Сотрудник ФБР глядел на него с каменным выражением лица; Меткалф знал этот взгляд. Это был взгляд профессионального следователя, знавшего силу настороженного молчания.

– Сами посудите, я видел, как вы разговаривали с вашим другом из ГРУ. Кажется, Кундров, да? Возле Дома оперы. Или вы думаете, я не знаю, что вы работаете с ним?

– Работаю с ним, вы сказали? Послушайте, вы все перевернули с ног на голову. Он работает с нами – помогает нам со значительным риском для себя!

Нолан коротко и ехидно хохотнул.

– Слыхали байку о парне, который нашел гремучую змею на снежной вершине горы? Гремучая змея говорит: «Я здесь замерзаю, я голодная. Отнеси меня в долину, и я обещаю, что никогда не буду вредить тебе. Я не такая, как другие». Ну, парень уши развесил, тащит ее вниз, но как только они оказываются в долине, змея кусает его в задницу. Парень возмущается: что, мол, ты же обещала! А змея говорит: «Эй, а ты что, не видел, с кем имеешь дело?».

– Спасибо за анекдот из жизни животных. Но если мы не расставим сигнальные огни как полагается, я хочу сказать, не расставим прямо сейчас…

– Я хочу только сказать, что нельзя верить ничему, что они говорят. Все делается с целью, а цель всегда одна – манипуляция. Посеять разногласие. Настроить людей против их настоящих друзей. – Нолан сделал паузу. – Так что он говорил вам обо мне?

– Что? – Растерянность Меткалфа улеглась, уступив место раздражению. Он снова поглядел на часы. – Мы о вас совсем не говорили. Да и с какой стати? – Произнеся эти слова, он сразу же вспомнил, что Кундров как раз говорил о Нолане: «Он показался мне знакомым. Где-то я видел его лицо… Возможно, в одном из наших фотоархивов».

– Ни с какой, – спокойно согласился Нолан. – Это так; я парень впечатлительный – если чего померещится, так я должен разобраться. А что, я не прав?

– Если вы думаете, что я подорвал оперативную безопасность, то вы просто спятили, вот что я скажу!

– Успокойтесь, деточка. – Нолан продолжал пристально всматриваться в лицо Меткалфа и через нескольких долгих мгновений одарил своего младшего собеседника улыбкой и подмигнул, как будто желал заверить, что его подозрения рассеялись. – Я только должен был узнать наверняка.

– Послушайте, вы собираетесь помогать мне или нет? – спросил Меткалф, с трудом, по одному выдавливая из себя слова.

– Так вот, все искусство шпионажа заключается в том, чтобы заставить людей выполнять вашу грязную работу таким образом, чтобы они сами этого не сознавали, – продолжал Нолан, как будто и не замечая, что его перебили. – Русские в этом большие мастера. Вот в чем дело. За последние несколько недель я узнал о существовании сети шпионажа. Очень большой и очень засекреченной. Она работает в разных точках Европы и даже в США и представляет колоссальную угрозу последовательному осуществлению американской внешней политики. Даже «стука» [103] над Вашингтоном не мог бы нанести большего ущерба.

– Христос! Чип, вы уверены в этом?

– Уверен так, словно своими глазами все это видел, мой друг. Но мы не сидим сложа руки. Разматываем цепочку. Выдергиваем одного паскудника за другим. Мне осталось выяснить еще одно имя, и мы пойдем в атаку. Очень уж много развелось этих темнил. Я говорю о сети, состоящей из высокопоставленных американцев и европейцев, многие из которых принадлежат к старым почтенным семействам, а кое-кто даже пролез во власть. Вот уж ловкость так ловкость!

– Но если Советы сплели такую сеть…

– Я не говорил, что это сделали они. Вовсе нет. Вы случайно не помните любимый вопрос товарища Ленина: кому это выгодно? Если ты получаешь выгоду от существования такого вот шпионского кодла, то совершенно неважно, кто его сколотил.

– Но почему же Корки никогда не упоминал о такой сети?

– Возможно, потому, что сам входит в нее. – Нолан подмигнул и еще на шаг приблизился к Меткалфу. – И вы, кстати, тоже.

Меткалф услышал, как в голове у него оглушительно запульсировала кровь.

– Вы хоть понимаете, насколько безумно это звучит? У нас совершенно нет времени разбираться в ваших параноидальных фантазиях. И когда вы в следующий раз захотите выдвинуть подобные обвинения, я бы предложил…

– А вот что вы должны оценить, так это то, что я слежу за движением информации. И знаю порядок этого движения. Можете поверить, у меня есть такие входы в эти дела, каких вы даже представить себе не можете. Русские разведчики взломали шифр, о котором мои друзья из Sicherheitsdienst говорили, что его невозможно раскрыть, и тут же ГРУ посылает в Берлин своего парня, чтобы тот изловил меня. Что мне еще известно: вы звоните по телефону Корки, который, в свою очередь, связывается со мной и под дурацким предлогом подачи сигналов отправляет меня на Бранденбургскую студию с фонарями и фальшфейрами. – Нолан медленно покачал головой и скорчил неприязненную мину. – Извините, но я не куплюсь на это. Как и на всякое прочее дерьмо, которое мне попытается всучить Корки. Надеюсь, я ясно выразился, Джеймс… или вас лучше называть Стивен?

Меткалф был потрясен. Мои друзья из Sicherheitsdienst. Внезапно ему действительно все стало ужасающе ясно.

Нолан был предателем.

Все провалы устроил Нолан.

– Иисус Христос! – воскликнул Меткалф. – Так это вы… Это вы погубили их всех! – У него закружилась голова.

Оружие – «кольт» калибра 0,45 дюйма – каким-то образом материализовалось у Нолана, который крепко держал его обеими руками; Меткалф даже не заметил, как это произошло. И дуло смотрело точно в лоб Меткалфу.

Телефон зазвонил, звук был громким и трескучим.

Светлана Баранова лежала в кровати, со страхом слушая, как звонил телефон. Она знала, что означает этот звонок, и от этого ей делалось еще страшнее.

После трех звонков телефон умолк – вероятно, трубку снял кто-то из слуг. Наступила тишина. Светлану била дрожь. Она уже упаковала вещи и была готова.

Через несколько минут в ее дверь постучали.

– Да?

Дверь медленно приоткрылась. Показался Экберт, один из лакеев Руди, одетый в халат, с растрепанными со сна волосами. Неуклюже поклонившись, он сказал:

– Entschuldigen Sie[104], мадам, очень сожалею, что пришлось вас потревожить, но вас просят к телефону.

– Парни с парижской станции… Без вас нацисты никак не смогли бы добраться до них. Роджер Мартин… Амос Хиллиард… Это были вы! – Меткалф чувствовал, что его сердце стучит с перебоями.

Румяное лицо Чипа блестело от пота. Его водянистые серые глаза казались мертвыми.

– Ты слишком уж высокого мнения обо мне, приятель. Я только указываю СД нужное направление, называю им имена и местоположение – когда хорошенько изучу материал. Они имеют своих людей, которые занимаются уборкой…

– Уборкой… – эхом отозвался Меткалф. Перед его мысленным взором встало ужасное видение задушенного Черпака Мартина. И Амоса Хиллиарда. И Дерека Комптон Джонса, и Джонни Беттса в Париже… Лишь теперь на него накатила волна гнева. Он смотрел на дуло оружия, нацеленного прямо на него. Оно походило на глядящий в упор жестокий черный глаз. Он перевел взгляд на лицо Чипа, глаза которого тоже походили на два темных отверстия, просверленных в металле. – Уберите оружие, Чип, – сказал он.

– Видите ли, иногда патриотам придется делать не слишком благообразный выбор, – сказал Нолан. Оружие в его руках не дрогнуло. – Мир не отличается добротой. Приходится выбирать, на какую сторону встать.

– На какую сторону! – взорвался Меткалф. – А вы находитесь на… на какой стороне? На стороне фашистов? Нацистов? Адольфа Гитлера?

– Я нахожусь на стороне реализма, дружочек. Я нахожусь на стороне более сильной Америки. Не мягкотелого социального государства всеобщего благоденствия, в которое Рузвельт и его просоветские сторонники нового курса попытались превратить Америку. Знаете, Меткалф, не будь вы так ослеплены тем, что происходит рядом с вами, вы, возможно, могли бы обратить внимание на бесспорные и очень нехорошие факты. В Вашингтоне на службе состоят тысячи коммунистов, и Рузвельт знает об этом. И что же он говорит? Он говорит: «Среди моих лучших друзей есть и коммунисты». Кто его ближайший советник?