Губы ее дрожали, но она продолжала улыбаться. На миг ей даже удалось сдержать слезы.

Она так гордилась бы нами! — сказала госпожа Сидзукэ.

«Да, — хотел сказать Гэндзи. — Она гордилась бы тобой, так же, как горжусь я». Но у него пропал голос.

Что-то блестело у нее на шее. Серебряный медальон Эмилии, с изображением креста и французской королевской лилии.

Гэндзи перевел взгляд с медальона на Сидзукэ. И прекрасное лицо его дочери стало последним, что он видел в жизни.

Вы сделаете прекрасный перевод, — сказал Гэндзи.

Вы так считаете? — Эмилия зарделась от радости. — Но это будет не мой перевод, а наш общий. Вы тоже должны поставить под ним свое имя.

Вы можете написать, что я вас консультировал. Этого будет довольно. Истинный переводчик — вы.

Но, Гэндзи…

Я настаиваю.

Эмилия вздохнула. Она уже знала, что когда Гэндзи уперся, спорить с ним бесполезно. Ну, может, она еще уговорит его — потом, попозже.

Я хочу взяться за следующую часть.

Довольно на сегодня, — возразил Гэндзи. — Вы все равно не сможете единым махом перевести запечатленную на бумаге мудрость и безумие шести столетий. Нынче чудесный день. Давайте оставим все это и поедем любоваться на журавлей в зимнем оперении.

Эмилия рассмеялась — по-детски радостно.

Гэндзи понял, что навеки сохранит в душе этот смех — хрупкое, недолговечное сокровище.

Замечательная идея, — сказала Эмилия, встала из-за стола и взяла Гэндзи за руку.

Возможно, пойдет снег, — заметил Гэндзи.

Гэндзи! — предостерегающе воскликнула Эмилия. Но вместе с его именем на губах ее появилась улыбка.

Эдо скрылся за горизонтом, а затем исчезли и горные вершины, и сама Япония. «Вифлеемская звезда» плыла на восток, к далеким берегам Америки.

Старк стоял у перил, неподалеку от кормы. Он неспешно вынул свой «смит-и-вессон» из-за пояса и бросил его за борт. Затем, двигаясь еще медленнее, он извлек из кобуры свой «кольт» армейской модели, взял в руки и долго на него смотрел. Потом открыл барабан, извлек патроны, на миг зажал в кулаке. Потом разжал ладонь. Патроны посыпались в воду. Они были такими маленькими, что всплеск оказался почти неслышным. За патронами последовал барабан; за ним — все остальное. Последней полетела отстегнутая кобура.

Старк остался стоять у перил — неподвижно и очень тихо.

Он невольно прошептал: «Мэри Энн…»

И заплакал, сам того не замечая.

Хэйко стояла на носу корабля и смотрела на бескрайний морской простор. Как она будет жить в этой варварской стране, что ждет ее впереди? Она была богата — Гэндзи доверил ей целое состояние в золотых слитках. Ее опекал Мэттью Старк, на которого Хэйко вполне полагалась, и как на друга, и как на опытного воина. Но она потеряла Гэндзи. Потеряла навсегда. Она знала это.

Его прощальные слова были ложью. Гэндзи сказал, что узрел в видении, будто ему суждено стать последним князем Акакоки. У него не будет наследника. Через каких-нибудь несколько лет не станет ни самураев, ни сёгуна, ни князей, ни самостоятельных княжеств. Цивилизация, насчитывающая два тысячелетия, исчезнет буквально за ночь. Так сказал Гэндзи. Возможно, все это тоже было ложью. По крайней мере, на то было похоже. Но Хэйко это не волновало. Для нее важна была одна-единственная ложь. Гэндзи солгал, когда сказал, что присоединится к ней.

Хэйко знала это, ибо в двух своих видениях Гэндзи видел иное.

В первом видении он встретил загадочную госпожу Сидзукэ. Кто бы она ни была, она явно была не из Америки. Значит, Гэндзи встретит ее в Японии. Во втором его жена, наложница или любовница — Гэндзи не видел ее, так что это может оказаться Эмилия, Сидзукэ или еще какая-то женщина — умерла родами, едва лишь успев произвести на свет его наследника. Гэндзи ни за что не допустит, чтобы его ребенок провел детские годы вдали от родного княжества.

Он солгал, и Хэйко до сих пор не понимала — почему?

Гэндзи солгал, и тем самым обрек Хэйко на жизнь в стране, в которой Эмилия считалась красавицей. И если что-то можно было сказать о такой стране наверняка, то лишь одно: она, Хэйко, будет считаться там уродливой и отвратительной. Ее прославленная красота более ей не пригодится. Люди будут отворачиваться от нее. Ее станут презирать. Над ней будут насмехаться.

Ей не придется ждать, пока время уничтожит ее красоту. Она уже распростилась с ней в двадцать лет, оставив ее в стране, что ныне скрылась за горизонтом.

Но Хэйко не плакала.

Она не поддастся страху, отчаянью или слабости.

Как бы там ни было, она — ниндзя из славного рода Кумэ Медведя, ее дяди, величайшего ниндзя последнего столетия. И если когда-нибудь она вдруг усомнится в себе, ей нужно лишь ощутить кровь, текущую в ее жилах — и к ней снова вернется уверенность в собственных силах. Нет, она не станет рыдать, словно обычная гейша, которую покинул возлюбленный! У нее есть задание, полученное от ее господина, Окумити-но ками Гэндзи, князя Акаоки, прекрасного лжеца, который наверняка в один прекрасный день станет сёгуном.

Она не станет размышлять о своем несчастье.

Хэйко огляделась, выискивая Старка. Им многое нужно обсудить. Прежде всего, им следует обеспечить сохранность золота. Маловероятно, конечно, чтобы на миссионерском корабле кто-либо попытался его похитить, но им нужно быть предельно бдительными.

Старк стоял у кормы, у самых поручней. Он был недвижен. Когда Хэйко приблизилась к нему, его плечи вдруг задрожали; Старк упал на колени и завыл, словно смертельно раненый зверь.

Хэйко опустилась на палубу рядом с ним. Если она притронется к нему, не попытается ли он ее ударить? А если попытается, что ей тогда делать? Нет, она не будет бояться. Она плывет в неведомую страну, не зная собственного пути. Должно быть, он начался в этот самый миг.

Хэйко извлекла из-за пазухи белый шарф из лучшего шелка, ненадушенный, но впитавший запах ее тела, и протянула руку, чтоб вытереть слезы Старка.

Старк не стал драться. Когда шелк коснулся его лица и осушил слезы, Старк всхлипнул в последний раз, прикоснулся к руке Хэйко — так мягко, что она едва ощутила это прикосновение — и сказал:

Спасибо.

Хэйко поклонилась и хотела было сказать что-нибудь вежливое. Но подходящие слова не шли ей на ум. Вместо этого, когда она взглянула на его беззащитное, открытое лицо, из глаз ее тоже потекли слезы, хоть губы и сложились в успокаивающую улыбку.

Теперь уже Старк потянулся к ней. И первая слезинка, сорвавшаяся со щеки Хэйко, упала ему на руку.

И заблестела у него на ладони, словно маленький бриллиант.

А «Вифлеемская звезда» плыла, и Старк сказал: «Спасибо», и шелковый шарф в шелковистой руке Хэйко осушил его слезы, пока ее слезы катились по улыбающемуся лицу. И «Вифлеемская звезда» плыла.