Холодящий порыв ветра пронесся вдруг над полем. Роман вскинул голову — на северо-западе, над сизой стеной залесенного хребта, стремительно возносилась туча. Она как бы вскипала, клубясь и стремительно меняя свои очертания. Цвет у нее был чисто-белый, но с легкой желтизной в толще.
— Снежный заряд, — безмятежно отметил Георгий. — Да еще, наверно, с градом. — Он что-то прикинул, смерял взглядом и добавил — Стороной пронесет.
Роман промолчал. В предыдущие дни он уже видел такие же тучи, приходящие оттуда же. Все они с точностью бомбардировщиков выходили на массив и над ним же и «разгружались»; дальше на юг не шли — не пускал горный хребет. Такова была арифметически точная закономерность местных воздушных течений.
Он взглянул на часы: начало третьего. Минут через пятнадцать — двадцать на тех троих, находящихся в глубине массива, обрушится вся эта пакость, именуемая снежным зарядом. Одно к одному! Роман стиснул зубы и бесцельно зашагал по краю летного поля…
К четырнадцати часам стало окончательно ясно, что район имевшиеся в его распоряжении возможности уже исчерпал. После сообщения диспетчера о неудаче с геофизическим вертолетом Ревякин тут же переговорил по телефону с райкомом, после чего — снова с диспетчером. Единодушное решение было таково: срочно выходить на город по трем каналам — Кузьмич напрямую связывается с командиром авиапредприятия, Ревякин звонит начальнику управления, райком обращается к своему вышестоящему руководству. Находящиеся в городе три различные инстанции отвечали по-разному, но смысл был один: начинаем изучать возможности, ждите…
Георгий оказался прав: снежный заряд, точно, пронесло стороной; перевалив через отроги, он ушел в сторону массива — как и предполагал Роман.
Москвич успел уже раз пять медленно обойти по периметру летное поле — его деятельная натура решительно не выносила пассивного ожидания.
— Мне это как серпом по горлу, — сказал он, в очередной раз представая перед Толей, который неприкаянно мыкался возле вертолетов.
— Ждать да догонять — хуже нет, — вздохнул тот. — Кстати, время уже к трем.
— М-да, солнце выше ели, а мы еще не ели, — угрюмо проворчал Роман и тоже взглянул на часы. — Знаешь, мы совершили крупную ошибку. Кому-то надо было сразу же идти туда, к ним. Хотя бы для моральной поддержки, как ты считаешь?
— Между прочим, и у меня тоже… — начал Толя и вдруг замолчал — он увидел, как Рассолов, спустившись из пилотской кабины, скорыми шагами направился к ним.
— Как говорил Остап Бендер, лед тронулся, господа присяжные! — прокричал тот еще издали: вид у него был по-особому оживленный. — Сюда летит «блондинка»!
— А кто это такая? — изумленно воззрился Роман.
— Что за блондинка? — удивился и Толя. Вертолетчик беззаботно рассмеялся.
— Да, вы ж не знаете! У нас в отряде есть одна машина желтого цвета, поэтому так и прозвали…
— Значит, еще один вертолет… — Роман задумчиво взъерошил волосы. — Хм, а он что, особенный какой-то?
— Да нет, такой же МИ-четвертый, только сначала он был пассажирским… — Рассолов опять засмеялся. — Но главное, конечно, не это, а кто командир…
Роман скептически прищурился:
— Ну и кто же?
Оставив без внимания его тон, Рассолов со значением, почти торжественно произнес:
— Командиром на «блондинке» летает Ахмет.
— Ого! — москвич с усмешкой глянул на Толю. — Как это там у Лермонтова? Азамат, Карагёз, Казбич… И что — он действительно такой лихой Джигит, этот ваш Ахмет?
— Ахмета Диасовича считают одним из лучших вертолетчиков страны, — уже значительно суше отвечал Рассолов.
— Даже так, да? — Роман хмыкнул с нескрываемым недоверием. — Что ж, ладно. Хорошо. С двумя лучшими мы уже познакомились, посмотрим теперь на третьего…
Молодой командир оскорбленно вспыхнул:
— Только давай без этого… без подковырок. Я ведь тоже могу… Например, поинтересоваться, почему ты, допустим, не кандидат наук…
Роман расхохотался — весело и необидно. С подкупающей непосредственностью пихнул Рассолова в бок, подмигнул:
— Извини, старик. Не сердись. Будем когда-то и мы рысаками!
— Нет, но надо же учитывать, — недовольно пробурчал Рассолов. — Москва не сразу строилась… У Ахмета опыт… больше пяти тысяч часов налета… Мне еще тянуться надо…
Заходящая на посадку светло-желтая, как яичный порошок, «блондинка» показалась Роману какой-то очень легкой, чтоб не сказать — легкомысленной. Недаром ее так прозвали.
Он машинально посмотрел на ее стоящих на земле собратьев: тускло-зеленая защитная окраска, которая одинаково роднит их и с вездеходом-амфибией и с лягушкой… узкое и высокое остекление пилотской кабины: воображению невольно рисуется доисторический ящер с глазищами выше лба — как у крокодила… В общем, возникал смутный образ чего-то такого, что неуловимо связывалось со словами: амфибия, рептилия, птеродактиль…
И вот «блондинка»… Она развернулась, продолжая снижаться, и в какой-то момент Роман увидел ее под таким ракурсом, что в голове вдруг вспыхнуло: гитара! Этот цвет… вздутый корпус… хвостовая балка, напоминающая гриф… струнная натянутость в звенящем звуке несущего винта… Что-то посветлело — не то вокруг, не то в душе, «Посмотрим, что за гитарист прибыл на сей раз и что он нам сыграет…» Роман, сам того не замечая, наблюдал за приземлением вертолета с широкой улыбкой. А когда спохватился — тут же мысленно обложил себя за неуместный телячий восторг и сделал постное лицо. Впрочем, другие продолжали улыбаться.
Вертолет сел не лучше и не хуже предыдущих МИ-4. Так же завис, подняв тучу пыли. Столь же осторожно коснулся колесами грунта. Мощно взревел напоследок, прожигая свечи на увеличенных оборотах двигателя, после чего стал постепенно затихать.
Лопасти еще продолжали свой замирающий бег, когда дверь с левой, командирской, стороны пилотской кабины отъехала назад, и некто в синем аэрофлотовском мундире ловко соскользнул вниз. Оказавшись на земле, неторопливо огляделся, затем слегка косолапо зашагал к встречающим.
Всем уже было известно, что прибыл он сейчас откуда-то с севера Читинской области, где обслуживал геодезические отряды. И было ясно, что если уж вызвали именно его, к тому ж из другой области да при этом еще какими-то непростыми путями, то человек, видимо, заслуживает того. Поэтому все ждали его приближения в уважительном молчании.
Если машина Ахмета была «блондинкой», то сам он оказался сугубым брюнетом. Среднего роста, он казался невысоким, поскольку был широк, сбит плотно. Лицо — круглое, добродушное, по-российски курносое. Взгляд небольших глаз весел и простодушен. Нет, решительно ничего не обнаруживалось в нем от гибкого и хищного, как кавказский клинок, джигита. Роман почувствовал легкое разочарование: вот тебе и Казбич с Азаматом…
— Ну, здорово, мужики! Смотри, сколько техники собралось — как в Домодедове, а? — Ахмет весело блеснул белейшими зубами. — Кое-что я уже знаю, но вы уж растолкуйте, что к чему. Вот ты хотя бы! — короткопалой рукой он сделал жест в сторону Романа, вероятно сразу углядев в нем полевика-маршрутчика.
Роман достал из полевой сумки карту и принялся обсказывать ситуацию. Ахмет слушал внимательно, молча, время от времени легонько кивал курчавой, уже начинающей седеть головой.
Все столпились вокруг и тоже слушали: построжавший Рассолов со своим вторым пилотом, невозмутимо-благодушный Георгий, Захар, Толя со своими ребятами, медсестра, врач, инженер по технике безопасности.
— Все понятно, — сказал Ахмет, когда Роман умолк. — Теперь осталось только начать да кончить, а?.. Кто полетит-то? — Он мешковато повернулся, обводя глазами собравшихся. — Кажись, многовато, все не влезем, верно? — обратился он к Захару, опять-таки безошибочно угадывая старшего в этой разношерстной группе.
— Так, — геофизик решительно кашлянул. — Врач и медсестра — эти в первую очередь. Дальше — Анатолий с Романом, я и эти ребята. Итого сколько нас получается?..
— Восемь, — подсказали ему. Инженер поспешно выступил вперед.
