– Я ничего не могу поделать, – с горечью признался сенатор. – В моем кабинете нет командных кнопок, и ты прекрасно это знаешь.

– Власть, как ветер в пустыне, – улыбнулся Юсеф, – уходит и вновь приходит.

– Будем надеяться, что он вскоре подует с нужной стороны, – заметил Джордж. У него были причины разделить оптимизм Юсефа, но ему хотелось бы более конкретных гарантий.

– Ты скоро получишь ключ к разгадке тайны, – заверил его шейх.

– Когда? – Теперь судьба сенатора Брайана была в руках молодого восточного философа, умевшего при случае проявить себя человеком действия.

– Через двенадцать часов ты получишь секретный пакет, дядя Джордж, – Юсеф, на правах друга семьи, звал его так еще со времен учебы в Беркли. – Ты найдешь в нем все, что требуется, чтобы тебя внимательно выслушали там, где нажимают командные кнопки.

– Благослови тебя бог, мой мальчик. – Сенатор принялся массировать грудь: недавняя боль оставила после себя неприятное ноющее ощущение.

Юсеф попрощался, повесил трубку и нажал кнопку. Вспыхнул небольшой телеэкран, на нем тотчас же появилось лицо молодого араба, одетого по-европейски.

– Сиад Шатль, – сказал шейх, – настал час отправить «пакет» по известному тебе адресу.

– Когда он должен быть отправлен? – спросил тот.

– Немедленно, – приказал шейх. – В течение двенадцати часов он должен быть доставлен по назначению. Я дал слово, – заключил он, подчеркивая последние слова.

Юсеф отпил глоток кофе с кардамоном, он остыл и был неприятен на вкус. С улыбкой человека, сделавшего доброе дело, молодой шейх поднялся из-за стола. Теперь наконец он сможет принять душ и отправиться на встречу с шахиней Музой.

Адмад бен Юсеф прошел через чахлый и запыленный пальмовый сад и переступил порог флигеля, занимаемого шахиней Музой. Впереди него, подобно радостной вестнице, шествовала пакистанская служанка, возвещавшая о его прибытии. Капризный женский лепет, напоминавший пение птиц на закате, чудесным образом умолкал по мере его продвижения, сменяясь торжественным молчанием. Изящные женские фигуры в легких разноцветных одеждах, сидевшие по-турецки на пышном ковре, поднялись, как стайка экзотических бабочек, и улетучились, унося с собой благоухание алоэ и амбры.

Только одна хрупкая фигурка с лицом камеи, опущенными ресницами и губами, полуоткрытыми в сияющей улыбке, осталась ждать его.

Юсеф опустился на ковер рядом с ней и поцеловал унизанные перстнями пальцы протянутой ему руки.

– Добро пожаловать в твой дом, – сказала она напевно.

– Мне тебя не хватало, как воздуха, – прошептал он.

– Теперь ты здесь.

Она ослепляла редкостной, удивительной красотой даже в европейских платьях, но в своей родной стране предпочитала арабскую одежду, подчеркивающую томность ее взгляда газели и восточную грацию. Вот и теперь на ней было восточное одеяние из прозрачного шелка густо-розового цвета, вокруг шеи обвивалось спускающееся на грудь ожерелье из бриллиантов и розовых топазов.

– Ты прекрасна, как волшебный сон. – Красота женщины, родившей ему троих детей, всякий раз поражала его с новой силой.

– Меня преображает твоя любовь.

Муза была дочерью профессора истории Оксфордского университета, она выросла и училась в Европе, а с Юсефом познакомилась в венецианском «Гранд-Отель-де-Бэнс», где была с семьей на каникулах. Юсеф прибыл в Венецию для заключения сделки с одним итальянским концерном.

Он сразу же поддался пленительному очарованию восемнадцатилетней девушки, умевшей с одинаковой непринужденностью рассуждать как о легкомысленных, так и о серьезных вещах. Муза чувствовала себя свободно и уверенно, о чем бы ни шел разговор: о соревнованиях «Формула-1» или о сложных проблемах исламского мира. Она увлекалась водными лыжами, наизусть знала Коран, ценила положительные стороны западной цивилизации, но душой следовала основополагающим началам своей родной культуры. Красота и ум гармонично сочетались в ней. Любовь поразила их с первого взгляда, и они поженились через два месяца после первой встречи.

Муза знала своего мужа гораздо лучше, чем он ее, и по едва уловимым признакам, незаметным для посторонних, угадывала его настроение. Одного взгляда ей было довольно, чтобы понять, что он обеспокоен и что на этот раз его визит будет кратким. Несмотря на неблагоприятные предзнаменования, она надеялась, что он проведет с ней ночь, но никогда бы не осмелилась об этом попросить.

– Завтра я уезжаю в Цюрих, – огорченно объявил он.

– Это невеселый город. И очень заносчивый, – она решила шуткой разогнать грустное настроение. Она готова была следовать за ним повсюду и знала, что, если бы мог, он взял бы ее с собой.

– Из Цюриха мне придется лететь в Вашингтон. – Ему хотелось, чтобы она хоть разок запротестовала, но вместо этого шахиня снисходительно улыбнулась.

– Вашингтон – это совсем другое дело, – она дважды хлопнула в ладоши, и тотчас же появилась служанка, неся на подносе молоко с шафраном и сладкие пирожки с цукатами и кориандром.

– Я был бы рад взять тебя с собой, – таким образом он просил у нее прощения и благодарил за безграничную способность к пониманию.

– Могу я узнать, что тебя тревожит? – это был дерзкий вопрос, но Муза знала, что у Юсефа от нее нет секретов. Она поднесла к губам стакан и отпила глоток теплого молока.

– Барону нужна помощь. – Он взял с подноса пирожок, поглядел на него и положил обратно.

– Бруно Брайан попал в беду? – изумилась Муза, верившая в окружавший Барона ореол неуязвимости.

– Омар Акмаль хочет убить его и завладеть Бурхваной. – Он был рад, что может доверить жене все эти тайны: ее советы всегда оказывались ценными.

– Опять насилие, – с горечью заметила она. – Насилие и кровь. – Муза была знакома с Бруно и уважала его, а об Омаре Акмале знала лишь понаслышке.

– Рука наемного убийцы унесла невинную жизнь. – Он не мог примириться с гибелью прекрасной Маари.

– Кто-то, кого я знаю? – встревожилась Муза, увидев печаль в глазах мужа.

– Маари, – ответил Юсеф.

– Дочь князя Асквинды? – недоверчиво переспросила она, надеясь на отрицательный ответ.

– Да, – подтвердил он. – Она была женой Бруно Брайана. Я только сегодня об этом узнал.

Слезы показались в глазах Музы: она молча оплакивала смерть другой женщины, которую знала только по имени.

– Ужасно, – сказала она.

– У нее остался сын. – Теперь он рассказал Музе все.

– Трагическая история, – заметила она.

– Я не знал, что они женаты, – продолжал Юсеф, – и уж тем более не подозревал о существовании сына. Помню только, как больше десяти лет назад Бруно и Маари познакомились в Париже. Она была манекенщицей и жила в мансарде на улице Изящных Искусств.

– Ты никогда мне об этом не рассказывал, – сказала она с упреком.

– Я не знал, что это знакомство имело продолжение. Думал, что все тогда же и кончилось, – он приблизился к ней и взял ее за руку.

– Ты обязательно должен помочь Бруно, – Муза прижалась к нему, ища защиты. Она не могла наглядеться на него. Как он был красив, с лицом корсара и поэта, с околдовавшим ее пламенным взглядом!

– Я хочу тебя, – взволнованно прошептал он.

Она тоже хотела его, но о силе ее желания Юсеф никогда бы не узнал, потому что мудрое женское сердце вело ее заповедными тропами туда, куда не смело проникнуть любопытство даже страстно влюбленного мужчины.

Она следила за ним из-под ресниц: привычным жестом он провел пальцем по своим густым усам. В такие минуты Юсеф многое бы отдал, чтобы узнать, о чем она думает. У него не было других жен или наложниц. Он был ей бесконечно предан и после рождения троих детей желал ее так же страстно, как в первый день. Но он робел перед нею: ее гордость и целомудрие внушали ему страх. Он знал, что, стоит ему по неосторожности сказать или сделать что-то, задевающее ее женскую гордость, она вполне способна потребовать развода и вернуться в Европу. Она отдавала ему свою преданность, но в обмен требовала любви и уважения. Это был молчаливый уговор, который ни один из них никогда не нарушал.