Джентльмен-краут. Нацист. «Судя по виду, он мог быть из СД». Кто-то приехал из Парижа, чтобы отыскать кого-то.

Уничтожение Пещеры – парижской станции Корки было только началом. Сеть Корки постепенно распутывалась. Каким-то образом они проследили, что Стивен добрался до Москвы.

То, что случилось с его друзьями на парижской станции, вполне могло случиться и с ним.

Кто-то ждал его в номере. В этом Меткалф был совершенно уверен.

Ждал, чтобы закончить работу по распутыванию сети Корки. Ждал, чтобы убить его.

Это засада, понял Меткалф, засада, в которую он не попадет. Оружия у него не было, о том, чтобы войти в номер, не могло быть и речи. Вниз можно спуститься и по другой лестнице, не проходя мимо дежурной со скверным характером и не пускаясь в объяснения с нею, что было бы пустой тратой времени. Он сбежал вниз по запасной лестнице, перескакивая через две ступеньки. Быстро пройдя по вестибюлю, он подошел к столу портье, безукоризненно изобразив на лице негодование.

– Проклятый ключ! – воскликнул он, держа его двумя пальцами в вытянутой руке. – Он не подходит!

– Вы уверены, что это тот самый ключ, сэр? – спросил портье. Взяв ключ у постояльца, он принялся рассматривать его. На бирке, привешенной к ключу, был крупными буквами отпечатан номер комнаты. Все было ясно как день, и ошибки быть не могло.

– А вы правильно поворачиваете его, сэр? Справа налево, против часовой стрелки.

– Это я знаю. Я не первый день живу здесь. Он не срабатывает. Я попрошу вас послать со мной кого-нибудь, кто мог бы открыть эту чертову дверь. Я очень спешу.

Клерк нажал на кнопку звонка, прикрепленную к столешнице, и из багажной кладовой у него за спиной появился мальчишка лет пятнадцати, одетый в ливрею, – очевидно, посыльный. Последовал небрежный обмен фразами (естественно, по-русски), а затем посыльный, робко кланяясь, подошел к Меткалфу и взял ключ. Меткалф проследовал за ним в лифт. На четвертом этаже они вышли, миновали дежурную, которая удивленно посмотрела на них, но ничего не сказала, и прошли по коридору к номеру Меткалфа.

– Эта комната, сэр? – спросил посыльный.

– Попробуйте открыть замок. У меня ничего не получилось. – Говоря это, Меткалф стоял за спиной посыльного. Если неизвестный немец дожидается его в комнате, услышав голос молодого человека, он не станет стрелять – если, конечно, он собирался покончить с Меткалфом при помощи огнестрельного оружия. Если внутри находится нацистский убийца, его, конечно, сдержат вовсе не гуманные соображения вроде лишения жизни невинного человека, а чисто практические. Излишнее кровопролитие всегда было проклятием для любого профессионального убийцы и неизбежно создавало гораздо больше проблем, чем решало. Молодой посыльный должен послужить Меткалфу щитом.

Когда посыльный повернул ключ в замке, Меткалф отодвинулся еще дальше в сторону, уйдя из поля зрения любого, кто мог находиться в комнате, и, таким образом, гарантированно не попадая на линию огня. Он напрягся, готовый броситься наутек при звуке первого же выстрела.

Естественно, посыльный легко отпер замок и, удивленно глядя на Меткалфа, распахнул тяжелую дверь. Меткалф почувствовал, что его сердце забилось чаще.

– Все в порядке, сэр? – вопросительным тоном произнес посыльный. Он застыл в открытой двери, глядя то в комнату, то на иностранца. Очевидно, он ожидал чаевых, хотя официальные правила и даже политика были очень против таких подачек, видя в них капиталистическую заразу.

– Я ценю ваше усердие, – сказал Меткалф, – и не знаю, почему бы мне не отблагодарить вас за него.

Он вынул пятидолларовую купюру и, подойдя к молодому человеку сзади, хлопнул его по плечу, а сам, стоя за его спиной, изучал комнату.

В номере было пусто. Никого.

Ванная.

Дверь ванной была чуть приоткрыта. Уходя, он оставил ее открытой настежь, а теперь она была почти закрыта. Это, конечно, ничего не значило, поскольку в его отсутствие номер убирали и горничная обязательно заходила в ванную.

– Послушайте-ка, раз уж вы здесь, – сказал Меткалф, продолжая подчеркнуто уважительно обращаться к подростку, – то, может быть, не откажетесь помочь мне достать кое-что тяжелое? Убийственно болит спина.

Посыльный пожал плечами: конечно, почему бы и нет?

– Мой проклятый чемодан стоит в ванной, так что, если бы вы вытащили его оттуда, у меня нашлась бы для вас еще одна такая же бумажка. – Он вручил мальчишке пять долларов. Для подростка это было не просто хорошие чаевые, но и немалые деньги, так что желание заработать еще оказалось непреодолимым. Посыльный быстро зашагал к ванной. Меткалф держался сзади сбоку, уходя с линии огня.

Посыльный распахнул дверь ванной, заглянул внутрь и сказал:

– Сэр, я не вижу никакого чемодана.

– Неужели? Наверно, горничная куда-нибудь переставила его. Извините.

Но молодой служащий вдруг застыл на месте; его глаза широко раскрылись. Он сделал еще шаг, оказавшись в ванной, и вдруг завопил:

– Боже мой! Боже мой!

Меткалф метнулся к ванне и увидел, на что уставился посыльный, продолжавший вопить все громче и громче.

Лицо, видневшееся над краем ванны, налилось кровью так, что стало фиолетовым, глаза выкатились, изо рта свисал темно-лиловый язык. Меткалф с трудом узнал это лицо.

У него вырвался возглас, когда он, подскочив к ванне, прикоснулся к щеке Роджера Мартина и почувствовал липкий холод, который сказал ему, что Роджер был бесповоротно мертв уже в течение нескольких часов. Темная тонкая полоска, делившая горло Роджера почти пополам, показалась ему очень знакомой.

Точно такие же странгуляционные линии Меткалф видел всего несколько дней назад в Париже.

Посыльный, пятясь задом, выбрался из ванной; его трясло, и двигался он почти бессознательно. Он наконец-то перестал орать, но на его лице все еще сохранялось выражение панического ужаса.

Меткалф, однако, почти не замечал этого. Он пребывал в состоянии глубокого шока. «Мой бог», – беззвучно шептал он. Увиденное было ужасно, неправдоподобно, непереносимо.

Парижский кошмар повторился снова.

Они убили Черпака.

У него не оставалось никакого выбора, не могло быть никаких вопросов насчет того, что нужно делать. Он должен убраться отсюда, прежде чем посыльный позовет на помощь, прежде чем явятся советские власти – читай, НКВД – и его допросят, обыщут и посадят под замок. Даже находясь в отупении, овладевшем им в тот момент, когда он увидел убитого друга, Стивен мог четко представить себе всю цепь последствий. Поддельные секретные документы обнаружат или на нем, или в любом месте, куда он может попытаться их спрятать, и ни одно объяснение, какое он сможет сочинить, ни в малейшей степени не удовлетворит власти.

Больше того, он не имел никакого объяснения, которое могло бы удовлетворить его самого.

Обдумывание, осознание этого ужаса должно было подождать. Меткалф стремительно побросал несколько предметов одежды в дешевый фибровый чемоданчик, купленный накануне, повернулся и выбежал из комнаты.

Без передатчика он не имел никакой возможности связаться с Коркораном, вернее, не мог сделать это быстро. Даже хваленый черный канал оказался не застрахованным от подслушивания. Дипломатическая почта, вероятно, тоже не гарантировала безопасность. Единственный оставшийся способ войти в контакт с Корки состоял в том, чтобы попросить Амоса Хиллиарда составить шифрованное сообщение с использованием самой безопасной криптографии, доступной ему, и послать шифротелеграмму. Хиллиард согласится сделать это, хотя и неохотно.

Как бы там ни было, но он должен связаться с Корки. Проникновение в сеть уже дошло до Москвы, а это указывало на то, что утечка происходила на опасно глубоком уровне.

И тут его словно ударило громом. Он попытался отогнать эту мысль как ошибку, порожденную тем ужасным впечатлением, каким явился для него вид убитого давнего и близкого друга. Но он чувствовал, что эта мысль сгустилась ледяным комом у него в желудке, и не мог отказаться от нее.