Первым, что он увидел, было зеленоватое свечение индикаторов и шкал ряда приемопередатчиков. Техника все еще находилась на месте, и это было хорошим признаком: если бы нацисты так или иначе выяснили местонахождение Пещеры и совершили налет на нее, то они, несомненно, забрали бы отсюда ценное оборудование.

Но где штат? Почему приборы брошены без присмотра?

В следующее мгновение Меткалф увидел фигуру за одним из пультов. Он сразу узнал его со спины: Джонни Беттс, американский оператор, непревзойденный радиотелеграфист.

– Джонни, – окликнул он, – неужели ты не слышал?

Но тут Меткалф увидел у Джонни на голове наушники, что и объясняло, почему он не слышал звонок. Меткалф подошел и тронул его за плечо.

И Джонни внезапно упал набок. Его глаза были выкачены. Лицо сделалось темно-красным, язык вывалился, словно Джонни кого-то дразнил.

Кровь прилила к голове Меткалфа. Он испуганно вскрикнул, будто споткнулся:

– Мой бог, нет!

С первого взгляда ему показалось, что на горле Джонни Беттса глубокий тонкий разрез, но, приглядевшись, он понял: то, что показалось ему раной, было на самом деле следом от веревки, оставившей черный кровоподтек.

Беттс был задушен каким-то тонким шнуром или проволокой.

Джонни Беттс был убит!

Меткалф быстро оглянулся, разыскивая других – Сирила Лэнгхорна, Дерека Комптон-Джонса. Никого не было. Бегом бросился к второй комнате, открыл дверь, заглянул, но там было пусто. Где же остальные?

Он кинулся к тамбуру аварийного выхода в соседнее здание и там, около стальной двери, которая оказалась немного приоткрытой, он обнаружил неестественно вывернутое тело Сирила Лэнгхорна с дырочкой от пули точно посередине лба.

На базу проникли через аварийный выход; теперь Меткалф знал это точно. Лэнгхорн подошел к стальной двери, и его застрелили – очень быстро и, вероятно, из пистолета с глушителем. Беттс сидел в наушниках и был занят передачей, так что ничего не слышал. По какой-то причине – чтобы не шуметь? – его не застрелили, а задушили. Кто-то подкрался сзади – налетчиков было несколько, в этом не может быть никаких сомнений, и накинул шнур или провод ему на шею, выдавив жизнь из американца.

Милостливый боже, как же это случилось?

И где же Дерек? Двое штатных сотрудников находились здесь, а его, выходит, не было? Может быть, он ушел домой, спать? Неужели – дай бог, чтобы так оно и было, – график дежурств спас ему жизнь?

Шум. Громкий рокот шин, затем визг тормозов снаружи. С улицы. Обычно шум транспорта не проникал в это звукоизолированное помещение. Но сейчас стальная дверь была приоткрыта, позволяя услышать все, что происходит на улице.

Это могли быть только нацисты, никто иной не мог наделать столько шума. Дублеры первых? Вторая команда?

Они приехали за ним.

Меткалф перепрыгнул через труп Лэнгхорна, выскочил через открытую аварийную дверь и помчался вверх по подвальной лестнице соседнего жилого дома. На бегу он мельком увидел сквозь подвальные окна, что на улице стоят три или четыре черных «Ситроена» гестапо – в этом не могло быть никакого сомнения.

Но на сей раз он знал выход.

Он ускользнул через крышу дома: перебрался еще через пару крыш и спустился в узкий переулок на задах проспекта.

Он, задыхаясь, хватал ртом воздух, кровь лихорадочно пульсировала в жилах, подхлестнутая адреналином, и он никак не мог заставить себя остановиться, чтобы подумать. Он бежал, забыв о всякой осторожности. Ему было необходимо добраться до квартиры Дерека Комптон-Джонса, предупредить его, чтобы он не шел на базу, а заодно и выяснить, что же все-таки случилось, если у Дерека будут хоть какие-то подозрения на этот счет.

В том случае, если Дерек смог спастись.

Его там не было; по крайней мере, его тела Меткалф не нашел. Комптон-Джонс работал по ночам и спал днем; остальным не повезло: им достались более ранние смены. Не исключено – дай бог, чтобы так оно и было, – что Дерек все-таки жив.

И еще одно: знает Корки об этом кошмаре или нет?

Он замедлил шаг, лишь подойдя к дому, где жил Дерек. Несмотря на строгие правила конспирации и разграничения информации, введенные Корки, Меткалф знал, где проживал Дерек. Парижская станция была маленькая, а они как-никак были друзьями. Поэтому сейчас он стоял перед магазином канцелярских товаров на противоположной стороне улицы, делая вид, что интересуется ассортиментом, выставленным в витрине. На самом же деле он поворачивал голову, ловя отражения в стекле. Простояв так несколько минут, он с удовлетворением убедился, что перед зданием не происходит никакой подозрительной деятельности: никаких припаркованных автомобилей, никаких слоняющихся без дела пешеходов. Он быстро пересек улицу, вошел в подъезд и поднялся по лестнице к квартире Дерека.

Около двери он на мгновение прислушался, а затем постучал.

Никакого ответа.

Он снова постучал, негромко сказал: «Дерек?» Если Дерек был внутри и опасался открыть дверь, он, конечно же, не мог не узнать голос Меткалфа. Но прошло еще несколько минут, а ответа все так же не было.

Он повернулся направо, потом налево: никого. Вынул из бумажника длинный тонкий металлический стержень с изогнутым концом. Это была простенькая отмычка; его обучили пользоваться ею. Вставив стержень в замок, он покачал его вверх и вниз, а потом повернул направо. После недолгого сопротивления замок сдался. Эти старые французские замки не отличались особой сложностью, с некоторым облегчением понял Меткалф. Дверь открылась, и Меткалф осторожно вошел в квартиру.

Он несколько раз бывал у Комптон-Джонса; они сидели за бутылочкой виски, пока Дерек с наивностью, исполненной обаяния юности, слушал рассказы Меткалфа о его приключениях, которые случались с ним во время работы полевым агентом… и даже – очень немного и осторожно – за дверью спальни. Для молодого британского шифровальщика Меткалф воплощал все захватывающе интересное, что имелось в подпольной войне; слушая рассказы Меткалфа, Дерек имел возможность сам, пусть опосредованно, пережить все эти приключения.

Меткалф еще раз быстро осмотрелся, позвал Дерека по имени на тот случай, если он все же был дома, но крепко заснул. Потом постучал в закрытую дверь спальни. Когда ответа снова не последовало, Меткалф открыл дверь.

Первым из того, что поразило его, оказался резкий металлический запах крови, очень похожий на тот мерзкий привкус, какой дает пенни, если подержать его на языке. Его сердце снова учащенно заколотилось. Через несколько секунд он увидел труп Комптон-Джонса и не смог подавить стон.

Тот лежал лицом вверх на полу рядом с гардеробом. Его лицо имело красновато-фиолетовый цвет старого синяка, а кошмарно выкаченные глаза тупо смотрели в потолок. Он выглядел точно так же, как Джонни Беттс. Рот у него был немного приоткрыт. Посередине горло пересекала поперек тонкая глубоко врезавшаяся красная линия – сплошной кровоподтек.

Он тоже был задушен.

Меткалф содрогнулся. На глазах у него выступили слезы. Он опустился на колени, потрогал шею Дерека, пытаясь нащупать пульс, хотя заранее знал, что пульса не будет. Дерек был убит.

– Кто это сделал? – спросил Меткалф негромким, жалобным и одновременно свирепым голосом. – Кто, черт его возьми, сделал это с тобой? Божье проклятье, кто это сделал?

Возможно, глупо было думать, что какие-то убийства могут быть страшнее, чем другие, – убийство есть убийство, в конце концов, – но Меткалф полагал, что использование удавки говорит о личности убийцы, об его особом зверстве. Но в тот же момент Меткалфу пришло в голову, что удавка дает определенные тактические преимущества. Это был способ тайного убийства, без сомнения, самый тихий способ, если, конечно, человек мог заставить себя пойти на такое. Жертва лишалась возможности издать звук, и одновременно прекращалось снабжение мозга кровью. Вы получали гарантию того, что громкого крика не будет. Однако мало кто пользовался удавкой. Убийца был не только квалифицированным, но и очень неуравновешенным человеком.