Ну вот я наконец убил человека, мрачно подумал Стивен, вздыхая, впрочем, с облегчением. Но внезапно раздался еще один выстрел. Меткалф бросился ничком на пол около стены, за длинной деревянной наборной кассой, которая, к счастью, выдавалась вперед достаточно далеко для того, чтобы обеспечить укрытие.

На фоне яркого света, падавшего из магазина, черным силуэтом вырисовывалась фигура Дюкруа, сидевшего в своем кресле. Француз стрелял в Меткалфа, стрелял умело и довольно метко. Пуля за пулей расщепляли дерево в каких-то дюймах от головы Меткалфа. Барьер ячейки наборной кассы отвалился, и шрифт с грохотом посыпался на пол.

Меткалф нажал на спусковой крючок. Одна пуля клацнула по металлическому сиденью инвалидного кресла, вторая отлетела от колеса, а третья угодила Дюкруа прямо в лоб.

Зрелище было ужасающим. Пуля отбила от лба Дюкруа кусок кости, выбила целый фонтан крови, и изготовитель фальшивых документов тяжело осел в своем кресле.

Меткалф замер на мгновение, ошеломленный содеянным, но тут же заставил себя очнуться. Кинувшись к телам гестаповцев, он обыскал их карманы, забрав все, что там было: бумаги, значки и удостоверения личности. Все это могло ему пригодиться.

После этого он побежал к черному ходу. Нажал на ручку, дернул, открыл дверь и выскочил в захламленный переулок.

Имелось только одно место, куда он мог пойти.

База. Пещера. Ему было необходимо встретиться с Корки и доложить о том, что сейчас произошло: о предательстве Дюкруа, о провале. Коркоран придет в ярость из-за провала Меткалфа, в этом не может быть никаких сомнений, но он обязательно должен узнать о неприятностях. Не исключено, что у него даже найдется объяснение тому, что печатник так неожиданно переметнулся, это очень даже вероятно.

Меткалф должен немедленно связаться с Корки, и единственным путем сделать это была связь через каналы, через его контакты в Пещере; такова была система, изобретенная Коркораном, его метод сохранения тайны.

Он побежал, но затем, чувствуя боль в бедре, снова перешел на целеустремленный широкий шаг. Дело было не только в ране, которая оказалась поверхностной; Дерек Комптон-Джонс, радист из Пещеры, был обучен оказанию экстренной медицинской помощи и сможет обработать ее должным образом. Нет, сейчас очень важно выглядеть спокойным, солидным человеком, не вызывающим никак подозрений, идущим по своим важным делам. Если его кто-нибудь остановит – неважно, по какой причине, – он сможет предъявить бумаги любого из убитых гестаповцев. Ну и что из того, что он ничуть не походил ни на одну из фотографий; с этим он как-нибудь разберется, когда потребуется и если потребуется.

День уже клонился к вечеру, и на улицах Парижа бурлил народ. Меткалф никак не мог оправиться от потрясения, вызванного попыткой ареста и ужасным кровопролитием. Ему никогда еще не приходилось никого лишать жизни, а теперь он убил сразу троих человек. Он чувствовал себя оцепенелым, потрясенным убийством, хотя и отдавал себе точный отчет в том, что если бы он не убил этих людей, то сам лежал бы сейчас мертвым.

К тому времени, когда он добрался до здания из щербатого кирпича, в котором на первом этаже находился «Le Caveau», а этажом ниже базовая станция, боль в бедре стихла и хромота стала менее заметна. Он спустился по ступенькам к двери бара, три раза повернул рукоятку старого дверного звонка и принялся ждать, пока отодвинется в сторону заслонка «глазка», через который Паскаль, бармен, разглядывал посетителей, прежде чем впустить их.

Он ждал целую минуту, а затем повернул звонок еще три раза. Паскаль, обычно впускавший людей, не теряя времени, может быть занят, сказал он себе. Хотя вечер еще не наступил и посетителей должно быть немного – только самые завзятые пьяницы.

Прошла вторая минута, и снова никакого ответа.

Он попробовал еще раз. «Странно – подумал он. – Неужели бар закрыт?» Существовал еще один, более сложный путь проникновения на базу, известный Меткалфу. Нужно было войти в соседний жилой дом, спуститься на лифте в подвал, там открыть завернутую на болты стальную пожарную дверь, за которой начинался подвальный ход в нужное здание. Но этот ход берегли для экстренных случаев как менее безопасный: жильцы дома обязательно увидели бы входящих и у них появились бы подозрения.

Меткалф тронул дверную ручку и был изумлен, когда она повернулась и дверь открылась. Она, как правило, бывала закрытой на засов.

А внутри, что еще удивительнее, оказалось темно и пусто. Там не было ни одной души. И все же дверь отперта – в этом не имелось никакого смысла! Как только его глаза привыкли к темноте и смутные тени обрели форму и превратились в длинную деревянную стойку бара и высокие табуреты, Меткалф увидел еще кое-что, отчего у него похолодела кровь в жилах.

Несколько табуретов валялось на полу. Верх стойки был усыпан стеклом: разбитыми бокалами, опрокинутыми и расколотыми стаканами для коктейлей. Здесь что-то произошло, какой-то акт насилия.

Вступив в полутемный проем за стойкой, он увидел, что ящик древнего кассового аппарата Паскаля открыт и пуст. Ограбление?

Ограбления и кражи все еще случались в Париже, даже после того, как он вошел в полицейское государство немцев. Но этот хаос указал на что-то большее, чем простое ограбление. Он говорил о том, что здесь происходила борьба.

И никого не было! Паскаль, его завсегдатаи – все куда-то подевались.

Что же могло случиться?

Базовая станция!

Меткалф бегом бросился в глубину узкого помещения, огибая поваленные табуреты и стараясь не наступать на разбитые стекла. Сбежав по лестнице в нижний полуэтаж, он ощупью нашел чуланчик с метлами, открыл дверь.

Шагнув внутрь, он схватился за ручку метлы и потянул ее против часовой стрелки. Потайной вход в радиостанцию распахнулся. Прямо перед ним находилась стальная дверь, выкрашенная черной краской. Чувствуя, как сердце лихорадочно колотится в груди, он нажал дверной звонок два раза подряд, а потом еще раз.

«Боже, прошу тебя, – думал он, – сделай так, чтобы они были здесь!»

Он ждал в тишине, которая тоже казалась испуганной. Он уже понял, что случилось. Каким-то образом нацисты – гестапо или СД – прознали их главную тайну: местоположение станции. Кто-то им сказал. Паскаль, бармен? Возможно ли такое?

Или это был один из агентов Корки, схваченный гестапо? Но, во-первых, как этого агента могли раскрыть? Значит, где-то в сети имелась утечка!

О боже, только не это. Что ему делать теперь? Неужели все работники главной базы попали в какую-то ужасную облаву? Меткалф остался один, не имея возможности связаться с Корки.

Нет, способ должен быть! О нем должно было говориться в инструкции для чрезвычайных обстоятельств; эти зашифрованные инструкции, отпечатанные на микропленке, находились на обороте ярлыков нескольких предметов его одежды. Запасной выход имелся всегда; Корки особенно заботился об этом.

Стивен позвонил снова, тем же самым условным сигналом из двух коротких звонков и одного длинного. Снова никакого ответа.

Они тоже все ушли отсюда; теперь он был в этом твердо уверен. Их арестовали. Сеть оказалась безнадежно скомпрометированной.

Но если их арестовали… разве немцы не были обязаны устроить засаду, чтобы изловить как можно больше свободных агентов, которые вознамерились бы войти в контакт с базой? Пока что никаких признаков наличия такой засады не имелось, но ему следовало держаться настороже.

Он извлек из кармана свои ключи. Брелок представлял собой кожаный диск. Меткалф сдавил его пальцами и сдвинул верх в сторону. Диск открылся; внутри находился маленький стальной ключик, открывавший именно эту дверь.

Поворачивая ключ, Меткалф по очереди отпер три замка, размещенных по периметру двери. Когда был отперт третий замок, дверь с щелчком приоткрылась, послышалось свистящее шипение отстающей от металла резиновой прокладки.

Он не стал сразу ничего говорить, опасаясь того, что внутри все же кто-то окажется.