А кто тогда эти люди, прятавшие под одеждой пистолеты? Они очень беспокоились обо мне.

— Должно быть, охрана. Возможно, кто-то тебя все-таки охранял.

Сигеру закрыл глаза и застыл на несколько мгновений, глубоко дыша. Потом он вновь открыл глаза и низко поклонился.

Мой господин, простите меня за то, что я так вас подвел.

Гэндзи рассмеялся.

Ты пока что меня не подводил, дядя. Возможно, нам удастся найти способ изменить ход событий.

Мы не сможем этого предотвратить. Мы можем защитить тех, кого любим, от этих страданий. Но нам не под силу остановить будущее и помешать ему терзать нас и тех, кто останется.

Так вот почему ты это сделал… — мягко произнес Гэндзи.

Сигеру напрягся. Его начала бить дрожь — сперва легкая, едва заметная. Потом она усилилась, а затем превратилась в конвульсии. В конце концов у Сигеру вырвался один-единственный сдавленный вскрик. Он рухнул на пол и разрыдался.

Гэндзи не двигался. Он ничего не сказал и не стал ничего предпринимать. Через несколько минут Сигеру сумел более-менее взять себя в руки. Гэндзи налил чаю. Сигеру принял чашку у него из рук.

Я понимаю, дядя, что это причиняет тебе боль, но этого не избежать. Мне нужно как можно больше узнать о твоих видениях. Это моя единственная возможность глубже постичь смысл собственного видения.

Я понимаю, мой князь. — Сигеру вновь стал вести себя чрезвычайно церемонно. Он цеплялся за этикет как за опору. — Время от времени, когда таков будет ваш приказ, я буду отвечать на ваши вопросы — на столько, на сколько сумею.

Спасибо, Сигеру, — сказал Гэндзи. — Ну а пока что хватит с нас видений. Давай перейдем к другим вопросам. Когда я повернулся, чтоб выйти из оружейни, ты собрался убить меня. Почему ты этого не сделал?

Меня остановила тишина, — сказал Сигеру. — Картины и звуки, непрерывно преследовавшие меня, в вашем присуствии исчезли. И я вспомнил слова, сказанные давным-давно моим отцом. Он сказал мне, что произойдет, и еще сказал, чтобы я, когда это случится, не действовал в соответствии с первым порывом.

Князь Киёри был мудрым человеком, — сказал Гэндзи. И истинным провидцем — добавил он про себя. И все же он не предотвратил собственной гибели от рук сошедшего с ума родного сына. Почему? Возможно, Сигеру сказал правду. Мы не в силах предотвратить то, что должно свершиться.

Сигеру ждал, сколько мог. Но Гэндзи так и не заговорил, и Сигеру спросил сам:

Так что же ты увидел? Что сверкало на шее у той женщины?

Это единственная деталь, которую я так и не могу вспомнить, — сказал Гэндзи. На самом деле, эта картина до сих пор стояла у него перед глазами. Но он подумал, что неразумно будет увеличивать ношу, взваленную на дядю. Довольно и того, чем он уже успел с ним поделиться.

Плохо. Это могло бы оказаться ценной подсказкой.

Да, — согласился Гэндзи. — Могло бы.

Когда князь обратился к присутствующим, Сигеру почти не слушал его. Вместо этого он размышлял о видении Гэндзи. Этому явно должно предшествовать множество событий. Как бы ни выродились самураи и как бы могущественны ни стали чужеземцы, любым завоевателям понадобится не менее нескольких лет, чтоб захватить Японию. Есть еще люди, не утратившие древней воинской доблести и готовые сражаться насмерть. Очевидно, Гэндзи к ним не относится. В видении его называли предателем. Сигеру надеялся, что это клевета.

Несмотря ни на что, Сигеру испытывал надежду. Впервые за много месяцев безудержный поток видений прекратился. За несколько часов, минувших с момента приезда Гэндзи, Сигеру видел лишь то, что и все остальные. Возможно, тот же самый таинственный механизм, что отмерял Гэндзи всего три видения, остановил наплыв безумия. Нет, Сигеру не думал, что излечился навсегда. Ожидать этого было бы чересчур. Видения вернутся. Но если в них будут перерывы, хотя бы раз в несколько дней, он сможет использовать это время и восстановить самоконтроль. В этом Сигеру не сомневался. Он всю свою жизнь занимался воинскими искусствами, чтоб при необходимости защититься от нападения. А в конце концов, что такое видение, если не нападение изнутри? Видения ничем, кроме происхождения, не отличаются от других нападений. Он не допустит, чтоб они нанесли ему поражение.

Тут до слуха Сигеру донеслось имя Хидё, и он увидел, как молодой самурай низко поклонился Гэндзи. Князь объявил об его новом назначении. Сигеру отметил, на чьих лицах отразилось недовольство. За этими людьми нужно будет присматривать. Сигеру взглянул на Сохаку. Он ждал, что тот будет потрясен и возмущен. Но настоятель монастыря Мусиндо, бывший и нынешний командир кавалерии, отнесся к этому известию с полнейшей невозмутимостью. И Сигеру понял, что ему придется убить старого друга. Назначение Хидё могло не вызвать у Сохаку гнева лишь в одном-единственном случае — если тот уже решил предать молодого князя. Но Сохаку не знал того, что знал теперь Сигеру: до тех пор, пока чужаки не завоюют Японию, Гэндзи неуязвим.

Но даже и тогда, когда этот миг настанет, Гэндзи окажется счастливчиком. Он умрет без страха, залитый кровью своего сердца, в объятиях прекрасной женщины, плачущей о нем.

Чего еще желать самураю?

Джимбо — не настоящее твое имя, — сказал Гэндзи.

А что такое — настоящее имя? — отозвался Джимбо.

Гэндзи расхохотался.

Ты — чужеземец. Однако же ты обрил голову, надел залатанную рясу дзенского монаха и разговариваешь загадками, в точности как говорил старый настоятель Дзенгэн. Это он научил тебя говорить по-японски?

Нет, мой господин. Настоятель Дзенгэн спас меня во время эпидемии холеры. А деревенские дети, ухаживавшие за мной, пока я выздоравливал, научили меня слушать и говорить.

Как неожиданно! Я уверен, что никто из них не знает ни единого иероглифа.

И я не знаю, мой господин.

Тогда твои способности к языкам выглядят еще впечатляюще. Никто из нас, прожив год в американской деревне, среди неграмотных крестьян, не выучил бы ваш язык и вполовину так хорошо, как ты выучил наш.

Благодарю вас, господин, — от лица моих учителей. Это им по праву принадлежат все ваши похвалы.

Ткань шатра на миг затрепетала под легким порывом ветра. Гэндзи взглянул на бледное зимнее небо. Уже начало смеркаться. Прежде, чем закончится час барана, они смогут выступить в обратный путь. Они доберутся к границе к тому моменту, как стемнеет, и пересекут враждебную им провинцию Ёсино ночью. В том имелось одно явное преимущество: ночью куда меньше шансов напороться на вражеский отряд. Хватит с него одной бессмыссленной бойни за поездку.

Когда ты приехал в Японию, — сказал Гэндзи, — ты был христианским миссионером. Теперь ты дзенский монах. Тогда ты называл себя Джеймсом Боханноном. Теперь ты говоришь, что ты — Джимбо. Скажи, а как ты называл себя до того, как стал Джеймсос Боханноном?

Этан Круз, — ответил Джимбо.

А до того?

До того я был просто Этан.

Полагаю, эта смена имен никак не связана с христианской религией?

Совершенно верно, мой господин.

И с дзеном тоже.

И это верно, мой господин.

Тогда с чем же это связано?

Прежде, чем ответить, Джимбо опустил взгляд и сделал меденный глубокий вдох, прогоняя энергию через тандэн, центр сосредоточения. С выдохом он изгнал из себя страх, ненависть и страсти.

Я бежал.

От кого?

От себя.

Нелегкая затея, — сказал Гэндзи. — Многие пытались убежать от себя. Но никто из тех, кого я знал, не преуспел. А тебе это удалось?