С торжествующим воплем Болдуин бросился к лежащему воину, занося меч для смертельного удара в шею. Но во время множества сражений двум товарищам удавалось выжить и в более суровых передрягах. В мгновенье ока Джон оказался между ними, и новый мощный удар отвел меч Болдуина в сторону, а с ним и нависшую над жизнью Гвина угрозу.

Клинок коронерского меча скользнул по всей длине меча Болдуина и с огромной силой ударился об эфес. Прежде, чем Гвин успел подхватить оброненное оружие, Джон де Вулф уже поверг противника. Хотя более молодому Болдуину удалось задеть плечо Джона, несколько накладных металлических пластин подплечника погасили силу удара вражеского меча. Не давая сквайру занести оружие для очередного удара, Джон размахнулся горизонтально, и лезвие опустилось на тыльную сторону ладони противника. Крик Болдуина смешался с хрустом переломанных костей, полилась кровь. В отчаянном броске пытаясь достать шею коронера, он позабыл о защите, и острие меча Джона вонзилось ему в грудь, прошло сквозь легкие и на дюйм высунулось из спины.

Гвин, направив подобранное оружие в шею Болдуина, произнес:

— Ему конец. Если хотите найти другого, я останусь с ним, посмотрю, как он издохнет.

Болдуин, легкие которого быстро заполнялись кровью, медленно и беззвучно осел на землю; и коронер выдернул меч из грудной клетки умирающего врага. Ногой выбив меч из слабеющей руки сквайра, чтобы тот не выкинул перед смертью никаких фокусов, сунул окровавленный клинок в ножны.

— Побудь — вдруг мерзавец в чем-то признается перед смертью, — а я постараюсь разыскать другого негодяя. Шерифа, между прочим, с его веселыми ребятами, до сих пор нет.

Оставив Гвина наблюдать за последними мгновениями жизни Болдуина из Бира, коронер размашистым шагом направился вверх по улочке, по которой убежал Гервез.

Потревоженные шумом, несколько заспанных и испуганных физиономий высунулось из оконных проемов жалких лачуг, составлявших большую часть жилищ в этой, наименее состоятельной части города, но никто не рискнул выйти и предложить помощь. Джон их не винил: кто знает, быть может, это всего лишь драка между повздорившими бродягами.

Улицы по-прежнему оставались пустынными, и никаких следов Гервеза нигде не было. У беглеца было преимущество в четыре или пять минут — именно столько понадобилось, чтобы покончить с Болдуином.

Вскоре Джон вышел к Белл-Хилл, одной из главных артерий города, ведущей к Южным воротам, но и здесь, на перекрестке, было пусто, хотя в нескольких окнах мигали зажженные свечи — самые ранние пташки выбирались из постели, готовясь к новому дню. Не зная, какое направление выбрать, коронер зашагал вверх по улице туда, где у церкви Святого Георга сходились все четыре главных дороги, ведущие от четырех городских ворот.

Здесь он наконец увидел дюжину вооруженных мужчин, торопливо продвигавшихся по улице. С ними были констебль, а позади отряда поспешал сержант. Джон окликнул их и сообщил констеблю, что один из беглецов мертв, но второй все еще на свободе и находится где-то в городе.

Он бежал и должен быть где-то поблизости, в нижнем городе его нет, — заключил коронер.

За последние пять минут никто на Хай-стрит не появлялся, сэр Джон, мы ведь по ней пришли, — вставил сержант.

Ральф Морин, другой опытный воин, принимавший участие не в одной кампании, оглянулся, осматривая главные дороги, с надеждой поигрывая обнаженным мечом.

— Скорее всего, он сейчас где-то возле кафедрального собора, — предположил он, махнув рукой в направлении церкви Сент-Петрок, стоящей в противоположной стороне.

При упоминании кафедрального собора Ральф, Джон и сержант понимающе переглянулись. Констебль вздохнул.

— Боюсь, этот негодяй попросил убежища в кафедральном соборе, — сказал он, с сожалением вгоняя меч в ножны.

Почти никто не спал, никто не завтракал, поэтому привычная трапеза в кабинете коронера над привратницкой в замке Ружмон была обильнее, чем обычно. Коронер дал Гвину два серебряных пенни, и офицер вернулся через несколько минут, нагруженный хлебом, свининой, сыром и копченой рыбой. Томас был отправлен с глиняным кувшином емкостью в галлон для пополнения запасов пива и по собственной инициативе принес немного сидра, который любил больше.

Ближе к концу трапезы в неприглядное помещение вошел Ральф Морин. Он с удовольствием принял предложенную кружку эля, хлеб и сыр.

— Я поставил людей у каждой двери собора, но не думаю, что у де Бонвилля хватит духу на вторую попытку к бегству — тем более что бежать ему некуда.

— Хватит того, что он нам устроил сегодня утром, — произнес коронер. — Впрочем, здесь, в основном, заслуга сквайра, который задержал нас достаточно долго, чтобы дать хозяину скрыться в темных переулках.

Констебль отпил пива из кружки.

— Вообще-то, на ночь ворота на территорию кафедрального собора должны запираться, но люди приходят и уходят в любое время дня и ночи. Каноники время от времени выходят в город, чтобы пропустить кружку-другую или повеселиться в женской компании; кроме того, там полным-полно нищих. Так что закрыть все ворота попросту невозможно.

— А сам собор? Он тоже всегда открыт?

Писарь, считая себя самым авторитетным источником информации по епископальным вопросам, отважился подать голос:

— Главным, западным входом почти никогда не пользуются, и он почти все время закрыт. Но по бокам западного крыла есть двери поменьше. Их часто оставляют незапертыми между службами, — а кроме того, есть дверь в молельню, и еще одна, в жилые помещения. И еще одна маленькая дверь в северной башне, рядом с трапезной каноников.

Ссутулившись на табурете, коронер расправлялся с копченой селедкой.

— Да какая теперь разница, как де Бонвилль туда попал. Главное, он теперь в соборе, и мы застряли с этим делом на сорок дней.

— А где он там прячется? — Распалившееся любопытство заставило Гвина нарушить обычное молчание.

Сидит перед алтарем в северной башне, — ответил констебль.

Что-нибудь сказал уже? — поинтересовался коронер.

Ничего, только повторяет без конца, что просит прибежища, да цепляется за край покрывала на алтаре, когда кто-то к нему подходит. Вокруг него суетятся пара каноников со своими викариями, но большие люди придут попозже, примерно через час, — говорят, должен явиться сам епископ.

Гвин соскользнул с подоконника, чтобы наполнить опустошенную кружку.

— Его в соборе кормят?

Все повернулись к Томасу, наиболее подкованному в знании этой древней процедуры.

— Деревня или округ — а в данном случае город — обязан дать ищущему прибежище самое необходимое, чтобы он не помер сорок дней. Потому-то большинство и старается побыстрее покинуть прибежище: никому не охота содержать лишний рот и обеспечивать охрану. — Говоря, он крестился почти спазматическими движениями.

Констебль издал звук, выражавший крайнюю степень отвращения:

— А нам его еще и охранять, — а это означает, что надо присматривать за полудюжиной дверей. И почему, чтоб ему провалиться, он не выбрал какую-нибудь маленькую церквушку? Бог знает, таких в Эксетере хоть пруд пруди, и все с одной-единственной дверью.

Коронер Джон рассмеялся, что с ним бывало крайне редко:

— Может, нам удастся переманить его в церковь Святого Олава. Моя женушка пришла бы в полный восторг, ей так нравится там молиться! Кстати, а как поживает наш всеми уважаемый и любимый шериф? И что он обо всем этом думает?

Морин улыбнулся, и все его лицо просветлело при мысли о неприятностях, свалившихся на голову начальника.

Ходит тише воды, ниже травы, боится голову поднять. Когда я сообщил ему, что негодяй попросил прибежища в соборе, он тут же метнулся совещаться с епископом, который, как ни удивительно, и правда последние несколько дней живет у себя во дворце. — Он устроился на краешке колченогого стола Джона и передвинул ножны вперед, чтобы они ему не мешали. — Вопрос в том, что делать дальше. Возле собора уже собралась приличная толпа. В этом городе новости распространяются довольно быстро.