Какую замечательную жену выбрал для него князь Гэндзи! И вот отныне она для него потеряна…

Хидё! — донесся откуда-то изумленный голос Ханако.

Хидё обернулся.

Ханако стояла в коридоре — то есть, в том, что осталось от коридора, — и держала в руках чайный поднос.

Переполненный внезапно обрушившимся счастьем Хидё бросился было, чтоб обнять ее, но вовремя спохватился. Вместо этого он учтиво поклонился.

Я искренне рад видеть вас целой и невредимой.

Ханако поклонилась в ответ.

Ваша забота о столь незначительной особе — большая честь для меня.

Для меня вы значите очень много, — сказал Хидё.

Хотя трудно было решить, кого эти слова поразили больше, Ханако или самого Хидё, Ханако отреагировала на них более живо. Ошеломленная их прямотой, девушка пошатнулась и едва не уронила поднос. И уронила бы, если б Хидё не ринулся на помощь. Он подхватил поднос, и при этом, сам того не заметив, коснулся руки девушки. И неожиданно Ханако почувствовала, как от этого прикосновения что-то смягчилось в ее душе.

Князь Гэндзи велел, чтоб я вернулся только завтра утром, — сказал Хидё. — После завтрака.

Ханако, поняв, что кроется за этими словами, зарделась.

Наш господин очень великодушен, — сказала она, скромно отведя взгляд.

Хидё так много нужно было сказать, что он не мог больше сдерживаться.

Ханако, по дороге в монастырь Мусиндо у нас произошла схватка с отрядом князя Гэйхо. И после нее князь Гэндзи назначил меня главой своих телохранителей.

Я очень рада за вас, — сказала Ханако. — Я уверена, что вы проявите себя на этом посту с наилучшей стороны. — И она снова поклонилась. — Прошу простить меня. Сейчас я должна прислуживать господину Сигеру и господину Сэйки. Я вернусь к вам, мой господин, сразу же, как только смогу.

И лишь глядя ей вслед — Ханако шла не кратчайшим путем среди развалин, а в точности там, где прежде находились коридоры, как будто ничего и не изменилось, — Хидё понял, что девушка назвала его «мой господин», и что теперь именно так к нему и положено обращаться. Ведь главе телохранителей полагался земельный надел. Правда, князь Гэндзи ничего не сказал по этому поводу, — но наверняка скажет на Новый год, во время официального назначения Хидё на должность.

Хидё вспомнил тепло руки, которой он коснулся несколько мгновений назад. Это было их первое касание. Он осознал, что давно уже полюбил Ханако, хотя и сам этого не понимал. А князь Гэндзи понял. И снова на глаза Хидё навернулись слезы благодарности. Какое же ему — и всем им — выпало счастье: служить господину, наделенному даром предвидения!

Он отправился взглянуть, осталось ли что-нибудь от его комнаты. Он очень надеялся, что хоть одна стена уцелела, и он с невестой обретет ночью хотя бы подобие уединения.

Ханако изо всех сил старалась сосредоточиться на том, куда она ступает. В этих развалинах так легко споткнуться! Не хватало еще оступиться и упасть на глазах у будущего мужа, в преддверии их первой близости, — что может быть унизительнее! Но все ее попытки сосредоточиться пропали впустую. Она вернулась мыслями на двенадцать лет назад и вновь услышала голос князя Киёри.

Ханако.

Мой господин.

Девочка опустилась на колени и прижалась лбом к земле, трепеща от страха. Она была так довольна, что уела этого самоуверенного красивого мальчишку, так горделиво вышагивала, так задирала нос, что не заметила самого князя.

Пойдем со мной.

Светило нежное весеннее солнышко, но девочку била дрожь. Ханако шла, опустив глаза. Она была уверена, что идет навстречу гибели. Иначе зачем бы сам князь снизошел до разговора с ней, сиротой, попавшей в этот чудный дворец лишь благодаря доброте старого Дзенгэна, их деревенского священника…

Может, этот мальчишка — родственник князя, любимый племянник? Неужто она по глупости своей сразу после появления во дворце оскорбила того, кого нельзя было оскорблять? Слезы навернулись на глаза Ханако и потекли по щекам. Подумать только — какой позор она навлечет на Дзенгэна! Он сошел со своего пути, чтоб после смерти родителей помочь Ханако, а она упустила такой волшебный случай! И все из-за своей гордости! А ведь Дзенгэн не раз ей говорил: «Не будь о себе столь высокого мнения, Ханако. Человеческое «я» — не более чем иллюзия». И она каждый раз послушно отвечала: «Да, настоятель Дзенгэн». Но не воспринимала его наставления близко к сердцу. А теперь уже поздно.

Ханако услышала лязг оружия. Они приближались к площадке, на которой тренировались самураи. Сомнений не было. Ее казнят. Как она посмотрит в глаза своим родителям, когда встретится с ними в Чистой земле? Хотя нет, об этом можно не беспокоиться. Она не заслужила, чтоб будда Амида ее спасал. Она попадет в какую-нибудь преисподнюю, и ее там будут мучать ведьма Кити, насильник Гонбэ и прокаженный Исо. Ее даже могут сделать рабыней Кити или женой Исо.

Яростные боевые вопли внушали девочке такой страх, что она шла, не смея поднять глаз, — и потому налетела на князя Киёри, который не стал входить на площадку, а остановился у ее края. Ханако поспешно отступила, но Киёри, казалось, вообще этого не заметил.

Мой господин!

Самурай, первым заметивший князя, опустился на одно колено и согнулся в неполном поклоне — так принято было кланяться на поле боя. Прочие поспешно последовали его примеру.

Продолжайте, — велел князь Киёри.

Самураи поднялись и вновь вступили в учебную схватку. Поначалу Ханако никак не могла понять, почему никто из них не падает мертвым. Лишь потом она заметила, что мечи в руках у самураев сделаны не из стали, а из тяжелого черного дуба.

Другие кланы используют для тренировок бамбуковые синаи, — сказал князь Киёри. — Синаи не причиняет никакого вреда, и потому он бесполезен. Черный дуб в руках опытного фехтовальщика может сломать кость, а иногда — и убить, даже если удар придется по доспеху. Мы тренируемся так, чтобы чувствовать дыхание опасности. Тренировка, не сопряженная с опасностью, — не тренировка.

Он взглянул на девочку сверху вниз.

Почему мы тренируемся?

Потому, что вы — самураи, мой господин.

Что такое самурай?

Ханако была искренне удивлена тем, что князь разговаривает с ней, вместо того, чтоб приказать тут же убить ее. Она была признательна князю за эту отсрочку. Стоило ей представить, как прокаженный Исо потащит ее к себе в постель, девочку начинало мутить.

Воин, мой господин.

А когда произошла последняя война?

Больше двух сотен лет назад, мой господин.

Зачем же тогда изучать столь жестокое искусство? Мы живем в мирное время.

Потому, что война может начаться в любой момент, мой господин. Самураи должны быть готовы.

Готовы к чему?

Вот. Момент настал. Ритуал завершился. Сейчас она умрет.

Стлонив голову, Ханако произнесла:

Готовы убивать, мой господин.

Вот сейчас ее голова покатится с плеч…

Но князь Киёри снова удивил ее. Он сказал:

Нет, Ханако. Это неверно. Чтоб убивать, не нужно так много тренироваться. Посмотри повнимательнее.

Девочка подняла взгляд. Мужчины били друг друга изо всех сил. Вот все, что она смогла разглядеть. Во всяком случае, сперва. Но чем дольше она смотрела, тем заметнее становилось, что самураи ведут себя в схватке по-разному. Одни двигались с сосредоточенной решимостью, даже если на них градом сыпались удары. Другие уворачивались и отпрыгивали, силясь уберечься, — и все равно получали удар. Площадка была такой маленькой, а людей — так много, что полностью избежать ударов не мог никто, как бы он ни старался. Будь эта схватка настоящей, а мечи — стальными, мало кто остался бы в живых. И когда Ханако поняла это, ответ сам пришел к ней.

Они должны быть готовы умереть, мой господин.

Князь Киёри улыбнулся девочке.

Такова участь самурая, Ханако. Это нелегко — жить в постоянном страхе.

Но ведь настоящий самурай не чувствует страха! Разве не так, мой господин?