Теперь же ее мрачный долговязый муженек рассказывает бесконечную историю о трупе, гниющем в каком-то дартмурском ручье.

— Матильда, мне нужно, чтобы де Ревелль помог мне найти Фитцхая.

Его жена не видела никаких к этому препятствий.

— Что ж, попроси Ричарда, чтобы он нашел этого человека. Джону с трудом удалось подавить нарастающее раздражение.

— Только вчера мы поссорились из-за того, кому вешать преступника. Ричард вместе со своим ничтожным помощником заявили, что коронеры — не более чем трата времени денег, и что вся власть должна оставаться в руках шерифа, несмотря на королевский приказ.

Единственное, что уяснила Матильда, — это то, что, если брат окажется прав, коронерству мужа скоро придет конец.

— Тогда что тебе от него нужно? — деловито спросила она.

— Чтобы он разыскал этого Алана Фитцхая в Хоунитоне или его окрестностях. Мне это не под силу, в моем распоряжении только Гвин и доходяга клерк. Томас наткнулся на него и тут же упустил. Нет смысла посылать его обратно.

— Тогда пошли вместо него своего корнуолльца, — отрезала Матильда.

— Он не сможет в одиночку справиться с этим типом, если тот решит сопротивляться, а, судя по рассказу клерка, так и будет. Чтобы скрутить его и притащить сюда, потребуются сержант и пара помощников. Это уже забота шерифа.

Жена с сомнением посмотрела на него, ее бесцветные волосы под белым полотняным чепцом выглядели абсолютно безжизненными.

— Тогда что же тебе нужно от меня?

— Ричард, без сомнения, откажет мне в любой просьбе, поэтому я прошу тебя пойти со мной и убедить его выполнить долг, предписанный ему законом короля. Иначе моя должность коронера не будет значить ничего.

На какое-то мгновение игла Матильды застыла в воздухе. Однако у нее не возникло и тени сомнения в том, что она должна либо поддержать мужа, либо потерять все преимущества, которые давало ей его назначение.

Она резко поднялась и сложила рукоделие на стол.

— Ладно, муж мой, в первый и последний раз!

В полдень в пятницу, на седьмой день ноября, через два дня после встречи коронера с шерифом, жалкая процессия поднялась по откидному мосту замка Ружмон и остановилась сразу за внутренними воротами. Трое солдат соскользнули с коней, и один из них, сержант, подойдя к четвертому коню, отвязал от луки седла веревку, другой конец которой был обвязан вокруг пояса Алана Фитцхая. Руки его были свободны, чтобы держать поводья, однако он сидел, привязанный к седлу, на самой плохой лошади, а потому о бегстве не могло быть и речи.

Впрочем, в том настроении раздраженного негодования, в котором пребывал Фитцхай, у него вряд ли могла родиться мысль о побеге. За время перехода из Лайма длиной в двадцать семь миль почти ни на минуту не прекращавшийся дождь притушил его вспыхнувшую ярость до медленно кипящего возмущения. Они остановились на ночлег на постоялом дворе «Плуг» в Хоунитоне, где сержант подозвал хозяина, и тот подтвердил, что Фитцхай и в самом деле останавливался в таверне несколько дней назад.

Фитцхай слез с коня на землю и огляделся по сторонам.

— Черт возьми, прошло три дня, и я снова в этом проклятом Эксетере, — удрученно вздохнул он.

Он истощил свой обширный запас ругательств и проклятий за первые пять миль путешествия из Лайма и впал в состояние сдержанной циничности, готовый безропотно принимать все ожидавшие его несчастья.

Сержант, закаленный солдат с тридцатилетней выслугой, симпатизировал Фитцхаю, в котором безошибочно распознал товарища по оружию. Во время перехода в Эксетер они много беседовали, и, хотя Фитцхай располагался на социальной лестнице на целый пролет выше сержанта, оба они принимали участие в военных кампаниях во Франции, и общие воспоминания быстро сблизили их. Из рассказа Фитцхая сержант узнал, что тот на прошлой неделе прибыл в Плимут, намереваясь наняться на местную войну, грозившую вот-вот разразиться в Бретани, но, как выяснилось, опоздал: корабли уже отчалили. Поэтому он возвращался назад, в Бридпорт, чтобы навестить некую женщину, после чего собирался отправиться в Саутгемптон и попытать счастья там.

— Идемте наверх, в кабинет коронера. Там наверняка найдется что-нибудь перекусить, да и эль там не переводится, насколько я знаю Гвина Полруанского, — предложил благородный сержант. — Ну, и де Вулф, конечно, захочет, чтобы вы опознали ремень и ножны покойника.

Когда они входили во внутренний двор замка, сержант отправил солдата уведомить шерифа об их прибытии. Второй солдат, сверкая пятками, помчался на Сент-Мартин-лейн, чтобы привести Джона.

Наверху, в кабинете коронера, Гвин признал в Фитцхае человека, которого он видел в Алкалоне. Он показал ему левантийской работы кожаные ножны, снятые с трупа в Вайдкоуме. Наемник согласился с тем, что ножны очень похожи на те, что были у мужчины в Хоунитоне, однако оба прекрасно знали, как много возвращающихся из Палестины крестоносцев привозят с собой мавританское боевое снаряжение.

Как и предсказывал сержант, Гвин выложил на стол хлеб и сыр и поставил кувшин с пивом. Трое воинов принялись за еду, обмениваясь боевыми байками, вспоминая свои и чужие подвиги и дожидаясь прихода коронера.

В углу на своем писарском стульчике примостился Томас де Пейн, на которого троица не обращала ни малейшего внимания, и с привычным потрясенным очарованием наблюдал, как присутствие мужественных воинов оживляет тусклую каморку. Алан Фитцхай о чем-то оживленно рассказывал; его подстриженная коричневая борода слиплась от дождя, густые и длинные усы шевелились, когда он жевал.

Минут через двадцать находившаяся в кабинете шумная компания вдруг резко умолкла. По лестнице вслед за шерифом поднимался коронер Джон. Сержант испуганно отскочил от стены и встал по стойке смирно, тайком стряхивая застрявшие в седой бороде крошки.

Де Ревелль обогнул трехногий стол и сел на грубую скамейку, оставив хозяина кабинета стоять. Томас тут же соскочил с табурета, готовый уступить место своему господину, но коронер подошел к краю стола и уселся на угол, скрестив ноги.

— Алан Фитцхай, сэр, как вы и приказывали, — твердым голосом доложил сержант. При всей неприязни к де Ревеллю шериф являлся его начальником, а посему и в обращении к нему следовало демонстрировать должное почтение.

— И где вы его обнаружили, сержант? — спросил коронер Джон.

Старый солдат дернул себя за ус:

— Да тут ничего сложного не было, сэр. Хозяин постоялого двора в Хоунитоне сказал нам, что он уехал, вроде как направлялся в сторону побережья, в Бридпорт. Вот и мы туда отправились, по дороге заглядывали во все таверны, примерно через час наткнулись на него, и вот он, Алан Фитцхай, перед вами.

— И, будь я проклят, ужасно разъяренный Алан Фитцхай, сэр шериф! — пробасил усатый наемник. — Я уже полдороги до Саутгемптона проехал, и тут меня хватают и волокут назад, да еще и привязывают к вшивой кобыле, как какого-то преступника.

Де Ревелль перевел взгляд на коронера и повел бровью. Джон понял, что хотел сказать шериф: разумеется, с Фитцхаем нельзя было обращаться, как с крестьянином или городским серфом. Он норманнского происхождения, в его жилах, по всей видимости, течет аристократическая кровь. Кроме того, он недавно вернулся из Крестового похода, а воины, сражавшиеся во имя Креста, пользуются популярностью в народе и заслуживают уважения. Во всяком случае, Фитцхай заслуживает того, чтобы с ним обращались как с равным, тем более что, по крайней мере, пока его обвинить не в чем.

Джон начал с извинений за тот способ, которым Фитцхая доставили в Эксетер, в значительной мере несправедливо переложив вину на сержанта, который якобы превысил полномочия, привязав Алана к седлу.

— Однако погибший был нормандцем и почти наверняка вернулся из Крестового похода, как и мы с вами, — продолжал он зычным голосом. — И я не сомневаюсь, что вы захотите помочь нам сделать все возможное, чтобы выяснить его имя и по-человечески предать его останки земле.