственная та-теера и чье горло заковано в прелестный, возбуждающий ошейник рабыни. Как можно воспринимать такую женщину иначе чем рабыней? И как можно на самом деле обращаться с такой женщиной кроме как с рабыней? А рабыни горианцев были настоящими рабынями. Естественно, что горианцы и относились к ним как к рабыням.

— Конечно нет, — еще раз уверил я ее. — Я уважаю тебя глубоко и честно.

На самом деле вид подобной женщины провоцировал эмоции более глубокие и первобытные, такие как любовь, желание и похоть, чувство господства и бескомпромиссного владения. То же самое должен был испытывать наш древний пращур в далекие времена, когда женщины стремились угодить ему, ибо зависели от него в полной мере.

— Я испытываю к тебе полное и абсолютное уважение, — сказал я.

— Минуту назад ты оценивал меня как рабыню, — мягко улыбаясь, упрекнула она меня.

— Прости. — Я улыбнулся в ответ.

— Ты ведь уважаешь меня, Джейсон, правда?

— Да, конечно.

— Тогда я прощаю тебя, — произнесла она.

— Спасибо.

Я был благодарен ей и почувствовал облегчение, когда она извинила меня за то, что я посмотрел на нее как мужчина на женщину. В этот постыдный момент я смотрел на нее не как на личность, но как на соблазнительную, вожделенную женщину, предназначенную природой стоять на коленях у ног сильного мужчины.

Дарлин снова улыбнулась мне.

— Ты очень мне нравишься, Джейсон, — сказала она. — Ты первый человек за многие годы, кто отнесся ко мне с добротой и уважением.

Я пожал плечами.

— К тому же, — продолжала она, — ты первый мужчина из моего мира, которого я вижу спустя долгое время. Какие чудесные воспоминания об их обходительности, доброжелательности и вежливости ты пробудил во мне!

— Жизнь рабыни, должно быть, тяжела, — заметил я.

— Мы служим и подчиняемся, — ответила Дарлин.

— Без сомнения, некоторые из твоих хозяев были очень жестокими, — сказал я.

— Пожалуйста, не проси девушку рассказывать о своем рабстве, — попросила она, опустив голову.

— Прости, — произнес я мягко.

— Ты не можешь даже представить, каково быть девушкой-рабыней в мире, где есть такие мужчины, как здесь, на Горе.

— Прости, — повторил я.

— Они любят подавлять, — сказала Дарлин. — Иногда меня даже заставляли отдаваться им.

Я взглянул на нее.

— Как отдается рабыня, — с горечью пояснила она.

— Мне очень жаль, — сказал я, еле сдерживая крик удовольствия от мысли, что прелестная Дарлин была принуждена отдаваться горианским мужчинам. Как я завидовал дикарю, который держал ее в своих руках!

— Джейсон, — мягко позвала она.

— Да?

— Нет… ничего, — заколебалась она.

— Что случилось? Ты выглядишь встревоженной, испуганной, — заметил я.

— Ты ведь знаешь, что это за комната, не так ли? — спросила Дарлин.

— Это комната для подготовки рабов, ты сама сказала мне об этом.

— Да, — подтвердила она. — Ты знаешь, что означает твое присутствие в этой комнате?

— Что меня собираются продать, — ответил я.

— Боюсь, что так.

— Как скоро это случится?

— Я не знаю. Я не допущена к секретам хозяев, — ответила она.

— Но, без сомнения, это будет скоро, — отметил я.

— Боюсь, что да.

Дарлин помолчала, а потом опять окликнула меня.

— Джейсон…

— Да?

— Ты хочешь быть проданным?

— Нет, — ответил я. — Конечно нет.

— Я могу помочь тебе бежать, — прошептала Дарлин.

Я загремел цепями.

— Как? — воскликнул я. — Это слишком опасно!

— Я украла ключ от твоих оков, — сказала она. — И от ошейника тоже. Еще я украла одежду для тебя. Я могу показать тебе секретный выход из этого места.

— Это безумие! — ответил я. — Какой побег может быть для раба на Горе?

— Ты хочешь попытаться? — спросила она. Внезапно мы замолчали и посмотрели друг на друга с тревогой. Послышались голоса двух приближающихся мужчин.

Затем у зарешеченного входа появились два огромных стражника, мускулистых, обнаженных до пояса, с бритыми головами, на которых были оставлены пучки волос около макушки. Дверь камеры оставалась приоткрытой, чтобы рабыня могла входить и выходить, навещая меня.

Увидев их, девушка сжалась и встала на колени, положив ладони на пол и низко опустив голову. Меня возбудил ее вид в этой позе — вид рабыни в присутствии хозяев.

— Ты покормила раба, Дарлин? — спросил один из мужчин, тот, что был крупнее.

— Да, господин, — ответила она, не поднимая головы.

— Теперь покинь его, Дарлин, — приказал он.

— Да, господин. — Рабыня не поднимала головы. После этого надсмотрщики ушли.

Быстро повернувшись, девушка подняла голову и взглянула на меня. Ее глаза были расширены, губы дрожали.

— Боюсь, что у нас мало времени, — прошептала она. Я кивнул.