Пока Гэндзи отвлекал внимание противников, Хидё и Сигеру постепенно перемещались. Теперь, если столкновение окажется неизбежным, они смогут атаковать наиболее успешным образом. В первые же мгновения схватки половина противников поляжет под их мечами и копытами их коней. С теми же, кто останется, уже можно будет справиться. Хидё припомнил одно из утверждений, считавшихся в их клане непререкаемой истиной: один кавалерист из клана Окумити равен десяти пешим самураям. Если согласиться с ним — а сомневаться у Хидё не было причин, — то преимущество на самом деле на их стороне, а вовсе не на стороне так называемых Людей Добродетели. Хидё и Сигеру быстро переглянулись, давая понять, что готовы к схватке.

А видите ее груди? — продолжал тем временем Гэндзи. — Такие неестественно полные, такие выпуклые!

Под предлогом рассказа об Эмилии он продвинулся вперед на пару шагов, так, чтоб оказаться между девушкой и враждебно настроенными самураями. Пожалуй, он сможет зарубить ближайших, прежде чем они успеют что-либо сделать. — Каждый месяц ее груди созревают. На самом деле, они зреют прямо сейчас, пока мы с вами разговариваем. Они полнятся, словно молоком, огненной восхитительной росой. Прикоснуться к ней — все равно что прикоснуться ко льду, ибо весь ее внутренний жар сосредоточен в трех местах: груди, уста и влагалище.

Эмилии стало любопытно, о чем же Гэндзи разговаривает с новыми знакомыми. Похоже, он говорил о чем-то необычайно увлекательном: большинство японцев стояли, приоткрыв рты, а некоторые даже смотрели в ее сторону. Эмилия улыбнулась им, надеясь, что ее дружелюбие согласуется со словами Гэндзи.

Старк тоже не знал, о чем говорит Гэндзи, но зато знал, что следует делать. Все три самурая Окумити передвигались так, чтоб занять наиболее выгодную для боя позицию. Очевидно, назревала схватка.

Старк сосчитал противников. Двадцать пять человек, все при мечах. Огнестрельного оружия ни у кого не было — по крайней мере, на виду. Двадцать пять фехтовальщиков — против Гэндзи, Хидё и Сигеру. Даже с учетом того, что они верхом, а их противники пешие, расклад неважный. У Старка под рукой был лишь его маленький револьвер тридцать второго калибра. Шесть пуль. Запасные патроны далеко. Был бы у него сейчас нож, он бы добавил к этим шести еще пару человек — но и нож упрятан. В самом лучшем случае, им удастся справиться с половиной противников. А вторая половина прикончит их всех. Если не придумает чего похуже. Старк взглянул на Эмилию. Она была рядом с Гэндзи. А Хэйко — чуть позади. Пожалуй, ему следует убить Эмилию первым выстрелом, а Хэйко — вторым, чтоб избавить их от мучений. Потом он застрелит ближайших четверых противников и затопчет конем столько, сколько успеет, прежде чем его самого стащат с седла. Старк был готов. Он расслабился, и мысли покинули его.

К первому самураю, опешившему на мгновение от безумной речи Гэндзи, наконец-то вернулся дар речи.

Оставь свои извращенные фантазии при себе! — рявкнул он. — Хватит с нас и вашего зловония!

Трудно понять, от кого так воняет — от ваших нечищенных лошадей, от этого животного, с которым ты спишь, или от тебя самого — настолько ты выродился!

Довольно! — не выдержал Сигеру. Он пришпорил коня и выехал вперед. Люди Добродетели выхватили мечи. — А теперь просите прощения у ваших предков, ибо после того, как мы покончим с вами, мы разрушим их алтари, выкопаем их останки и выбросим в мусорные ямы неприкасаемых!

Кольцо сомкнулось — самураи шагнули к нему и тут же попятились.

Сигеру!

Не может быть! Он же умер!

И после секундного оцепенения самураи пустились наутек, кто куда, не разбирая дороги. Лишь те двое, что вели разговор, не сдвинулись с места. Они рухнули на колени и уткнулись лбом в землю.

Прошу, примите мои извинения, — сказал первый самурай, — и пощадите моих престарелых родителей.

Мои дети — невинные младенцы. Пусть моя кровь очистит их, — сказал второй.

Они принялись действовать одновременно. Первый схватился руками за клинок своей катаны — по мечу тут же заструилась кровь из рассеченных ладоней — и вонзил его себе в горло. Самурай свалился набок. Кровь хлынула толчками — из раны, изо рта, из ноздрей, а с нею тело покинула и жизнь. Второй самурай сунул клинок в рот и с силой подался вперед. Рукоять воткнулась в землю, а клинок на половину длины вышел из черепа. Вышло так, что меч помешал самураю упасть — катана и коленопреклоненный человек образовали чудовищный треугольник, — и он умер в мучительных конвульсиях.

От этого зрелища Эмилия потеряла сознание и упала бы, не успей Гэндзи подхватить ее. Князь опасался, что сам рухнет с седла под ее тяжестью. Но, к его удивлению, девушка оказалась совсем не такой тяжелой, какой казалась на вид. Да и не такой уж крупной — если взглянуть на нее вблизи. Просто ее чрезмерно пышные формы и странная внешность искажали восприятие, потому он и оценил ее истинные пропорции неправильно.

Сигеру собрался спешиться.

Не нужно, — сказал Гэндзи.

Я должен опознать их, — отозвался Сигеру. Лицо его горело. Лишь кровь охладит его гнев.

Оставь, — велел Гэндзи. — Сейчас для всех настало время испытаний. Эти люди ошибались, но искренность их несомненна. Давайте же почтим их искренность и забудем о прочем.

Сигеру поклонился. Но когда Гэндзи двинулся вперед, он все-таки соскочил с коня. Он изучил гербы на кимоно мертвецов и запомнил их лица. Гэндзи чересчур сострадателен. Существуют слова, которые нельзя ни забыть, ни простить.

Один из покойников упомянул родителей, второй — детей. Когда нынешний кризис минует, он разыщет их и сделает то, что надлежит сделать.

Сигеру вновь вскочил в седло и пришпорил коня.

Я не понимаю! — сказала Эмилия. — Вот только что все разговаривали. Князь Гэндзи даже, кажется, шутил. А потом вдруг…

Девушку била дрожь, и она никак не могла совладать с этой дрожью. Эмилия прижалась к Старку, надеясь, что он тоже обнимет ее покрепче. Он обнял. Но это не помогло. Эмилию все равно продолжало трясти. Ей никогда и в голову не приходило, что она может оказаться свидетельницей столь ужасного и столь бессмысленного насилия. А от того, что насилие это обернулось самоубийством, становилось еще страшнее. Люди стоят и разговаривают — а в следующее мгновение вдруг кончают с собой и тем самым навлекают на свои бессмертные души вечное проклятие. Но ради чего? Эти ужасные раны, это бульканье крови! Сможет ли она когда-нибудь это позабыть? Эмилия подумала, что вряд ли, и задрожала еще сильнее.

Они думают совсем не так, как мы, — сказал Старк. Впрочем, он сам понимал, что эти слова ничего не объясняют. У враждебно настроенных самураев имелся огромный перевес в численности. Однако же стоило Сигеру произнести несколько слов, и они разбежались кто куда. Почему? Этого Старк не знал. Двое из них убили себя, причем весьма мучительным способом. Раз уж они решились на такую смерть, значит, храбрости им было не занимать. Почему же они тогда не напали, вместо того, чтоб кончать с собой? Этого Старк тоже не знал.

Князь сидел неподалеку и о чем-то совещался с дядей. Хэйко преспокойно трудилась вместе с Хидё: самурай рубил бамбук, а девушка сооружала из него шалаш. Хоть Хэйко и казалась хрупкой и утонченной, недавнее дикое происшествие явно не произвело на нее ни малейшего впечатления.

Старк понимал в произошедшем не больше Эмилии.

Я вот думаю: может, мы для них — такая же загадка, как они для нас?

Не может такого быть, — сказала Эмилия. — Наши поступки продиктованы разумом, как и предназначено Господом.

Было бы разумнее не останавливаться на ночь, — сказал Сигеру. — Те, кто разбежались, уже вряд ли вернутся. Однако же, не исключено, что нас могут нагонять другие преследователи.

Да, это было бы разумнее, — согласился Гэндзи. — Но это невозможно. Эмилия не в состоянии сейчас продолжить путь. Потрясение оказалось чересчур велико для нее.

Потрясение? — Сигеру взглянул туда, где сидела чужеземная женщина. — С чего бы вдруг ей испытывать потрясение? Она должна бы радоваться. Ведь схватка казалась соверешенно неизбежной.